— Спасибо! — радуется Лой. Поворачиваясь ко мне, смущенно говорит: — Извини, Алиса. Я, наверное, пойду. Денек выдался не из легких.

— Да уж, — фыркаю, вспоминая веселую пробежку. — Иди отдыхай.

Когда Лой покидает балкон, я отворачиваюсь от унылого зрелища серой стены и перевожу взгляд на парк, раскинувшийся возле гостиницы. В лучах заходящего солнца деревья приобретают розоватый оттенок, а вспыхивающие временами молнии добавляют яркости цветам и вливают в них новые оттенки. Кажется, длинные тени, которые отбрасывают деревья, вместе с каждой молнией начинают мерцать, после чего вновь становятся неподвижными.

Альрайен подходит ко мне со спины. Неожиданно касается волос и, отбрасывая их назад, целует плечо. Затем его губы осторожно поднимаются по моей шее, продолжая нежно, но настойчиво целовать. Я поворачиваюсь к нему лицом, пытаюсь отстраниться, но сзади только парапет, а руки Альрайена обхватывают меня за талию и не позволяют отпрянуть назад.

— Куда же ты? — В глазах аллира вспыхивает странный огонек, напоминающий о нашем совместном ужине за день до начала игры. Это мне совершенно не нравится.

В последнее время Альрайен смотрел на меня по-другому. Мягче? Бережнее? Трудно объяснить, но возвращение прежнего взгляда пугает и вызывает желание скорее сбежать, оказаться как можно дальше от аллира. И какая разница, что я могла вывалиться с балкона, если б Альрайен не поддержал меня! Третий этаж… ведь не смертельно? В некоторых случаях.

— Отпусти меня, — говорю тихо, но уверенно.

— И не подумаю, — улыбается Альрайен. Однако улыбка получается какой-то… холодной. Наклоняясь, он тянется к моим губам, но я опускаю голову, не позволяя себя поцеловать.

— Зачем ты это делаешь, Альрайен? Что тебе от меня нужно?

— Какая же ты непонятливая, Алиса, — усмехается аллир. Одна его рука продолжает лежать на моей талии, вторая же касается подбородка и поднимает голову, заставляя вновь взглянуть на Альрайена.

— Да, я не понимаю! Если ты хочешь всего лишь поразвлечься, то обратился не по адресу. А чего ты еще можешь хотеть с недостойной смертной? Но я так не хочу. Поэтому прошу, оставь меня в покое. Мне вовсе не хочется становиться чьей-то игрушкой, тем более в руках того, кто считает себя богом.

Теперь эти слова можно произнести. Теперь я могу сказать правду, не обманывая саму себя. Если раньше с помощью Альрайена я пыталась забыть Тэана, заглушить боль такой невыносимой разлуки, то теперь в этом нет необходимости.

Я действительно не желаю быть всего лишь развлечением. Возможно, относись Альрайен ко мне серьезней, испытывай он на самом деле какие-то чувства, помимо уязвленного самолюбия и желания избавиться от скуки, я бы задумалась. Но не в нашем случае.

Синие глаза внимательно меня изучают и… покрываются льдом.

— Неужели ты забыла свои собственные слова? — ласково спрашивает Альрайен. Нет, не ласково. В его голосе таится нечто страшное, пугающее, но я никак не могу разобрать, что именно. — Ты сказала, что я могу прикоснуться к твоему телу. Что же теперь? Забираешь слова назад? Я не лезу к тебе в душу, я всего лишь беру то, что ты сама позволила взять. Попытаюсь довольствоваться только этим. Но тело ведь — это тоже неплохо, верно, Алиса?

От слов Альрайена перехватывает дыхание. Кажется, он снова и снова вонзает в мою грудь кинжал, наслаждаясь производимым эффектом, а боль медленно растекается по телу. Не давая пошевелиться, она вгрызается все глубже, полностью заполняя собой.

Настойчивый поцелуй окончательно лишает возможности дышать и помогает кинжалу слов срастись со мной, чтобы его уже невозможно было вынуть. Боже, как я ненавижу себя! За то, что подпустила к себе Альрайена. За то, что поверила, будто он не сможет причинить мне боль. За то, что понадеялась, будто он заглушит мои чувства к Тэану. Какая же я наивная!

Теперь невыносимо больно, и я уже не могу понять, сбросил Альрайен сейчас свою маску или, наоборот, надел ее? Где то, что я видела, когда рисовала аллира? Может, я тогда была слепа? Или же… или он был настоящим, а я все испортила своей глупостью?

— Боишься? — спрашивает Альрайен, отрываясь от моих губ. — Зря. Если бы я хотел всего лишь развлечься, то давно бы заполучил тебя.

С этими словами аллир покидает балкон, оставляя меня одну. А я все хватаю ртом воздух, которого по-прежнему не хватает, и прижимаю руки к груди, но она отчего-то продолжает болеть.

Лой предпочитает держаться рядом со мной. Несмотря на то, что его приняли в команду, друзья продолжают относиться к нему настороженно, а вот между нами двоими никакого напряжения не возникает, благодаря давнему и очень неформальному знакомству. Не так уж много людей приставляло к моему горлу клинок и при этом выживало. Аллиры не считаются.

Что же касается Лоя, то и он относится ко мне особенно, благодаря тому, что именно я, к добру или нет, но разрушила всю его веру в Последователей Света и их благое смертоубийственное дело.

— А что ты планируешь потом? — интересуется Лой.

— Потом? — непонимающе переспрашиваю.

— Ну да, после того, как Первозданный Свет победит тьму и ты освободишься от ее влияния.

— Домой вернусь, — говорю я и уже после этого понимаю, что не стоит, наверное, напоминать ему о доме. Кто знает, почему парень вырос на улице.

— Здорово! — улыбается Лой, но сразу же грустнеет и неуверенно спрашивает: — Как думаешь, когда Последователи Света узнают, что вы победили тьму, они примут меня обратно?

— Конечно! Особенно, если узнают, что ты поспособствовал победе над тьмой. — Подмигиваю Лою и хитро добавляю: — А они узнают…

Смущаясь, парень утыкается взглядом в дорогу, а я, продолжая светло улыбаться, поглядываю на него. Юный охотник наполняет душу странной радостью и теплом. Несмотря на всю тяжесть предательства по отношению к Последователям Света, он считает, что сделал правильный выбор, и уверенно идет выбранной дорогой, несмотря на все сложности. Это достойно уважения. Открытость, идеалистичность и даже наивность Лоя не позволяют смотреть на него без улыбки.

Как хорошо, что он не переступил через себя и не попытался меня убить. Он сохранил врожденный свет, которого охотникам, именуемым Последователями Света, не постичь никогда.

Едет Лой на странной лошади, которая больше по виду походит на обычных земных скакунов и виллетом не является, но по скорости и выносливости от тех не отстает. По крайней мере, пока мы двигаемся в среднем темпе. Внешнее отличие от лошади обыкновенной у нее все же имеется, но небольшое — по острому шипу на каждом локте. Я долго задаюсь вопросом, зачем лошади нужны шипы на локтях.

Наконец интересуюсь:

— Твоя лошадь умеет локтями бить?

— Умеет, — подтверждает Лой, не замечая моего замешательства, потому что продолжает смотреть на дорогу… и, наверное, не считает данный факт сколько-нибудь необычным, но все-таки поясняет: — От диких зверей она так защищается, если те вздумают напасть.

— Стойте! — вдруг восклицает Терран. Заставляя виллета остановиться, напряженно осматривается по сторонам.

Мы следуем его примеру, но ничего настораживающего я не вижу. Все та же широкая дорога, все тот же пушистый лес по краям, все то же пурпурное небо над головой, изредка разрываемое всполохами молний. Однако… что-то все же не так. Неправильно. Остальные тоже это чувствуют. А потом… прямо в воздухе перед нами материализуется он.

Узкая черная куртка длиной примерно до середины бедра с заниженным поясом, когда-то напомнившая средневековый котарди и развеселившая меня непропорционально большими золотистыми застежками и пуговицами, теперь вызывает целую гамму неприятных эмоций. Взгляд медленно поднимается вверх: проходится по длинным темно-каштановым волосам, скользит выше, отмечая до боли знакомые черные пряди и две золотистые. Вот только глаза другие — не темно-карие, как прежде, теперь они странного серого цвета, который кажется удивительно пустым.