Ваняшин был целиком и полностью согласен с Греком, поэтому отреагировал бурной готовностью сбегать в ближайшую палатку.
– Ну так я сейчас и сбегаю?
Усатый капитан одобрительно кивнул.
– Давай, Леша. И знаешь что…
Ваняшин уже хотел выскочить из кабинета, а теперь неуклюже развернувшись, замер у двери.
– Чего? – спросил он, уставившись на Грека.
– Леш, посмотри там. Может, еще бутылочку водочки возьмешь, – посоветовал Грек. – Пиво без водки, все равно что женщина без причесона.
Про водку Ваняшину можно было и не напоминать. Он бы и так взял. Поэтому, улыбнувшись, сказал:
– Конечно, возьму. И даже не одну. Чего для таких оперов одна бутылка водки, – весело подмигнул он Греку.
Грек улыбнулся, довольный тем, что подшефный его оказался очень сообразительным парнем.
– Правильно, Леша, не скупись для такого случая. Гулять, так на полную. И из закусочки чего-нибудь прихвати. Жрать охота, сил нет.
Ваняшин кивнул и только хотел выскочить из кабинета, как дверь открылась, и в кабинет торопливо вошел их старшой, майор Туманов.
Едва глянув майору в лицо, Грек уже понял, что торжество отменяется. Причем, скорее всего, на неопределенное время. Но все-таки, в последней надежде сказал:
– Николаич, из кадров звонили. Лешке, старшего присвоили.
Туманов глянул на улыбающегося Ваняшина. Протянул руку.
– Поздравляю, Леша. Ну что, поехали, отметим радостное событие ударным трудом, – иронично предложил майор.
Грек от обиды хлопнул себя ладонью по правому колену.
– Ну, мать твою! Все не как у людей. Чего там случилось, Николаич?
– Труп с огнестрельной дыркой в голове, – сказал Туманов и посмотрел на Ваняшина. Вид у того был жалкий. Лишенный порыва, он в нерешительности топтался у двери, наблюдая за тем, как Федор Туманов достает из сейфа свой «ПМ» и засовывает его в кобуру.
Грек вздохнул, как мог, успокаивая своего подшефного:
– Ничего, ничего. Не тушуйся, старший лейтенант. Мы еще свое возьмем.
Дом, возле которого остановился микроавтобус с оперативной группой, находился на улице Лобачевского. «Скорая» приехала на двенадцать минут раньше. Ее вызвала хозяйка сто восьмой квартиры в надежде, что приехавшие медики совершат чудо. Но его не произошло. Осмотрев лежащего на кухне мужчину без признаков жизни, с огнестрельной раной в голове, старший медицинской бригады только развел руками.
С оперативниками он и его молодой помощник, стажер, встретились возле подъезда, когда выходили.
– Нам, к сожалению, там делать уже нечего. Дальнейшее в компетенции патологоанатома, а не врача «скорой помощи», – сказал врач, пожелав криминалисту Семину успехов.
Лифтерша, Валентина Ивановна Кропотова, встретила оперов на своем боевом посту. Едва сотрудники оперативной группы вошли в подъезд, она выбежала из служебной комнатенки им навстречу.
– Здравствуйте. Вы из милиции? – спросила она.
За всех вошедших, ответил Федор Туманов:
– Из милиции, – сказал он, внимательно вглядываясь в лицо лифтерши, которая к приезду сотрудников милиции даже успела одеть новый темно-синий спецовочный халат. Именно в нем она решила предстать перед милиционерами. И предстала, как того требовала инструкция, висевшая на стене в рамке под стеклом в их служебном помещении.
Глядя в лицо лифтерши, Федор сразу для себя определил ту категорию людей, к которым и отнес ее. Такая из кожи вон будет лезть, лишь бы угодить начальству. Да и им тоже. Шепнул Греку:
– Сан Саныч, мы пойдем, поглядим, что там в квартире. А ты останься пока тут. Побеседуй с лифтершей. А заодно и погляди, кто входить будет и выходить.
Грек согласно кивнул, но тут же не упустил также шепотом спросить у майора:
– Так ты же говорил, там самоубийство?
Федор не стал пускаться в полемику, сказал кратко:
– Так мне сказал оперативный дежурный. Со слов жены потерпевшего. А по телефону, да еще в горячке, жены могут, чего хочешь наговорить. Наше дело проверить сей факт.
– Это правильно, – согласился Грек, предлагая лифтерше зайти в ее комнатенку, которую усатый капитан назвал каптеркой.
Человек, которого в дальнейшем во всех милицейских документах надлежало называть трупом, лежал в комнате на полу. Толстый ковер под его головой, пропитался кровью.
Федор Туманов с Ваняшиным еще даже не ступили на него ногой, как главный криминалист Семин зашипел на них, требую, чтобы сыщики замерли на месте там, где стоят. А стояли опера в коридоре возле двери в комнату, где лежал труп.
– Мне надо тщательно осмотреть ковер. Сделать несколько снимков. Видите, на нем ворс помят, – указал Семин на ковер, который явно уже недели две не пылесосили. – Это следы. Так что пока постойте, пожалуйста, там.
Федор возражать не стал. Ваняшин, как видно хотел что-то сказать в ответ на строгое замечание главного криминалиста, но Туманов запретил, заметив на это, что у каждого здесь своя работа и Семин по-своему прав.
– Пойдем лучше в кухню, побеседуем с супругой потерпевшего, – предложил майор.
Супруга потерпевшего видно еще до конца не могла поверить в то, что ее мужа больше нет в живых. Выглядывала из кухни в коридор и заливаясь слезами, просила сделать хоть что-нибудь. Конкретно она к чему не призывала. Хотя, что тут можно сделать, если человек уже мертв. На уехавшего врача «скорой помощи» она грозилась подать жалобу за неоказание должной медицинской помощи.
– Постарайтесь, успокоиться, – довольно жестко сказал майор Туманов, понимая, что иначе говорить со вдовой сейчас нельзя. Если дать ей возможность распустить нюни, то и вовсе разговора не получится, а у него к ней есть парочка, тройка вопросов, на которые бы желательно получить исчерпывающие ответы.
– К сожалению, вашему мужу врачи помочь уже не могут.
– А вдруг? Почему они уехали, так ничего и не сделав? Как же клятва Гиппократа? – размазывая по лицу слезы, спрашивала она, терзаясь от всего того, что произошло. Не думала, не предполагала, что такое может случиться с ее мужем. И теперь кроме огромного душевного потрясения испытывала еще и невыносимую боль, оставаясь наедине с горем. Все эти люди, которые сейчас здесь в доме, посторонние. Они не станут делить с ней ее горе. Они уйдут, а она останется и горе останется.
– Никаких вдруг, – строго заметил Федор. – Лучше скажите, когда это все произошло, вы, где были? – спросил майор.
Женщина покосилась на открытую дверь комнаты, откуда слышались голоса криминалиста Семина и двух его помощников. Их специфический разговор отвлекал ее, и, заметив это, Федор закрыл дверь кухни.
– Вы поймите, мы к вам пришли не ради праздного любопытства. Мы должны разобраться, что здесь произошло: самоубийство или убийство. И если это все же проявится как убийство, то получается, что ваше молчание только на руку убийце, – сказал Туманов и незаметно от женщины подмигнул Ваняшину. В ответ тот едва заметно кивнул и вышел, чтобы узнать по поводу случившегося мнение главного криминалиста. Возможно, у Семина уже что-то есть.
Женщина проводила страдающим взглядом Ваняшина, и когда он вышел, закрыв дверь, сказала горестно:
– Чем же я могу вам помочь? Меня не было в тот момент дома. Я ходила за молоком.
– Так рано? – не удержался от вопроса майор, вспомнив, что его Даша тоже ежедневно ходит в магазин за молоком, но не в такую рань.
– В половине восьмого к Универсаму каждое утро приезжает машина. Женщина, частница с бородатым мужиком, торгуют молоком. Понимаете… у Валерия астма. Врачи сказали, что ее излечение напрямую зависит от общего состояния здоровья. А как его поправить, когда муж по семь-восемь часов в день проводил у компьютера.
– И вы стали ему покупать молоко? – несколько иронично спросил Федор, не зная, как относиться к сказанному Людмилой Калугиной, как к блажи ее разлюбезного муженька, или как к поступку, достойному уважения. Так или иначе, но она, по-видимому, очень любила своего мужа. Вот только любовь не спасла ему жизнь. Пуля, выпущенная из револьвера тридцать восьмого калибра в голову, оборвала его жизнь. Если все же окажется, что это самоубийство, то не худо бы выяснить причину, побудившую Калугина решиться на такой поступок.