Она упирается лбом в его плечо.

— Так пасть в моих глазах! Разом!

— Я бы пал еще ниже, если бы побежал от кого-нибудь из них.

Алекс смеется еще громче, вытирая сбегающие по щекам слезы. Очень хорошо у нее получается представить это.

— Поехали домой? Ты расскажешь мне по пути, кто придумал все это? Типа свидание!

Клейтон какое-то время смотрит на улыбающуюся женщину, решая, а стоит ли признаваться, что это на самом деле было именно оно?

— Это так невероятно?

— Да. Пожалуйста не смотри на меня так. Клейтон!

Маркиз «Карабас-Барабас» идет за ней, поднимаясь обратно в гору, прямо к парковке при ипподроме. Он открывает перед ней, дожидаясь, когда Алекс поравняется с ним.

— Хотел, чтобы ты развеялась и стала думать хоть немного о себе. Понимаешь? Не думал, что перед глазами у тебя такой пример.

Алекс не спешит садиться в салон, складывая руки на ребре дверцы.

— Ты, наверное, не поверишь мне, Клейтон, но я та еще эгоистка. Все, что происходит в моей жизни в последнее время результат моего самолюбия.

— Ты ведь поняла меня.

— Да. Но и я тебе говорю о том же. Я могу расслабиться, жить так как живут все, в простом ритме. Однако…

— Ты превратилась в типичную домохозяйку.

Американке не нравятся эти слова, так что она едва справляется с возмущением, погасив его за неровным вздохом.

— Так ты видишь это?..

— Я вижу, что ты стараешься и, скорее всего, каждое твое слово и действие направлены в сторону одной цели, но может не стоит забывать жить? Понимаешь?

Алекс долго смотрит ему в глаза. Она понимает. Это очень мило и трогательно, а еще сдержанно, воспитанно и даже садняще, но только сперва. Ей нужны эмоции, а не намеки и домысливания.

— Я не выгоню тебя и Анну.

Он обходит дверь и встает рядом с ней, вновь разворачивает к себе, держа за тонкую талию в этом прекрасном белом платье.

— Я ни разу не говорил тебе о деньгах…

Она поднимает на него глаза. Чувствуется, что вскидывается в ответ на это.

— Причем здесь это? Я тоже ни разу об этом не упоминала.

— Алекс! Ты дашь мне договорить? Ммм?!.. Спроси еще раз почему я злюсь?

Она качает головой. Все она знает и так, однако, все равно делает это.

— В том и дело. Ты можешь попросить что угодно для Анны и у тебя на лице столько проклятой решимости, вот прямо идет она красной строкой, как в прямом эфире на BBC: «я все ему отдам!»

— Ты пойми я американка и это у меня в крови! Мы независимые. Меня так воспитали и..

— Нет больше такой страны! — отвечает он резче, чем хотелось бы.

Он знал об этих причинах, надеялся, что причина только в этом.

— Даже когда она была на карте, вспомни с чего все начиналось, чей флаг реял на флагштоке?

— Ох, я думала мы никогда не заговорим об этом!

— Неужели приготовила бы вопросы?!

Алекс кивает и одним лишь движением подбородка показывает ему, продолжай, что хотел сказать раньше. Он рассержен, возмущен и да, все-таки восхищен. Эта американка быстро научилась королевским жестам.

— Скажи, разве мы договаривались о чем-то таком? Может я требую от тебя чеки и что-нибудь еще?

Он проводит по линии ее скул. Ему нравится, когда она вот так смотрит на него. За все время было всего пару таких моментов и этот третий.

— Это и правда было свидание, — произносит она медленно, закусывая идеально очерченную губу.

Клейтон не отвечает ей на этот «не вопрос». Ему тоже понравилось, план был другой, реальность предвосхитила все. На те считанные минуты, что они разговаривают друг с другом они, пожалуй, окупили все.

— Дружеское. Я не встречаюсь с женщинами, у которых материнских гормонов больше сорока процентов от всех, что должны быть в организме.

Взгляд Алекс ужесточается, и она говорит ему тихо, сухо, взвешенно, совсем как его бабка в детстве.

— Маркиз, отвезите меня домой, будьте так добры или вызовите мне такси. По мне так лучше второе.

Клейтон усмехается, усаживая ее в салон. Он тоже кое-что знает о ней — она веселая и шутки у нее порой очень реалистичные. Он не сразу привык к ним, воспринимая как-то уж слишком буквально.

— Дело не только в Анне, — проговорила она на полпути к поместью. — У меня есть Паоло.

Клейтон тормозит на обочине. Вот это неожиданно. Он что-то пропустил. Как мог не заметить?.. Она стала встречаться с мужчиной, а он не заметил этого?

— Прошел год. Целый год! Ты представляешь?! Сначала он был один там, а теперь один здесь. Одно сплошное выживание, на материке, в приюте. Поэтому я спешу. Хочу найти работу. Чтобы ты там не говорил, я не могу просить тебя за него. Это за гранью.

Клейтон вновь заводит авто. Он и не надеялся, что получится вот так скоро растормошить ее. Даже не думал о чертовой романтике. Но кажется, что у него отлегло. Паоло — это мальчик, что спасся вместе с ней.

— Посмотрим, что можно сделать с этим.

— Я хочу поехать вместе с тобой.

Я ничего не понимаю. НИЧЕГО. Только так и большими буквами. Мне надоело все понимать. Я вампир или кто? Моя вредность дала знать о себе не внезапно. Я многое передумала за эти дни и недели. Паоло перевели в другой приют, после того как последовала череда проверок с подачи Министерства образования, а равно благодаря усилиям Клейтона. Обнаружилось много всякого, грязного, жестокого, просто непостижимого. Мальчишка сбегал, но его с завидным упорством возвращали обратно и его ад продолжался.

— Ты понимаешь, что за ним могут наблюдать?

— То есть твое внезапное появление…

Теперь он в Лондоне, всего в нескольких часах езды от Эйнтри и я очень хочу увидеть его.

— Не внезапное. Дипломаты тоже люди. Министерство международных дел тоже грешит жестами доброй воли.

— То есть твое появление не вызовет никаких вопросов? — договариваю я, рассерженная тем, что он переби меня.

Я слежу за ползающей по пледу Анной. Малявка уже ходит во всю и все мечтает смотаться куда-нибудь без вечной опеки взрослых.

— Анна. Возвращайся.

Я не могу поверить, что все происходит вот так быстро. Ей всего девять месяцев, а она вовсю тянет на полтора, а то и два и ни в коей мере не желает слушаться, пытаясь скрыться за воротами загона для лошадей. Лошади ее не боятся и как-то по-доброму воспринимают ее, тогда, как на меня реагируют с явным беспокойством. Они боятся меня, а я их. Все по-честному, но не для Анны.

— На жесты не скупятся атташе, но уж никак руководители департаментов.

Я поднимаюсь, откладывая фотоаппарат в сторону и иду за бегущей девчушкой, успевая подхватить до входа в стоило. До ближайшего «взрослого» пони ей еще бежать и бежать, но я не хочу рисковать и испытывать судьбу.

— Анна!

— Мама! — говорит она с нажимом, явно сердясь за то, что я все-таки успела догнать ее. — Очу! Ошачки!

— Тебе стоит еще немного подрасти и тогда будут тебе лошадки.

Она пытается вырваться, а потом, понимая, что я непреклонна тянет руки к Клейтону, с повисшими на темных ресниц слезами. Актриса! Вот где актриса! Знает, что он ведь ненавидит все это мракобесие со слезами и делает все, чтобы он уступил ей только бы не было этого невыносимого фактора.

— Позже!

Бессмертный только улыбается в ответ на мой возмущенный взгляд.

— Никаких «позже» и когда уйдет мама!

— Я имел ввиду три или четыре года.

Я поднимаю фотоаппарат, щелкая затвором. Снимок получается то, что надо. Я успеваю поймать это выражение нежности на его лице и улыбки от которого щемит сердце.

— Давай я тоже тебя сфотографирую? Подарок предназначался не только для фотографирования кого угодно, но только не себя.

В мозгу еще пульсирует мысль о Паоло. Маркиз заговаривает меня и уводит разговор в сторону. Это второй раз, когда он делает так. Он будет последним.

— Просто я умею фотографировать, и мы с ней большей частью находимся вдвоем.

Я подхватываю Рыбку на руки, но она и не думает соглашаться с моими уговорами и быть милой девочкой. Надутые губы никуда не исчезают. Она вредничает и не соглашается на то, чтобы посмотреть в камеру. Девочка в костюмчике жокея реально хочет быть им, а не только выглядеть.