Всякие Амнистии потом будут выть на весь мир ещё, что Душной, оказывается, как-то связан с ФСБ и участвовал в массовых казнях!

— Если тебе от этого будет легче, то все они бывшие сотрудники ФСБ, — ответил Московых. — Некоторые шпионили в пользу США, кто-то в пользу Моссада, а кто-то даже работал на ГУВБ — спецслужбу Франции. Кстати, можешь поздравить меня — за успехи в службе президент решил повысить меня до генерал-майора.

Бей своих, чтоб чужие боялись! Хотя, если это действительно шпионы, передававшие сведения потенциальным противникам, то никакие это не свои, а самые настоящие чужие. А чужих надо бить, ибо таков закон нашего коллективного бессознательного, тёмного и первобытного.

Слышал теорию, что человеки способны воспринимать как людей только пятьдесят-шестьдесят человек из своего окружения, а остальные — это какие-то другие, чужие, непонятные и потенциально враждебные. Поэтому даже в рамках одной страны широко распространён "местечковый шовинизм": В Усть-Подзалупинске живут чужаки, а в Крыжополе живут наши, поэтому устьподзалупинских надо бить, а крыжопольских уважать. То есть в самой природе человека, после сотен тысяч лет существования стадами, не превышающими численно пятьдесят-шестьдесят человек, заложено, что люди сверх указанного лимита — это чужаки и злые. Поэтому в городах и деревнях всегда будут межличностные конфликты, созданные на почве чистого нихрена. Потому что так хочет природа. Расширяешь этот закон взаимоотношений от деревень к городам, от городов к областям, от областей к республикам и иным государством и получаешь любопытную картину: политика строится на тех же самых принципах. Ведь часто войны между племенами и государствами начинались из-за сущей ерунды, но причиной их всегда была взаимная ненависть к чужакам. А там общество постепенно эволюционировало до капитализма, присовокупившего к и без того напряжённой обстановке ещё и экономические интересы. И понеслась… Но это я отвлёкся.

— Рад, что ты сумел возвыситься за мой счёт, — усмехнулся я. — Что там дальше? Генерал-лейтенант? Разрешаю обставить всё так, будто это исключительно благодаря тебе удалось выудить у меня ритуал по защите от «Тяжкого надзора».

Будущий генерал проигнорировал мои слова, неопределённым взглядом посмотрев в прикрытое жалюзи окно.

— И много у вас таких чудовищ? — спросил он.

Ох, ты бы только знал… Но что-то мне не нравится, когда сбор полезной информации маскируют под обыденную беседу.

— Если собираешь информацию для аналитического центра, то скажи сразу, — попросил я его.

— Когда беседую с тобой, я всё время собираю информацию для аналитического центра, — ответил Московых. — Думал, тебе это изначально было понятно.

Понятно, но прояснить следовало.

— Ты хочешь узнать, что за мир на той стороне, да? — спросил я. — Главное, что вам нужно знать — он неполноценный. Железа там, по каким-то причинам, практически нет. Зато дохрена и больше меди и олова, то есть предполагается, что цивилизация там будет вечно пребывать в Бронзовом веке. Только вот там, в небе, время от времени открываются порталы, выкидывающие случайную хрень из параллельного мира, где всё пошло совсем не так, как у нас. У них император Юстиниан I живёт так долго, кстати, за счёт того самого ритуала, который я вам передал, что десятки поколений рождались и умирали при нём. Нашему верховному такое и не снилось. Но может присниться.

— Так, — поддержал беседу Московых.

— Люди того мира нашли для себя отличный способ избавляться от трупов — скидывать их в порталы, — продолжил я. — И хрен бы с ним, сожжём или закопаем, но…

Я сделал паузу, потому что в том мире у меня зачесался нос.

— Но?

— Но в том мире, где я торчу, есть три луны, — продолжил я. — И одна из них, почему-то, каждое своё полнолуние поднимает мертвецов. Вот кто-то упал, лежит себе пару дней, а там, херакс! началось новолуние! И этот усопший, ведомый одному ему известными целями, продолжает бороздить бескрайние просторы мира, преследуя всех, кто не похож на него и ему подобных, то есть живых. Иногда эти твари так отжираются, что потом и не знаешь, м-мать его, как от этой боевой пидарасины отбиваться…

— И много таких? — сразу же спросил полковник.

— Я пока не встречал, ибо конкуренция у них жестокая и наверх поднимаются единицы, — ответил я. — Но, всё же, прорываются, твари. Впрочем, в этом мире есть создания и похуже. Я ведь практически не видел этого мира, хотя многое уже успел повидать. И мне понравилось очень малое из этого… Так что мир очень негостеприимный, а комфортно жить в нём можно только с небольшой армией, желательно вооружённой автоматами Калашникова и усиленной дивизионной артиллерией. И танками ещё… Кстати…

— Бронетехнику тебе точно не разрешат, — вздохнул Московых. — Танки — тем более.

Ха-ха, я уже чувствую, что эти жуки мне и автоматы с пулемётами не дадут. Что-то такое читается в глазах полковника. Проскальзывает нечто вроде сожаления или неловкости. Такое я видел, когда кто-то уже пообещал помочь, но потом ему запретили и ему теперь некомфортно обсуждать с тобой это, внутренне понимая, что, в итоге, придётся, всё-таки, дать отказ.

Хотят сыграть со мной, а я чувствую, что хотят, сыграем, блядь!

КНДР, значит? Это я, м-мать вашу, очень легко организую, сукины выкормыши! Но пока держим себя в руках.

— Да не, я и не попрошу бронетехнику, — махнул я кукольной рукой. — Мне бы капсюлей охотничьих… Десять-пятнадцать миллионов, чтобы точно надолго хватило… Организуешь?

Глава восемнадцатая. Паратрупер

//Фема Фракия, г. Адрианополь, 29 августа 2021 года//

Порочность жертвы не может оправдать убийцу в глазах закона.

Артур Конан Дойл, «Этюд в багровых тонах»

В подвале было потно. Я стоял перед прозекторским столом и выполнял неожиданно сложные манипуляции с нижними конечностями Волобуева.

Извлекать кости я умею хорошо, но никогда передо мной не стояло задачи заменить их на что-то ещё. И ладно бы это был какой-то отдельный участок, но тут идёт речь о полной замене костей ног на стальные аналоги.

Разрезав плоть, я разложил её на манер развёртки для инструментария, после чего начал процесс извлечения костей.

Хрящевую ткань пришлось отдирать, потому что к костям она крепилась очень надёжно. Затупив десяток скальпелей, я вдруг понял, что мне ведь не нужно жалеть эти кости, а хрящевую ткань можно нарастить магией, пусть энергозатратно, но можно. С этого момента дело пошло быстрее.

Ворлунд сделал отличные протезы, но монтаж их был той ещё задачкой…

Не знаю специалистов, перед которыми когда-либо стояла подобная задача, но мы уверенно справляемся.

Мясо тоже можно было не жалеть, ибо его восстановление — это вопрос материала, а материала у нас полно. Разморозить, а затем устранить все допущенные огрехи на объекте — это лишь отнимет дополнительное время и только.

Волобуев безучастно смотрел в потолок, потому что мертвецы получают только уведомительный характер сигналов о боли — в мозг поступает информация, что нога разрезана продольно и кто-то вынимает кость, а не что-то вроде «А-а-а, суканахблядь! Умираем, сука, спасайся! А-а-а!!!»

Бедренные кости поставить было легче всего, потому что кость толстая и простая, но способная выдержать нагрузку до полутора тысяч килограмм. Только это полная херня, если сравнивать её со сталью, применённой Ворлундом. Он, конечно, погорячился вчера, заявив, что его поделка будет в сотни раз прочнее, чем кости человека, но был близок к правде. Если это действительно рессорная сталь, то она будет, примерно, в десять раз прочнее кости. А если учесть, что внутри наших стальных поделий нет никаких трубчатых полостей для костного мозга, прочность будет ещё выше.

Пока я тут занимаюсь монтажом, Ворлунд делает для Волобуева точную копию костей рук и ключиц с лопатками. После ног вмонтировать руки будет сущей безделицей, если действовать аккуратно.