«Чайки» не могли подойти ближе, мешал каменный парапет набережной и обширная каменистая отмель, примыкающая к берегу. Даже штурмовой катер может на брюхо сесть легко. Через пару минут «Чайка» Сундукова уже заскребла килем по дну, калеча корпус. Но противник оказался в зоне поражения бортового оружия. Сундуков припал к прицелу и, хищно улыбнувшись, нажал на гашетку. Оба орудия «ГШ-30-01» могли управляться синхронно, повинуясь легкому движению руки.

* * *

Кэролл только прицелился в крайнего русского, ловко управляющегося с укороченным «печенегом», как к дому, где сидели Драгун и его ручные абреки, со стороны моря потянулись огненные нити. Через секунду до него донесся грохот автоматических пушек. Гадюка отлично знал возможности этого оружия – один тридцатимиллиметровый снаряд превращает человека в суповой набор. Руки – отдельно, ноги – отдельно, голова – отдельно. Через полминуты от дома, где засел Драгун, останется решето.

Резко повернувшись, Кэролл припал к прицелу, быстро регулируя четкость изображения. Вот он, в прицел отлично был виден силуэт катера, плюющегося огнем.

«На отмели застрял! Самое время!» Дистанция была предельная, еще и сильный боковой ветер, но деваться некуда. Тщательно прицелившись и задержав дыхание, Гадюка-Кэролл плавно нажал на курок. Отдача ударила в плечо, но с катера все так же вели огонь. Не торопясь, Кэролл снова прицелился и выстрелил. Потом еще раз. Только после третьего выстрела огонь с катера прекратился.

* * *

Анчар едва успел упасть на пол и прикрыть голову от обломков и каменной крошки, после того как по дому врезали из «ГШ-30-01». Двух англичан, вооруженных венгерскими модернизированными «АК», и трех бойцов джамаата, стрелявших из окон по «русистам», разорвало на части за считаные секунды. Кто-то визжал от страха, прося Аллаха помочь, кто-то ругался на чужом языке. Жить, по расчетам, ему осталось недолго, дай бог с минуту, пока болванки, летящие из «ГШ-30-01», не найдут его. Но неожиданно эти адские механизмы заткнулись. Вовремя…

Анчар вскочил и увидел, как русские, прикрывая друг друга, быстро пятятся к парапету набережной.

– Не дать им уйти! Не выпускать! Отрезать от набережной! – срывая голос, завизжал Анчар, пинками поднимая своих людей.

* * *

Нафиса упала, когда до спасительных качающихся на волнах лодок оставалось чуть больше тридцати шагов. Упала как подкошенная, широко разбросав руки. Когда Харон наклонился и перевернул ее на спину, она еще дышала.

– Солнце, Нафиска! Не умирай! Немного, еще совсем немного. – Подхватив ее враз потяжелевшее тело, Харон побежал к лодке. Шаг, два, три.

Что-то толкнуло его в спину, и он с разбега рухнул на гальку, разбив в кровь лицо. Нафиса смотрела на него и улыбалась. Улыбка так и застыла у нее на лице, даже когда ее глаза, самые красивые на свете темные глаза, стали изнутри покрываться ледяной коркой смерти. Он хотел протянуть к ней руку, но тело не слушалось. Последнее, что он помнил до того, как провалиться во тьму, это чей-то голос:

– Хватай парня. Он еще жив, а девчонка готова.

* * *

– Они вырвались, сэр.

Нолан только что вернулся с набережной, где уже шло настоящее народное гулянье. Пару обезображенных трупов убитых русских уже волокли по улице, привязав к старенькому «Фольксвагену». Вокруг них бесилась, забывшая страх, толпа местных, визжа от радости и стреляя в воздух.

– Сколько живых? И сколько убили?

– Человек шесть, включая одного полевого агента. Еще один труп в штатском, девушку бросили на берегу. Здесь семь трупов их «лодочников» плюс один труп в фургоне и один на крыше. Десять…

– Наши потери?

– Макферсон и Кирк. Из местных убито…

– Мне насрать на местных, Нолан. Я спрашивал про НАШИ потери…

– Да, сэр.

– Как со сборами?

– Еще час.

– Поторопитесь, Нолан. Чем быстрее мы отсюда исчезнем, тем больше шансов выжить. Что с русским штурмовым катером?

– Брошен на отмели. Хочу взять лодку, осмотреть.

– Действуйте. У вас – полчаса.

Майор подошел к окну. Толпа, растущая с каждой минутой, наконец вытащила на свет автомобильных фар тело убитой девушки и принялась срывать с нее одежду. После чего труп, уже основательно изувеченный, подвесили на фонарном столбе под свист и воинственные крики.

«Аллах акбар, Аллах акбар, Аллах акбар!» – надрывался невидимый оратор в мегафон, и толпа яростно скандировала заученную фразу, вскидывая вверх сжатые кулаки.

«Зверье. Натуральное зверье. Может, правильно с ними русские не церемонятся, давят, как клопов», – закралась в голову майору крамольная мысль, но он прогнал ее прочь и пошел в подвал, чтобы поторопить техников из спецразведки, демонтирующих аппаратуру подавления радиосигнала. Неожиданно дорогу ему преградил мрачный Анчар. Да не один, а вместе с переводчицей.

– Господин не знает, где Шик?

– Кто? – не сразу понял майор.

– Фарид где? Он не с вами?

– Нет. А что, он пропал?

Бросив на англичанина презрительный взгляд и не ответив, Анчар выскочил из дома. Майор посмотрел ему вслед.

– Анчар, не вздумайте шутить со мной! – остановил его Драгун. – Если ваш… кхм… партнер пропал, то я на вашем месте собрал бы все наличные силы и отправился на поиск. А не развлекался бы с трупами на набережной. Вы ставите всю операцию под удар.

Кавказец выругался на непонятном языке и, снова повернувшись спиной к майору, вышел на разбитый взрывом двор.

Шорт, посмотрев ему вслед, достал спутниковый телефон и набрал номер.

– Слушаю!

– Шик пропал! – тут же сказал майор собеседнику. – Возможно, дезертировал.

– Ему некуда деваться. Его найдут туземцы.

– А если – к русским?

– Исключено. Он их враг номер один, майор. Если он обратится к «умме», мы об этом узнаем раньше всех. Повторяю, ему деваться некуда.

– Понял, сэр. Еще вопрос.

– Да.

– Что делать с Анчаром? Русские попытаются захватить его в ближайшие дни, мстя за провал операции.

Собеседник помолчал чуть дольше обычного.

– Это не ваша забота. Выводите отряд с территории противника. Вот основная задача. У вас есть потери? Собственно, в группе.

– Да. Двое.

– Соболезную, майор. Выводите отряд. Немедленно.

Экстренное совещание на сей раз пришлось собирать не в Горках-9 и тем более не в поместье Завидово, а в Кремле.

Кремль, со своими зубчатыми стенами из красного кирпича, давящей роскошью и позолотой внутри, вызывал у Стрельченко сильнейшее раздражение. Вплоть до головной боли. Казалось, что Кремль – это сгусток какой-то темной, потусторонней энергии, высасывающий из него силы. Вроде и пентаграммы рубиновые сняли, и Мавзолей с мумией снесли, но гнетущая атмосфера осталась.

Обычно Стрельченко работал в загородной резиденции, но сегодня надо было встретиться с послами в Большом Кремлевском дворце, получить их верительные грамоты. Таков старинный ритуал для любого правителя, и не ему этот порядок нарушать. Даже если это ничтожные послы ничтожных государств, дипломатического этикета никто не отменял.

Глава Руси едва сдерживался, глядя на истекающих лестью послов. Улыбался в ответ, принимал их никчемные бумажки и говорил пафосные фразы о дружбе и сотрудничестве. Вот посол Лаоса, маленький, с крупными зубами. Вот сирийский посол преданно смотрит в глаза. С ним все понятно – скоро приползет просить в кредит оружие, пугая падением светского режима и построением очередного халифата. Вон там скалится посол Анголы. Неплохой малый, окончил наше Рязанское воздушно-десантное, дважды ранен в боях с УНИТА. С ним можно иметь дело, Ангола – богатая страна, и наши компании там прочно обосновались.

Наконец встреча с послами подошла к концу, и, оставив дипломатов на попечение главы своей администрации и одного из заместителей министра иностранных дел, Стрельченко вышел в небольшой коридор и свернул направо. Неразговорчивый человек в штатском из личной охраны, вскочив из-за небольшого столика, раскрыл перед ним высокие двери из карельской березы.