Людмила плакала. Закивала головой, что, как видно понравилось громиле, и он плотоядно улыбнулся.

– Ну вот и прекрасно. Ты ведь хорошая девочка, не так ли, мать твою?

Перечить ему Людмила побоялась.

– Сейчас ты снимешь трусики, расстегнешь кофту, чтобы я видел твои сиськи и ляжешь на диван. Я хочу видеть, как будет вздыматься твоя грудь, когда я тебе вопру. Знаешь, меня это здорово возбуждает. – Он протянул к ее кофточке руки и медленно стал расстегивать пуговицы, не обращая внимания на то, что Людмила заливается слезами. Похоже, это его сейчас возбуждало еще больше. Так плачет недотрога, хранившая свою невинность для избранника. И вот ее час наступил. Ее избранник – он.

Кофта уже была расстегнута, и большие груди с темными вздувшимися сосками оказались под его руками.

– Ах, какие у тебя сиськи, – проговорил он возбужденно.

Людмила закрыла глаза. То, что не удалось с ней сделать Ваняшину, сейчас сотворит этот толстопузый бегемот. Он плотнее прижался к ней, и Людмила уже почувствовала внизу его живота тугое шевеление.

Резкий звонок в дверь подействовал на громилу отрезвляюще. Он застонал от недовольства, что ему мешают и оттолкнул Людмилу от себя.

– Кто это, может быть? – спросил он у Людмилы.

– Я не знаю, – тихо ответила она, запахиваясь в кофту.

Шаривший по квартире в поисках неизвестно чего худощавый парень, бесшумными шагами подошел к двери, глянул в глазок. Потом зашел в комнату.

– Там парень какой-то, – сказал он, и Людмила увидела, как он достает из-под спортивной куртки пистолет.

На лице громилы отразилась печать задумчивости. Но особенно раздумывать ему не пришлось. Звонки повторялись с такой периодической настойчивостью, что громила поморщившись, произнес:

– Иди, глянь, кто это. И не вздумай закричать. Глотку перережу, – взял он со стола нож, которым обычно бабушка срезала кожуру с яблок, перед тем, как их есть. Видно так было и на этот раз. На тарелке лежало яблоко наполовину без кожуры. И нож, который громила решил использовать в других целях.

– Туфли сними, – приказал он. – Гремишь каблуками как корова.

Людмила скинула туфли и босиком пошла к двери. Громила шел рядом, придерживая лезвие ножа возле ее шеи.

За дверью на лестничной площадке стоял Ваняшин и, опершись одной рукой о дверь, другой давил на кнопку звонка. То, что он сейчас оказался здесь, не принесло особенного облегчения Людмиле. Он один, а этих уродов двое. К тому же тот, который держал ее под ножом, по телосложению явно не уступает старшему лейтенанту. И Людмила, обернувшись к громиле, отрицательно покачала головой, давая тем самым понять, что этого парня она не знает.

Громила взял ее за руку, отвел от двери в коридор. Обернувшись к своему приятелю, сказал шепотом:

– Вот козел. Какой настойчивый. Звонит и звонит.

Худощавый парень поднял руку с пистолетом, указав стволом на дверь. Но громила покачал головой.

– Нет. Если что, сделаем его по-тихому, – показал он нож. – Но лучше бы обойтись без крови. – Он посмотрел на Людмилу и сказал: – Сейчас я открою дверь, и ты спросишь у этого козла, чего ему надо. Поняла меня? И скажешь, чтобы свалил отсюда. Если не уйдет, то нам придется его, – он не договорил, поднес лезвие ножа к своей мускулистой шее и показал, что будет с Ваняшиным, если Людмила его не отошьет.

Окна квартиры выходили на противоположную подъезду сторону дома, поэтому ни громила, ни его худощавый напарник не могли видеть, как они подъехали с Ваняшиным на машине. И уж конечно, они и предположить не могли, что Ваняшин – офицер уголовного розыска. Только сама Людмила не знала, зачем он поднялся к ней. Гадать об этом было некогда. Просто не было времени.

– Я все сделаю так, как вы скажите, – шепотом ответила она, получив от громилы в одобрение кивок.

– Вот и отлично. Молодец. Хорошая девочка. А теперь застегни кофту, чтобы сиськи не торчали, и иди к двери. И запомни, я буду стоять за дверью. Если пикнешь, что-то не то, умрешь первой. Поняла?

Людмила не ответила. Быстро застегнула на кофте пуговицы и направилась к двери. Громила пошел за ней. Худощавый его напарник шмыгнул в кухню, притаившись там.

Встав за дверь, громила погрозил Людмиле пальцем, после чего отпер замок. Дверь открыл так, чтобы в дверном проеме Людмила оказалась всего лишь наполовину. При этом левой рукой он схватил девушку за правую руку, не давая ей выскочить на лестничную площадку. В другой руке держал приготовленный для удара нож.

Леха Ваняшин набрался наглости позвонить. Не подозревая о том, что в квартире засада, он подошел к двери и нажал на звонок. В конце концов, ничего в этом такого нет. Людмила поцеловала его, перед тем, как убежать в подъезд. Вряд ли бы она стала его целовать, если бы не питала к нему никаких чувств. Именно об этом он и хотел ее спросить сейчас. Пусть выйдет, они постоят тут и поговорят. А то получается какая-то неразбериха. Сначала она бьет его по щеке, а потом лезет целоваться. И если он уедет, не поговорив с ней по душам, то вряд ли сможет спокойно заснуть.

Увидев, что дверь открылась, и Людмила в щель просунула голову, он заулыбался. Но тут же заметил, что лицо у девушки бледное, глаза красные. Уже хотел спросить, что случилось, как Людмила напустилась на него:

– В чем дело, молодой человек? Вы звоните в дверь уже десятый раз.

По тому, как она обратилась к нему, назвав молодым человеком, Ваняшин понял, что-то тут не так. Людмила не может об этом говорить и, уставившись на него широко раскрытыми глазами, пытается подать ему знак.

Вот она смотрит на него и тут же скашивает взгляд на угол двери.

– Кто вам нужен? – спросила девушка сердито, старательно делая вид, что старшего лейтенанта Ваняшина видит впервые. И сам Ваняшин решил подыграть ей, проговорил, придав голосу побольше изумления:

– Извините. Я, кажется, ошибся. Не сюда попал. Мне надо этажом выше. – Он сделал вид, будто собирается уйти. Глянув в глаза Людмилы, заметил в них мольбу и страх. Надо было что-то предпринять для ее спасения. Пока оставалось ясно одно: в квартире кто-то есть, но, сколько их там, Ваняшин не знал. И спросить об этом у Людмилы не мог. Как назло, уезжая на встречу к ней, он оставил свой табельный пистолет в сейфе, а с голыми руками лезть напролом, это дешевый героизм для телевизионных трюкачей, и чем он может обернуться, Ваняшин понимал. Правда, был и другой вариант. Сейчас выйти из подъезда и по сотовому телефону связаться с оперативным дежурным управления и срочно запросить подмогу. Но пока бойцы группы немедленного реагирования сюда прикатят, пройдет время, а его-то как раз и не так-то много. А возможно и нет вообще. И стоя возле двери, Ваняшин мучительно подбирал варианты спасения Людмилы Калугиной. Вот если бы можно было вытащить ее за руку на лестничную площадку.

Плохо было то, что щель в двери оказалась узкой, и Ваняшин не мог по-джентельменски, как это подобает, схватить девушку за руку. Поэтому тут пришлось действовать иначе.

– Извините, – проговорил Ваняшин и, протянув руку к изумленной девушке, запустил ее в вырез кофты, ухватив ее вместе с лифчиком.

Людмила ничего не успела сказать, как старший лейтенант вдруг со всей силы ударил по двери ногой, припечатав ею громилу к стенке.

В углу за дверью раздался вопль. Людмила успела заметить, что из разбитого носа громилы потекла кровь. И он отпустил ее руку, схватившись за разбитый нос. Но главное дверь. Теперь она была открыта на такое расстояние, что Людмила могла проскочить. И видя это, Ваняшин резко потянул девушку к себе, словно ему не терпелось заключить ее в объятия.

За спиной хрустнула застежка лифчика. Кофта спереди на вырезе разорвалась, и упругие с налитыми сосками груди выпрыгнули наружу. В другой бы раз Людмила наверняка от стыда покраснела, но сейчас сама кинулась едва ли не на шею Лехе Ваняшину. Сказать она ничего не успела, потому что в дверном проеме показался громила с разбитой рожей. Свирепо уставившись на Ваняшина, он зарычал зверем: