И да, может показаться, что это какая-то кухонная психология, но уверяю, тема рабочая. Спешу заметить, что я сейчас не щурюсь и вытягиваю ладони в вашу сторону. Легко проверяется на блогерах, насчёт которых вы точно уверены, что они гонят галимую лажу. Эти жесты у таких встречаются очень часто.

Короче, я не повёлся на этот откровенный обман.

— Я хорошо отличаю ложь от правды, — заявил я прямо. — В чём подвох?

Артемий прикрыл глаза и опустил голову.

— За нами погоня, стратиг, — ответил за него один из воинов.

Воин был облачён в длинную кольчугу и византийский шлем, а вооружён был парамирием (2) и пурпурного цвета щитом с хризмой. (3)

Лицо облезлое от солнечных ожогов — видно, что на солнце не каждый день, за что уже успел заплатить. Зато бронзовый загар, ха-ха! Ростом он около метра семидесяти, похож на грека, но я в этносах не особо, поэтому могу ошибаться. Одного Аль Бано хватает…

— Кто? — спросил я.

— Отряд людоедов, — вздохнул воин.

— Я спрашиваю, кто ты такой? — уточнил я формулировку.

— Меня зовут Виктором, я младший сын Петра Балеариса, спафария двенадцатой нумерии стратига Бориса Кринита, — представился воин. — Царствие им небесное…

Ещё одно благородие, раз у его папаши есть фамилия и чин спафария. Спафарий — это, если переводить с греческого, меченосец. Типа, рыцарь в Западной Европе. Бывают ещё протоспафарии, то есть незнатные спафарии с гипотетической возможностью заслужить себе дворянство. Социальные лифты в Византийской империи есть и они, как оно всегда и бывает, тесно связаны с армией и войной. Значит Виктор — рыцарский сынок, но самого базового уровня.

— Аминь, — кивнул я. — Сколько людоедов? Чем вооружены и насколько они далеко отсюда?

— Не меньше двухсот, — ответил Виктор. — Вооружены мечами и копьями, при бронях. Отставали от нас на шесть-семь часов.

— Значит, я должен разобраться с варварами, которые теперь стали и моей проблемой тоже? — спросил я.

— Сожалею, стратиг… — упал на колени Артемий.

— Встань, — потребовал я. — Будешь падать на колени, но только когда я скажу.

А я не скажу никогда. Потому что терпеть не могу этого сраного раболепства.

— Примите нас, защитите, — взмолился Артемий. — У нас в обозе женщины и дети…

— Сколько у вас воинов? — спросил я.

— Шестьдесят мечей, — ответил Виктор. — Но сорок из них взяли их недавно и не имеют броней и даже шлемов.

— С этим-то никаких проблем, — усмехнулся я. — Значит так! Сейчас состряпаем небольшой контракт, по которому вы идёте ко мне на службу. Обещаю быть очень хорошим стратигом, который не сгубит ваши жизни зазря. Будет тяжело, с риском для жизни, но шансы на успешное выживание намного выше, чем бежать от людоедов так, как это делаете вы…

Быстро открываю меню и перехожу на списки созданных мною документов. Тут есть типовые договоры, отличающиеся по градации от «добропорядочное и взаимовыгодное сотрудничество» до «анальная оккупация». Выбираю составленный специально для Иоанна и его людей договор, согласно которому они присягают мне на верность и служат до самой смерти, а взамен я не обращаюсь с ними как со своими сучками. То есть подразумеваются широкие обязательства у обеих сторон, но у меня их меньше, потому что под «Алексеем Душным» в договоре понимается «тот, кто тебя ебёт и кормит».

— От того, примете ли вы мои условия, зависит то, буду ли я защищать вас, — поставил я условие. — Если нет — уходите сразу же, чтобы не тратить моё время. Когда вас догонят и, если сильно не повезёт, возьмут в плен, расскажите им всё, что знаете обо мне — я встречу ваших убийц и отомщу им. Ваши смерти будут напрасны, но зато отомщены.

Да, кручу людям яйца, но мне окончательно надоело играть роль всеобщего спасителя. Может, потому что голова сейчас болит безбожно, а с утра началась ломота по всему телу, не знаю. «Тёмное спасение» нихрена не помогает — нет даже намёка на улучшение самочувствия. Эта хрень меня уже пугает. Но сейчас не до этого, потому что надо выжить и добраться до персов, чтобы им отомстить. За Адрианополь, за булочку и трамвайчик, блеать!

— У нас нет выбора, — произнёс Артемий.

— Лучше умереть свободным, чем жить на коленях, — усмехнулся я. — Но каждый решает сам.

— Это хорошие слова, достойные истинного правителя, — оценил довольно избитую, в моём мире, фразу Виктор, — но мы несём ответственность за родных и близких. Но, прежде чем мы согласимся, скажите…

— Что? — спросил я.

Воин замялся.

— Поле, залитое гниющей кровью… — набрался решимости Артемий. — Вы имеете к этому какое-то отношение?

— Вы про то поле? — я указал в сторону места людоедского побоища. — Да, мы разбили там армию людоедов, после чего закопали скотов в ближайшем овраге.

— Почему тогда там так много крови? — недоуменно спросил Виктор. — Я видел поля битв, но никогда…

— Мы были очень злы и не брали пленных, — улыбнулся я добродушно. — И я бы не хотел обсуждать с вами такие деликатные вещи.

Кстати! Мы собрали у пулемётных гнёзд восемнадцать тысяч гильз, которые ещё можно использовать вторично. Ворлунд предложил сделать нечто уникальное, до чего человечество Земли едва ли когда-либо додумывалось. Он предложил сделать особый механизм затвора, способный стрелять боеприпасом, у которого пуля больше диаметра гильзы. Этакий надкалиберный боеприпас, у которого гильза помещается в патронник, а пуля сразу в ствол, который больше калибром, чем гильза. В гильзу помещается заряд дымного пороха, чего должно быть достаточно, чтобы нормально метнуть тяжёлый кусок свинца. Основание гильзы должно быть рассверлено для помещения туда капсюля от охотничьего патрона. Капсюли «Жевело», коих у нас как у дураков фантиков, не подходят по размеру к гильзе 7,62×63 мм, но это ерунда, потому что Ворлунд уверяет меня, что с расточкой гильз под новый капсюль справится даже непрофессионал с прямыми руками. Я тоже так считаю и не вижу причин сомневаться в его словах.

Всё это форменное техноварварство, но я слишком беден технологиями и производственными мощностями, чтобы пренебрегать такой халявой, как отстрелянные гильзы. Пусть производство будет медленным, ведь у нас мало станков, но производство будет и это главное.

— Я понимаю, — сказал Виктор. — Куда вы направляетесь?

— Мы хотим найти безопасное место, город или поселение, где можно будет хорошо устроиться, — сказал я. — На правах стратига, разумеется.

Это я так мягко описал силовой захват случайного населённого пункта.

— Нам всё ясно, — кивнул Артемий. — Мы, всё-таки, откажемся от столь щедрого предложения…

— Счастливого посмертия, — улыбнулся им я. — Не забудьте передать преследователям, что я буду здесь ещё около двух суток, после чего пойду на юг.

Ожидаемо, что ребята не согласились. А они мне и не нужны-то особо, потому что у меня и так до жопы материала, из которого я сделаю превосходных солдат для своей немёртвой армии.

М-м-м, блядь, как же болит голова…

//Фема Фракия, недалеко от города Адрианополь, 17 сентября 2021 года//

Пришлось задержаться в этой живописной местности, так как трупы-то поднимать не так просто, когда у тебя жутко болит голова, а обезболивающие работают всё хуже и хуже. Я зол, потому что это моя естественная реакция на постоянную боль, я устал, потому что не могу позволить себе прекратить работать, я хочу бросить всё это нахрен и прострелить себе башку, но не делаю этого, потому что знаю, что последствия этого будут очень печальны.

Не то, чтобы я боялся смерти, сейчас я доведён до такого состояния, что уже глубоко плевать, но что-то гуманистическое, толкнувшее меня идти в медицину, не позволяет мне наплевать на последствия моей смерти для окружающего мира. Да я святой мессия!

Это не долбаная простуда, а что-то иное…

Радостная новость — сто двадцатый уровень… был вчера. Сегодня с утра сто двадцать седьмой. Массовый подъём трупов, в нашем понимании массовости — это прорва опыта. Правда, если за первых поднятых давали уважаемые сто пятьдесят единиц опыта, то за следующих всё меньше и меньше, постепенно и неуклонно. В сухом остатке, проведя арифметический расчёт, я насчитал пятнадцать тысяч опыта, потому что за основную массу немёртвых мне давали по пятьдесят единиц опыта. Это было связано с тем, что требуха оборотней довольно быстро закончилась и я поднимал «обычных» немёртвых, то есть не некрохимероидов.