— При чем тут рыба? — жалобным голосом заговорил Шмидт. — Я ничего не понимаю. Ради Бога, если вы хотели запугать меня, вы своего добились. Я признаюсь! Я испуган до смерти! — Потеряв над собой контроль, седовласый пленник зарыдал. — Сколько вы хотите? Я отдам все! Прошу вас! Клянусь покойной матерью, я заплачу сколько угодно!

— Да, — сказал водитель. — Это верно, вы отдадите все. Вы заплатите.

— Назовите сумму! Назовите сколько! Все, что потребуете! Боже мой, сколько?

— Вы все еще не понимаете, сколько должны заплатить, — сказал один из мужчин. — Ведь это ваших рук дело.

— Моих рук? Но что я сделал?

— Это. — Мужчина с отвращением показал на оскверненную реку. — И хотя не вы один, вам придется нести ответственность вместе с другими.

— Но кто они? — От страха прямая кишка и мочевой пузырь Шмидта не выдержали.

— Такие же, как вы, алчные промышленники, которые гонятся только за прибылью, которым все равно, во что это обходится природе. Миллиардеры, которым ничего не стоит потратить несколько миллионов на то, чтобы вода в реке была чистой, а воздух — неотравленным, они бы и не заметили этих расходов.

— Несколько миллионов? — Шмидт отчаянно замотал головой. — Но совет директоров, акционеры не согласятся!

— Несколько миллионов — это только для начала! — уточнил человек с пистолетом. — Единовременные расходы. Об этом можно было говорить много лет назад. Сейчас цена будет выше. Гораздо, гораздо выше. А река уже отравлена настолько, что потребуется несколько десятков лет, чтобы она ожила, если вообще можно оживить то, что мертво.

— Слушайте внимательно, герр Шмидт, — сказал, приблизившись к нему, человек с фонариком. — Мы выбрали это место не просто потому, что любили приходить сюда детьми. — Он указал рукой на другой берег реки, где даже сквозь туман просвечивали огни бесчисленных огромных фабрик вверх по реке. К естественному туману, обычно поднимающемуся над рекой, прибавлялся дым фабричных труб, содержащий токсичные газы. Расположенный поблизости завод спускал в реку едко пахнущие химикалии, увеличивая слой пены.

— Мы выбрали это место, — продолжал он, — чтобы вы собственными глазами увидели плоды своих преступлений.

— Грехов, — поправил человек с пистолетом.

— Грехов? — съежился Шмидт. — Вы все сумасшедшие!

— А грехи следует искупать, — строго сказал человек с фонариком. — Как мы заметили, вы жаждете заплатить.

— И заплатите, — добавил четвертый.

— Умоляю вас. — Шмидт, прижав руки к груди, опустился на колени. — Я обещаю. Клянусь, что мои инженеры усовершенствуют систему очистки отходов на фабриках. Химикаты больше не будут сбрасываться в реку. Я поговорю с остальными промышленниками этого района. Я готов убедить их прекратить сброс отходов в реку.

— Слишком поздно, — проговорил человек с пистолетом.

— Я сделаю все, что угодно! — рыдая, воскликнул Шмидт.

— Слишком поздно, — повторил человек с пистолетом. — Следует преподать урок.

— И не один, — сказал человек с фонариком.

— Этого требует справедливость, — добавил водитель.

— Что-то у меня пересохло в горле, пока мы спускались к реке, — заметил четвертый.

— У меня тоже, — сказал человек с пистолетом.

— А у герра Шмидта, чувствую, особенно — от страха. По-моему, ему надо дать напиться.

Четвертый вынул из рюкзака, висевшего у него за плечами, пластмассовую кружку. С видимым отвращением, но настроенный весьма решительно, он наклонился, задержав дыхание, к реке, от которой поднимались ядовитые испарения, и зачерпнул воду вперемешку с пеной, илом и канализационными сбросами.

— Нет! — завопил Шмидт. — Я не могу пить из этой реки! Не заставляйте меня глотать эту отраву, она убьет меня!

Человек с фонариком кивнул.

— Да, конечно. Так же, как она убила всю рыбу. Так же, как она убила реку, деревья, кустарники и траву. И медленно убивает людей, которые пользуются водой из этой реки. Как бы они ни старались очистить ее.

— К сожалению, нужно преподать урок, — сказал человек с пистолетом, — и не вам одному. Если это послужит вам утешением, клянусь, скоро к вам присоединятся многие из ваших грешных соратников. Очень многих надо как следует проучить, чтобы люди в конце концов поняли, что важнее всего на свете. Прежде чем не станет слишком поздно, вернее, если уже не слишком поздно.

Человек с кружкой, наполненной омерзительной жидкостью, приблизился к Шмидту и поднес кружку к его рту.

Шмидт с воплем отдернул голову и крепко сжал губы.

— Ну, ну, надо принять лекарство, — сказал человек с кружкой, в то время как остальные цепко держали пленника.

— Смиритесь со своей судьбой, — сказал человек с фонариком. — Попробуйте на вкус плоды вашего преуспеяния.

Шмидт отчаянно сопротивлялся, стараясь вырваться из сильных рук своих похитителей.

— Судьба, герр Шмидт, надо смело смотреть ей в лицо. — Человек снова поднес кружку к плотно сомкнутому рту пленника. И снова Шмидт отдернул голову.

— Ну, — разочарованно протянул человек с фонариком, — вы не оставляете нам другого выбора, — и мощным толчком опрокинул Шмидта на землю. Остальные помогали, руками и коленями удерживая пленника на спине лицом вверх к пасмурному, затянутому туманом и дымом небу.

Человек с кружкой встал на колени и нажал на нерв за ухом Шмидта. Тот вскрикнул от боли, и сразу же другой человек сунул ему в рот воронку и, крепко держа ее между губами пленника, стал с удовлетворением следить за тем, как вода вместе с пеной, илом и человеческими испражнениями полилась из кружки в горло Шмидта.

— Вероятно, в одной из своих будущих жизней вы не будете столь безответственны, — сказал четвертый. — Конечно, если мы одержим победу и у людей останется шанс на будущую жизнь.

После того как труп был обнаружен и патологоанатом произвел вскрытие, он долго гадал об истинной причине смерти погибшего. По идее, Шмидт утонул, однако химикалии, в избытке проникшие в его желудок и легкие, были настолько ядовиты, что жизненно важные органы могли отказать прежде, чем Шмидт задохнулся в воде.

«Крейг, вы все время были со мной. Вы слышали мои рассказы о Джозефе! Вы видели, что было в его спальне. Если убийцы следили за нами обоими, они могут начать охотиться за вами, чтобы сохранить свою тайну!»

Вспомнив эти слова Тэсс во время их последнего телефонного разговора, Крейг беспокойно заерзал на месте. Сидя в салоне самолета и пристегнувшись ремнем безопасности, он встревоженно вглядывался в иллюминатор, — «Боинг-727» компании «Трамп шаттл» шел в дымке смога на посадку в Вашингтонском национальном аэропорту.

«Они могут начать охотиться за мной!» — подумал он.

До сих пор такая мысль не приходила ему в голову. Он вспомнил и свой ответ: «Пускай эти сукины дети только попробуют». Дело в том, что он и вправду хотел сойтись с ними в открытом бою. Он был готов на все, что угодно, лишь бы остановить этот кошмар. Все, что угодно, лишь бы спасти Тэсс.

«Продолжай скрываться, Тэсс, — мысленно уговаривал он ее. — Будь осмотрительна. Не рискуй. Скоро. Скоро я буду с тобой».

Перед тем как выехать из управления полиции, Крейг позвонил в службу безопасности терминала «Трамп» в аэропорту Ла-Гуардиа, чтобы предупредить: он, офицер полиции, что подтверждается соответствующими документами, готов заполнить какие угодно бумаги и подвергнуть себя всей необходимой процедуре, включая разговор с пилотом, чтобы пронести на борт личное оружие. По дороге в аэропорт они с Тони постарались удостовериться, что за ними не следят, хотя в хаосе полуденного движения это было почти невозможно.

Теперь, таясь от своего соседа по креслу, Крейг сунул правую руку под пиджак и крепко сжал рукоятку револьвера «смит-и-вессон» 38-го калибра. Вряд ли в этом была нужда. Если начнется заваруха, то наверняка не во время полета. И уж конечно, они не будут стрелять. Слишком опасно: пули могут пробить фюзеляж, и последующая декомпрессия салона станет причиной крушения самолета. Тем не менее оружие придавало ему уверенность. Насколько позволяло его нервное напряжение, Крейг равнодушным взглядом окинул салон. Как ему показалось, никто из пассажиров им не интересовался.