Я убираю телефон в карман, продолжая наблюдать, как на шапки соседних зданий, кружась, оседает снег. У меня есть еще минуты три-пять до того, как Дима с грузчиками сюда поднимутся. Вывезти все за один раз было его личной инициативой, что для меня стало знаком: теперь он понял, что у нас действительно все.

На душе тяжело, хотя это было неизбежно. Ведь Новый год наступает уже завтра. В канун праздника каждый, наверное, так или иначе рассчитывает на чудо, а чудо, как известно, не подразумевает поездку на другой конец города, чтобы вернуть вещи той, кому еще недавно признавался в любви.

— Здравствуйте… — я неловко отпрыгиваю назад, пропуская крупного мужчину с коробкой в руках. Вытягиваю подбородок и нахожу взглядом Диму, стоящего в подъезде. — Привет… Будешь заходить?

Он дожидается, пока грузчики освободят проход и, шагнув внутрь квартиры, без слов протягивает мне бумажный пакет. Внутри лежат шкатулки с моими украшениями, туалетная вода, блокнот и телефонная зарядка.

— Они вроде бы все собрали, но если чего-то будет не хватать — позвонишь, — механическим голосом произносит он, глядя будто бы и на меня, а будто бы и мимо.

— Спасибо, — тихо отвечаю я и, окончательно смутившись, отворачиваюсь, чтобы куда-нибудь пристроить полученное.

Да, очень тяжело. Потому что сейчас и происходит наше настоящее расставание. Ни тогда, когда я призналась в измене, и ни когда ночью, трясясь от позора, в соседских тапочках заходила в лифт, а именно сейчас, когда взаимные вина, обида и ярость наконец иссякли. Было бы проще, не знай мы друг друга так долго. Полтора года отношений, потерпевших фиаско — с кем не бывает? — не сложилось. А у нас все иначе. Мы были друзьями до того, как все испортить.

Пакет я кладу на комод, остается только обернуться. Обнять бы его крепко- крепко и извиниться за то, что все вот так… И в шутку посоветовать порадоваться, что избавился от такой педантичной зануды как я, которая постоянно хотела быть сверху и, получив это, все равно оставалась недовольной. Адиль прав. Мне нужен тот, кто может дать отпор. Карина бы наверняка и здесь озвучила какой-нибудь сложный психологический диагноз, но что поделать? Так мне действительно интереснее.

— Как Новый год справлять будешь? — покачнувшись на пятках, спрашиваю я.

— Не знаю пока. С родителями двенадцать встречу, а потом может быть доеду до Сени. Они с Андреем в баню собирались и на снегоходах.

— Отличный план, — моя улыбка искренняя. Сейчас я бесконечно благодарна гаденышу Сене за то, что он есть, и Диме не придется встречать праздник одному. Могут даже как следует перемыть мне кости в бане — не жалко. Хочу, чтобы у него все было хорошо.

— Тебя спрашивать не буду, — говорит Дима после запинки и даже усмехается немного. То, что он способен шутить тоже обнадеживает. И вообще пока все идет хорошо.

— Я все равно еще не знаю.

Слегка улыбнувшись ему в ответ, отвожу глаза. Топот в прихожей то появляется, то стихает. Сколько всего там коробок? Пять? Восемь? Вещей у меня не так уж и много было. Тем более, что часть я собирала ночью в подъезде.

— Ты в «Дартс» все очень красиво сказал, — признаюсь полушепотом. — Мне жаль, если я вдруг поставила тебя в неудобное положение.

— Нормально все. В публичных выступлениях всегда есть риск облажаться. Как-нибудь в другой раз выпью шампанского.

В груди тоскливо колет. Мне будет этого не хватать. Диминого умения красиво выражать мысли и его положительности. Надо ли выразить надежду, что мы сможем видеться и остаться друзьями? Не стоит, пожалуй. Мое положение куда выгоднее его и такое предложение может сойти за милостыню.

— Я в тот день напился с горя, — произносит он вдруг с тихим смешком. — Голова с утра трещала ужасно.

Я бы хотела уметь как он: не бояться подставляться. Получив удар, запросто признаться в своей боли, а не кусать в ответ. Почему-то подобное часто воспринимается как слабость, хотя на деле в этом заключена огромная сила. Уметь не прятать душу, даже когда она кровоточит. Благодаря этому, я теперь твердо знаю, что Диму мой отказ не сломал и он все тот же нормальный парень.

— Я желаю тебе счастья. И тоже хочу попросить извинения. За все. Надеюсь, скоро наступит день, когда ты поймешь, что все случилось к лучшему. Главное не сомневайся, что ты как никто достоин любви.

От этих слов, идущих от души, глаза ожидаемо мокнут. Еще чуть-чуть и я действительно брошусь ему на шею.

— Да я и не сомневаюсь, — охлаждает мой порыв Дима. — Конечно, все у меня будет в свое время.

Вот она, разница между теми, кто в детстве получил достаточно любви, а теми, кто нет. Когда уехал Адиль, мне на полном серьезе казалось, что в жизни больше не будет ничего хорошего. У Димы не так, и это просто прекрасно.

— Ну что, — он оборачивается в сторону входной двери, где уже около минуты не раздается ни звука. — Парни вроде все перетаскали. Я пойду.

— Конечно, — с готовностью киваю я. — Иди. Если что-то вспомню — я тебя наберу… — неловко похлопываю себя по карману джинсов в подтверждение. — И если что-то из твоих вещей найду, тоже. Номер же не собираешься менять?

— Да нет, не собираюсь.

Мы вместе идем в прихожую. К моим губам намертво прилипла легкая полулыбка. Почему-то без нее я не мыслю эти проводы. Наверное, не хочется, чтобы они выглядели грустно.

— Я там машину бросил прямо возле подъезда, — бормочет себе под нос Дима, завязывая шнурки. — Надеюсь, никого там не закрыл.

Выпрямившись, смотрит мне в глаза.

— Пока, — тихо выговариваю я, удерживая на лице выражение Джоконды. — Еще увидимся.

— Мне кажется, что ты со временем будешь жалеть, Даш. Счастливой он тебя вряд ли сделает.

Полуулыбка никуда не делась, не дрогнула даже. Опровергать эти слова — делать Диме только больнее, так что пусть думает как хочет. Они совсем ничего о нем не знают, как и о том, что счастливой с ним я уже была совсем недавно.

Дав себе несколько минут, чтобы осмыслить официально состоявшийся разрыв, я принимаюсь за коробки. Физический труд помогает отвлечься — это я давно заметила.

Одежду отправляю в стирку. Кажется правильным входить в новую жизнь, предварительно стерев следы прошлого. С украшениями выходит немного хуже. Начав раскладывать их на комоде, я против воли окунаюсь в воспоминания. Эти серьги с каплевидными бриллиантами дарил мне Дима на окончание ординатуры. Помню, Ксюша ими очень восхищалась — она у нас главный ювелирный ценитель. Потом он повез нас в ресторан и кучу тостов наговорил в мою честь. И все сам, без намеком и подсказок. По-настоящему за меня радовался.

Защелкнув бархатную коробочку, я в нерешительности смотрю на следующую. Кто знает, как много воспоминаний она в себе хранит?

Спасает звонок в дверь, от которого сердце волнительно екает. Кто это? Доставку я не заказывала, если только…

— Привет, — от неожиданности я розовею, ощущая, как пульс радостно разгоняется. — А я думала, ты у мамы задержишься.

Адиль переступает порог, на ходу стягивая со лба бейсболку с каплями подтаявшего снега на ней.

— Она уснула быстро. Ты вроде сказала, что дома будешь, поэтому я не стал звонить.

И потом, будто спохватившись, смотрит. Ничего? Нормально?

А я улыбаюсь как дура, что по моему лицу и без того становится понятно: нормально конечно. Очень тебе рада.

Дима всегда предупреждал о визите, даже если мы о встрече заранее договаривались. Но так мне будто бы нравится гораздо больше. Когда сюрприз.

— Кофе будешь? Или кушать?

— Давай кофе. Может, поедем куда-нибудь перекусить? «Раджа» вроде нормальное место, Робсон говорил.

Я кусаю губы от растекающегося по телу предвкушения. Хорошими заведениями меня давно не удивить, а вот походами туда с Адилем — да. «Радж» действительно отличное место. Там в кабинках удобные диваны и полумрак, и можно беспрепятственно обниматься.

— Я быстро соберусь, — обещаю я и спохватываюсь. — А ты точно туда хочешь? Может быть, лучше в чайхану?