— И какие будут версии? — в первый раз открыл рот Пашков, который, на мой взгляд, за последние дни немного сдал, посерел лицом и осунулся. Вот вам и прямое доказательство, что предвыборная гонка — дело хлопотное и утомительное, даже при наличии солидного московского капитала за спиной.

Опять заговорил аналитик и высказал достаточно здравую мысль:

— Не думаю, чтобы кто-нибудь из конкурентов мог организовать такую глупую выходку. Если только Каблуков, и то… сомнительно, очень сомнительно…

Он покачал головой.

— А второй звонок? — вмешался спичрайтер. — Что вы думаете о нем? Я навострила ушки. Викинг поморщился:

— Думаю, что они никак не связаны. По крайней мере, та баба, что звонила в конце… у той точно… что-то с головой… Психбольная какая-нибудь, сейчас таких много…

Почему-то мне стало обидно.

Снова высказался Пашков, причем по делу:

— У нас есть видеокассета вчерашней передачи. Давайте-ка все вместе посмотрим ее еще раз.

Удивительно здравая мысль, лично я была «за» обеими руками. Меня не меньше остальных мучило любопытство и беспокойство.

— Пожалуйста, — с готовностью отозвался Викинг и, поднявшись из-за стола, подошел к добротной мебельной стенке. Пашков тоже встал со стула и сделал несколько шагов в сторону своего главного телохранителя. А дальше было все как во сне. Я облокотилась о стол и прикрыла глаза, чтобы дать им немного отдохнуть. И откуда-то долетел этот звук… Совсем не страшный и не громкий, похожий на хлопок, который издает пробка от шампанского, но не тогда, когда она взлетает под потолок, а когда ее аккуратно, со знанием дела откупоривают, предварительно остудив бутылку и обернув горлышко салфеткой. По крайней мере, звон разбитого стекла был намного пронзительнее, не говоря уже о крике Викинга.

— Все на пол! — завопил он ни с того ни с сего. В то же мгновение погас свет.

Я подумала, чего он так орет, но все-таки свалилась на пол, неловко, с грохотом уронив стул и больно ударившись коленкой. Лежать было ужасно неудобно, к тому же в шею мне кто-то дышал, шумно и довольно смрадно. Я проползла под столом немного вперед и уткнулась в чье-то тело. Мои глаза уже привыкли к темноте, и я узнала в «теле» Пашкова. Он лежал так близко, что я могла до него дотронуться. В голову мне пришла очередная шальная идея. Я подумала, не взять ли мне его за руку и не спросить:

— Так что ты сделал с Наташей?

— Никому не вставать с пола! — снова сипло приказал Викинг.

По-моему, никто и не собирался. Я тоже продолжала валяться, уткнувшись подбородком в наборный дворянский паркет, и в носу у меня щекотало от пыли. (Только бы мне не расчихаться!) А в полуметре от меня подозрительно неподвижно лежал Пашков, ну совершенно не шевелился. Мне даже стало как-то нехорошо, тем более что странный хлопок и звон стекла наводил на кое-какие мысли… В окно что-то бросили? Или, Господи твоя воля, неужто выстрелили? А вдруг Пашкова убили и рядом со мной мертвец? Я хоть и не падаю в глубокий обморок при виде мышки под комодом, но и так запросто лежать под бочком у покойника тоже не приучена… Так жив Пашков или нет? Черт, окликнуть его, что ли…

Но Викинг меня опередил, он склонился над Пашковым, как заботливая мать над дитятей, и участливо осведомился:

— Игорь Сергеевич, вы как, в порядке?

— Нормально, — мужественно отозвался Пашков, однако головы не поднял. — Что это было?

— Снайпер. Это стрелял снайпер! Наверное, из дома напротив, — пробасил Викинг, — промазал… гад.

Опа! Вот это финт, только снайперов мне и не хватало. Что за дела, мы так не договаривались! Я, между прочим, на должность пресс-секретаря нанималась, и такие штучки в моем контракте не предусматривались. И вообще… Получается, что угрозы и подслушивающие устройства вовсе не трюки, а все на полном серьезе? Весело, ничего не скажешь. Пока я разыгрываю из себя благородную частную сыщицу, буквально под моим носом прокручиваются совсем не виртуальные сценарии с вполне всамделишными снайперами. И пулька, «которая просвистела и ага», запросто могла достаться мне. По чистой случайности, конечно, потому что предназначалась она, без сомнения, нашему лучезарному кандидату в губернаторы, но вряд ли мне от этого было бы легче. Вы как хотите, а я еще не готова к загадочной улыбке на остывших губах и цветистому некрологу в «Губернском вестнике».

Но пока я была еще жива, а посему лежать бревном на полу мне порядком поднадоело. К тому же тело у меня затекло от неподвижности. Поэтому-то я и попыталась расположиться со всем возможным в подобных обстоятельствах комфортом, для начала повернувшись на бок. И именно в процессе этих перемещений рука моя внезапно коснулась чего-то мокрого и теплого. Какая-то жидкость. Интересно, откуда она взялась? Думать о том, что с кем-то из пашковской «команды» со страху случилась неприятная неожиданность, мне совершенно не хотелось, однако ладонь я поднесла к лицу не без некоторой брезгливости. Что-то темное, странно… Тогда я осторожно подняла голову и огляделась.

Смотреть на валявшихся на полу в самых разнообразных позах пашковских соратников было очень забавно. Их словно взрывом разметало по полу. Я медленно обвела комнату привыкшими к темноте глазами и обнаружила, что Венька, несмотря на грозные окрики Викинга, продолжал сидеть за столом — один из всех, надо же какой смельчак! — уронив голову на руки как бы в глубокой задумчивости. Тоже мне, нашел время. Или он заснул? Но это уже полный абсурд. Прокрутив в голове все вышеозначенные варианты, хоть как-то объясняющие странности Венькиного поведения, я заметила лужу, растекавшуюся по лаковой столешнице вокруг плешивой Венькиной головы. Подумала, что бы сие могло означать, и тут меня бросило в жар, потому что я наконец поняла, в чем моя рука — в крови! В Венькиной!!!

Просто не знаю, с чего и начать, ибо в голове такая сумятица, что мне трудно найти слова для ее описания. Кроме того, я хоть и эгоистка, как и большинство нормальных гомо сапиенсов, но не до такой степени, чтобы увлеченно заниматься самоанализом в двух шагах от трупа. И совсем не принципиально, что труп этот известного пройдохи Веньки Литвинца, к которому я всегда относилась достаточно критично, а принципиально лишь то, что в правом Венькином виске маленькая дырочка в уже запекшейся крови.

С того момента, как я поняла, что пуля, изначально предназначавшаяся Пашкову, продырявила Венькину голову, прошло чуть больше часа. Чего за это время только не произошло! В кабинете уже перебывала чуть ли не вся областная милиция во главе с генералом, не проронившим ни слова. Всех нас, включая и самого Пашкова, немедленно взяли в крутой оборот. Вопросы, вопросы, вопросы…

Похоже, мне достался самый усердный и въедливый из наших местных пинкертонов, которого к тому же я немного знала, и не с самой лучшей стороны, — некто лейтенант Чибисов, парень лет двадцати восьми. Кстати, он мог бы показаться вполне симпатичным, если бы не обстоятельства нашей прошлой встречи. Тогда, приблизительно год назад, я занималась так называемым журналистским расследованием очень некрасивой истории. У меня были серьезные основания полагать, что оперуполномоченный Чибисов не очень церемонится с подозреваемыми и именно по его милости, покидая гостеприимные стены местного СИЗО, они частенько недосчитываются зубов. А более всего, разумеется, обидно тем, с кого подозрения снимают. Репутация вроде не пострадала, чего не скажешь о физиономии. Разбиралась я тогда с этим Чибисовым долго и нудно, парочку выбитых зубов он даже признал, но угрызений совести по этому поводу не выказал. А кончилось все тем, что непосредственное начальство «стоматолога» в погонах прочитало мне лекцию про то, какой храбрый оперативник этот Чибисов, и еще про то, что если из-за каждого паршивого зуба они будут поднимать хипеж… Короче, дальше вам все ясно. Правда, разоблачительную статейку я тем не менее накропала, но особого переполоха она не наделала.