— А я и не знала, что у нашего кандидата такие взрослые дети, — задумчиво обронила я.

— Он рано женился, — отозвался Венька, — в восемнадцать лет. Представляешь, совсем не погулял парень!

— Похоже, мадам держит его в ежовых рукавицах? — продолжила я свою диверсионную деятельность.

— Да, она баба серьезная, — подтвердил Венька, подслеповато пялясь в экран дисплея.

Признаться, не так уж много я из него вытянула, учитывая, что особенности характера Снежаны Пашковой были мне уже ясны, по крайней мере, в общих чертах.

— А где его дети, в Москве? — не унималась я.

— Старшая в Москве, она уже замужем. А младший здесь, они его всегда с собой возят, его же оставить не с кем. Если только в психушку сдать.

— Как это? — опешила я.

— Очень просто, — ответил Венька, — у него с годовой не в порядке, с самого детства. Больной парень, уже восемнадцать лет, а с мозгами — полный швах. Аутист. Семейная трагедия, — вздохнул он, но особого сочувствия в его голосе я не уловила.

— Аутист? — Я еще раз посмотрела на семейную фотографию: ясно теперь, почему у парня такой странный взгляд. — Не очень много я про это знаю, но, по-моему, аутисты — не дебилы.

— Я тоже не психиатр, но имел возможность несколько раз наблюдать его вблизи. Скажу тебе, зрелище удручающее. Смотрит на тебя своими гляделками, а выражение — никакое.

— А где он сейчас?

— У бабки. Здесь же живет мать Пашкова, так его к ней и сплавили. С ним хлопот никаких — сидит себе и смотрит в одну точку — вместо мебели.

Я задумалась:

— Одного я не пойму, зачем тогда его на плакат поместили?

— А чего? — пожал плечами Венька. — Зачем скрывать то, что в любую минуту может всплыть на поверхность. Лучше, что ли, будет, если про это пронюхают и начнут строить всякие догадки. Мол, кандидат в губернаторы собственного сына в психушку сдал. Кому это нужно? Впрочем, сейчас даже модно иметь такие общечеловеческие проблемы. Люди узнают про больного сына и подумают: вот ведь какой человек, известный, с деньгами, а тоже по-своему несчастный. Такие вещи всегда за душу берут и интерес повышенный вызывают. Начнут любопытство выражать, охать, сочувствовать: это какой такой Пашков? Не тот ли, у которого сын инвалид? Тонкий психологический расчет! Обыватели любят посмаковать подробности личной жизни известных людей, значит, надо дать им такую возможность. Яркий пример — Клинтон: в прямом смысле со спущенными штанами застукали, а рейтинг только поднялся… так сказать, в прямой зависимости от того, с чем его застукали, — похабно захихикал Венька.

— М-да, — покачала я головой, — у вас, я смотрю, ничто не пропадает, все в дело идет.

— А ты как думала? Умный человек всегда обращает свои недостатки в достоинства! — оптимистично заявил Венька.

— Ну а у нашего как… со спущенными штанами? Есть чем порадовать избирателя? — поинтересовалась я.

Венька перестал колотить по клавиатуре, обернулся и посмотрел на меня внимательнее обычного:

— А тебе зачем?

— Зачем-зачем? — передразнила я. — Для общего развития. Ты что, уже забыл, что сам сосватал меня в пресс-секретари? А в чем состоит распервейшая обязанность пресс-секретаря? Формировать образ кандидата в средствах массовой информации. А как же я буду этот образ формировать, когда сама не знаю, какой он?

Венька пожевал жирными губами, не такой он был окончательный идиот, чтобы не уловить в моих высказываниях подвоха, а потому ответил, тщательно выбирая слова:

— Значит, так… Э-э-э… Образы, как ты понимаешь, бывают разные. У нашего, да будет тебе известно, он такой: примерный семьянин, обремененный слабоумным сыном, порядочный и честный человек.

— Не скучновато ли это покажется избирателю? — съязвила я. — Может, все-таки стоит поискать в его прошлом что-нибудь веселенькое, типа Моники Левински?

Венька оставил без комментария мою малопочтительную по отношению к собственному же работодателю вольность, запустил принтер, и не прошло и минуты, как на столе передо мной лежал лист обычного формата с распечатанным «Планом взаимодействия с прессой».

— Это только «рыба», — пояснил он, придвигая стул и усаживаясь рядом со мной.

Я пробежала глазами Венькину писанину и зашлась в приступе гомерического хохота.

— Чего ржешь? — обиделся Венька. — Да если хочешь знать, это уже третьи мои выборы, и, между прочим, еще никто не жаловался.

Я перестала смеяться и как могла утешила расстроенного Веньку:

— То-то ж и видно, что ты спец по этой части. Чувствуется комплексный подход. Мне тут после тебя просто делать нечего.

— Я же сказал, что это просто «рыба», — самодовольно отозвался Венька, — такой общий план, а ты должна учесть местную специфику и развить мои идеи. Ну и опять же вся организационная часть за тобой. Ты будешь непосредственно работать с авторами и, так сказать, держать руку на пульсе, чтобы не напороли отсебятины.

— Ага, — выказала я собственную сообразительность, — чтобы не отклонялись от заранее утвержденного образа.

— Вот именно, — ухмыльнулся Венька и поощрил мое служебное рвение:

— Прогрессируешь прямо на глазах.

— Неудивительно при таком-то руководстве! — продолжила я пикировку.

— Учись, пока я живой! — Венька оторвал зад от стула и сладко, с хрустом потянулся.

— А что, есть опасения?

— Что-что? — заморгал Венька.

— Сам же сказал: пока живой…

— Тю, Капитолина! — возмутился Венька. — Типун тебе на язык!

Не успел он высказать теплое пожелание моему языку, как на столе затренькал телефон. Венька сначала захлопал себя по карманам в поисках мобильного, потом сообразил, что к чему, и поднял трубку:

— Да, да… Литвинец слушает… Кто говорит, кто? Плохо слышно… Импрес-с-сарио? А, понял! Когда прибывает? Завтра? Семичасовым рейсом? Встретим, конечно, встретим, как договаривались… М-м-м… Да о чем речь, чтобы мы не встретили Елену Богаевскую?! Сам лично встретит! «Шестисотый» «Мерседес» устроит? Устроит?.. Вот и отлично! Да… Да! Ждем, до завтра!

Венька опустил на рычаг трубку и сделал умное выражение:

— Вот, культурной программой ударяем по здешнему бездорожью и разгильдяйству. Саму Елену Богаевскую выписали! Дороговато, конечно, встало, но надеемся, что интеллигентные избиратели оценят…

— Неужели Елену Богаевскую? — не поверила я своим ушам. Елена Богаевская — оперная дива мирового уровня, настоящая примадонна, самые первые ассоциации с именем которой — «Ла Скала» и «Ковент-Гарден», и в нашей занюханной губернии? Уж не бредит ли Венька часом?

— Да, Капуля, ты не ослышалась, Елену Богаевскую, — многозначительно подтвердил Литвинец. — Правда, мы рассчитывали, что она прикатит попозже, так сказать, поближе к финалу, но у нее плотный график, гастроли и выступления в этом, как его… Короче, каком-то там Метрополитене…

— В «Метрополитен-опера»?

— Ну да, где-то там… И что, эта Богаевская действительно так хорошо поет? — осведомился Венька.

— Редкое меццо-сопрано, — сказала я. Венька присвистнул:

— А я и не подозревал, Капитолина, что ты такая подкованная в этих делах! Прямо специалистка!

Я промолчала. Никакая я не специалистка, ну, были у меня кое-какие поверхностные знания, оставшиеся в наследство от Наташки, повернутой на своей скрипке и классике в целом. От нее я и нахваталась кое-каких терминов и заразилась полезной привычкой не выключать телевизор, когда показывают оперу или балет. Собственно, из ящика я и почерпнула сведения о Елене Богаевской, о которой заговорили вдруг и много года три назад. Как всегда у нас: стоит исполнителю получить известность на Западе, так и на родине сразу вспоминают, а прежде — ни сном ни духом.

— А знаешь, что эта Богаевская тоже наша землячка? — спросил Венька. — Сколько знаменитых людей из одной губернии! — Не иначе, к числу знаменитостей, имеющих здешний корни, Венька скромно приписывал и себя. — Местная она, тутошняя, уехала учиться в Питер, потом прославилась, а на родину предков с тех пор ни ногой, а мы ее, значит, уговорили. Честно тебе скажу, тяжеленько было, она как уперлась: не поеду туда, и баста! Столько сил пришлось приложить, а главное, какие бабки посулить, ты себе представить не можешь. На такие столько всяких «сюси-пуси», разных там «юбочек из плюша» можно было бы навезти. Но наш сказал: мы должны выглядеть респектабельно. Вот и выглядим, но каких это бабок стоит! — со стоном повторил Венька. — Ну ладно, лишь бы результат был, а к голосованию мы еще кого-нибудь покруче заманим. Бельмондо какого-нибудь или этого… Терминатора!