– У тебя бы ничего не получилось. И не получится, – неожиданно даже для себя сказал Грей.

Хайнц вздрогнул, посмотрел на него. За высокими окнами громыхнуло, и по стеклам застучали крупные капли.

Грейден мягко отодвинул здоровой рукой пергамент, поднял голову и посмотрел прямо в золотые безумные глаза Греха, поднимаясь с места.

– Истинный ребенок должен выбрать Греха. Но ты забыл о втором пункте: Грех тоже должен выбрать его в ответ. Только так пророчество активируется, иначе ничего не получится.

– Да, я знаю это, – еле контролируя голос, ответил Хайнц. Его поза изменилась: он весь собрался, сжался, словно готовая расправиться пружина механизма.

Грейден думал о том, насколько безопасно сейчас говорить обо всем этом свихнувшемуся существу, но он хотел донести до него свои мысли. Все, что делал Хайнц, было ошибкой, и эта ошибка сломала жизнь Грейдена так сильно, что ему хотелось вернуть эту боль в стократ сильнее этому чудовищу.

Мастер смотрел на его осунувшееся лицо, на темные круги под глазами и болезненный излом рта. Хайнц хотел казаться самоуверенным, собранным и контролирующим ситуацию, но стоило в разговоре коснуться темы смерти Германа и предыдущих Истинных, как весь он раскололся и рассыпался.

Грейден хотел бы сделать ему больно, но не стал опускаться до его уровня. Он не такой. И даже если сейчас за его дерзость Хайнц оторвет ему голову, Грейден все равно скажет это ему в лицо, просто чтобы донести истину, а не кольнуть сильнее.

– Ты не выбрал меня.

– Что? – Белоснежные щеки Хайнца вспыхнули, он болезненно поморщился и потер запястье. – Что ты такое говоришь? Я выбрал тебя!

– Ты уже сделал свой выбор. Это был Герман. И как бы ни убеждал себя в том, что реинкарнация Истинных существует, ты не выбрал бы меня.

– Выбрал! – несколько истерично выкрикнул Хайнц. Его голос был таким же громким, как гром за окном.

– Даже если бы я не встретил Фергуса или выбрал бы тебя после его «смерти», это ничего бы не дало. Ты уже выбрал Германа, Хайнц, – упрямо продолжал Грейден, поднимаясь из-за стола. – Но я не он.

– Неправда! Хочешь сказать, что все свои годы я ошибался? Я не дурак, Грей. И я никогда не ошибаюсь! Я выбрал тебя! Осознанно, в ту же секунду, когда увидел тебя, убегающего прочь от Мастеров! Я. Выбрал. Тебя. – Хайнц согнулся над столом и ударил кулаком. Рубашка совсем сбилась, и Грей видел исходящее черным дымом запястье, в кожу которого вплавлялся браслет.

Дождь за окном нарастал, и от шума вокруг, от запаха горелого мяса и от боли Грея начинало мутить.

Хайнц смотрел пристально, безумно, как будто едва сдерживался от того, чтобы не напасть. Грейден храбро стоял на месте, хотя понимал, что сейчас он абсолютно безоружен против него, но на всякий случай сложил пальцы в знак.

– Я выбрал. Я. Выбрал. Это не может быть ошибкой! – Хайнц зарычал, его правая часть лица неожиданно стала покрываться костяной маской. За спиной распахнулись крылья, и черные перья закружились, оседая на полу и книжных полках.

– Посмотри на меня, Хайнц, – тихо сказал Грей. Ему было очень тяжело стоять, голова сильно кружилась, но он упрямо выдержал безумный взгляд Греха перед собой.

Хайнц стиснул челюсти так сильно, что губы побелели. Костяная маска безобразно окольцовывала глазницей золотистую радужку, заползала на лоб и висок.

– Посмотри внимательно. – Грейден сглотнул мешающий ком в горле. Ему казалось, что воздух стал твердым, плотным и вот-вот раздавит его; книги на полках, посуда и мебель будто дребезжали. В виске мерзко застучало, от боли во рту появился привкус крови.

– Я не он. Я не Герман.

Хайнц вонзил когти в столешницу, подался вперед, нависая над ней грудью, и неожиданно остановился. Его крылья дрожали от желания не то распахнуться, не то исчезнуть.

Наступила оглушающая тишина, поглотившая все звуки. Грейден почувствовал, как по виску стекала капля пота, как внутри словно замедлилось сердце.

Хайнц и правда посмотрел на него внимательно, и его зрачки-точки напоминали драгоценные бусины.

– Герман всегда улыбался, – сорванным шепотом произнес Хайнц, и его маска с крыльями резко исчезли.

Грей снова задышал, едва Хайнц выпрямился и вытащил когти из стола, посмотрев на него по-новому.

– Он был открытым. Улыбался. Считал, что всем можно дать шанс, и верил каждому, – тем же разбитым тоном продолжил Хайнц.

Грейден вцепился пальцами в спинку стула, нахмурился, ожидая чего угодно. Он смотрел на Греха и неожиданно осознал, насколько тот устал от всего. Если снять с Хайнца все его золотые украшения, все его перья, дорогие шелка и кружево, что от него останется? Весь образ гордой независимой птицы был не чем иным, как оберткой, под которой он оказался просто мешком сломанных костей и перемолотой плоти, что еще как-то пыталась выжить на собственной злости.

– Ты не Герман.

– Нет. И то, что ты пытался сделать… Ты же понимаешь, что это не вернет его, – припечатал Грей.

– Я ненавижу этот мир, – прошептал Хайнц, с ненавистью глядя на карту на полу.

Грейдену ужасно хотелось сейчас просто закрыть глаза и оказаться как можно дальше отсюда. И чтобы можно было прилечь на диван в собственной гостиной, а Фергус бы трещал над ухом, заваривая чай. Его болтовня никогда не отнимала столько сил, сколько Грей потратил сейчас. Ему казалось, что он не сможет разговаривать теперь год ни с кем вообще, поскольку потратил свой ресурс на то, чтобы заговорить Хайнца.

Информация, что он получил, нависала над головой топором палача. Грею хотелось рассказать обо всем Фергусу и Кейрану.

А еще выбежать из этого дома, наполненного бутафорией благополучия, добраться до поля и призвать сюда свое чудовище, чтоб он забрал уже его отсюда.

Будь Грей здоров, он бы так и сделал, но он мог лишь стоять и терпеть, пока боли не перестанут скручивать правую сторону тела жгутами.

Хайнц поднял взгляд на него, и Грей снова напрягся. Грех открыл было рот, чтобы что-то сказать, но внезапно зашипел и схватился за запястье.

– Мне жаль прерывать нашу беседу, Грей, но надо идти. Прости. Мария! Отведи Мастера Грейдена в его комнату.

Дверь в залу моментально распахнулась, и на пороге застыла странная бледная девушка очень высокого роста и очень худая. Она посмотрела на Мастера совершенно пустыми, серыми глазами и отошла в сторону, предлагая выйти из комнаты.

Грейден был рад покинуть Хайнца. Голова стала непосильно тяжелой, к горлу подкатывала тошнота от боли, поэтому он медленно поплелся следом за Марией, с трудом подволакивая ногу. На пороге он обернулся, чтобы увидеть, как Хайнц мечется вдоль книжных шкафов, сжимая запястье. Почувствовав взгляд на себе, он обернулся, и его красивое лицо исказила насквозь фальшивая улыбка. Грей нахмурился и отвернулся, тут же столкнувшись со своей странной сопровождающей. Мария стояла и смотрела на него немигающим взглядом. Мастеру стало не по себе. Девушка совершенно не моргала, как будто у нее отсутствовали веки, от нее пахло старой пылью и жженой древесиной.

– Вам надо отдохнуть, дорогой гость. Я распоряжусь. – С этими словами Мария медленно пошла впереди, шагая размеренно и тягуче, словно кто-то управлял ею.

Грейдену очень хотелось узнать, что за существо сейчас было перед ним, но он чувствовал себя настолько вымотанным, что его хватило лишь на вялое вспоминание Глоссария, пока они шли по коридорам. В комнате Мария оставила его и отправилась распорядиться об обеде, однако Грей рухнул на постель и моментально провалился в беспокойный сон.

Хайнц дождался, пока шаги в коридоре стихнут, затем подошел и закрыл двери, провернув ключ витиеватой формы. Запястье жгло так, что хотелось лезть на стенку, хотя обычно он не обращал внимания на боль. Настолько сильно воняло горелым, что его парфюм уже не справлялся, и Хайнц морщился от отвращения к самому себе. Хотелось распахнуть клюв и откусить себе руку, только бы этот запах и боль прекратились уже, но он не мог противиться.