- Фред ударил меня, - с ненавистью ответила Лера, вся дрожа от бессильной ярости.  Он ударил меня, это все видели!

- Конечно, ударил, - преувеличенно весело отозвалась Люси. - Он рассказал мне. Ты же флиртовала с другим мужчиной и уехала с вечеринки с кем-то другим, не с Фредом, я правильно понимаю? Я скажу Мише, - она едко хихикнула, - что ты и дома вела себя так же. Скажу, что ты изменяла Фреду, и он просто не вытерпел этого унижения. Миша мужчина; он меня поймет.

Лера молчала, роняя бессильные слезы.

- Ну, дорогая, не надо плакать! - заботливо проворковала Люси. - Ты же знаешь, я не могу слышать, как ты плачешь! Поверь - я забочусь о тебе, о твоем благе. Ты еще слишком молода и неопытна… Ты просто не понимаешь, что так всем будет лучше. И тебе  в первую очередь. Фред не плохой; он очень хороший. С ним ты будешь счастлива, очень счастлива! Он будет заботиться о тебе, да он сейчас готов это делать, но ты же не даешься!

- Я не хочу быть с Фредом, - пробормотала Лера сквозь слезы. - Я люблю другого.

- Другого! - насмешливо фыркнула Люси. - А этот другой что, готов о тебе позаботиться? Он богат? Он успешен? Он готов сделать тебе предложение, или всего лишь хочет с тобой развлечься? Но в любом случае, выбирать тебе. Давай, люби своего другого и оставайся в полной нищете. Фред не простит тебе связи на стороне. Твоему другому,- Люси гаденько усмехнулась, так, что мороз пробежал у Леры по спине, больно кольнув меж лопатками, - переломают ноги и руки, и вы вдвоем будете жить на его пособие по инвалидности. Но ведь у вас любовь, так? Он тебе простит это?

- Мерзавка!

- Я не понимаю русского, можешь не утруждать себя, не ругаться на нем, - небрежно ответила Люси. - Итак: бери себя в руки, собирайся и иди к Фреду.

- Нет!

- Да; я поговорила с ним - он и пальцем тебя не тронет. Он остыл; девочка, он просто любит тебя, и очень ревнует, вот и все. Просто иди к Фреду; просто сделаем вид, что ничего не было, и будем жить как раньше. Вот и все.

Лера была уничтожена и раздавлена. Люси еще что-то бормотала в трубку своим тараканьим голосом, но Лера уже не могла слушать. Захлебываясь слезами, она бегом проскользнула в ванную и долго умывалась, отмывая горе и страх.

Страх остаться одной.

Страх ненужности.

Люси умела ломать девчонку. Напугать ее, выбить почву из-под ног. Лера, по сути, была  трусихой. Строптивой - но трусихой. Она никогда не чувствовала себя уверенно, и Люси этим пользовалась.

Она могла даже явную чушь говорить так уверенно и так убедительно, что Лера верила ей. Не хотела - и верила, обмирая от ужасов, которые рисовал ей внутренний взор. Богатые люди не умеют делиться своими богатствами, внушала ей Люси. Богатые люди не любят заботиться о бедных родственниках. Богатые люди потому и не спрашивают о том, как ты живешь, что ты ешь и что пьешь. Богатые люди не поинтересуются, куда делся искалеченный Лассе.

Лера, давясь рыданиями, наплескала в лицо холодной воды, пока маска безразличия не сковала его. Наскоро расчесала длинные волосы, обмирая от страха перед принятым решением, натянула джинсы на длинные стройные ноги.

Когда она выла из ванной, Лассе уже не спал. Он слышал ее торопливые, лихорадочные сборы, и почуял нечто неладное.

- Лера, что случилось?

Он был такой смешной, взъерошенный после сна, в одних брюках, босой. Лера на миг ощутила жгучее желание закричать, заплакать, разрыдаться, упасть ему на грудь и рассказать обо всем - об угрозах мачехи, о Фреде, наябедничавшем тетушке и ждущем теперь ее в номере гостиницы. Но она сдержалась; в большей степени оттого, что помнила - головорезы, нанятые Фредом, могли напасть и искалечить Лассе.

- Ничего, - холодно и резко ответила она, проходя в темную прихожую и отыскивая свою сумку.

- Куда ты собралась?

Лера пожала плечами:

- На учебу. Я же готовлюсь поступать - забыл?

Ее холодный тон совсем не вязался с теми словами, что она говорила ночью, под ним, обмирая от ласк и любви, и Лассе тряхнул вьющимися волосами, прогоняя воспоминания, дурман, и наваждение.

- Что происходит, Лера? - осторожно произнес он. - Ты обиделась? Я сделал… неправильно? Что за тон между нами?

Уголки губ девушки дрогнули, на ясные газа набежали слезы, но она мужественно их проглотила. Нацепив босоножки, она выпрямилась, поправила на плече ремешок от сумки и прямо глянула в лицо Лассе.

- Нет, все так, - ответила она дерзко. - Все хорошо. Ты же знаешь - у меня жених есть. Я скоро замуж выхожу. И муж - это на всю жизнь. Навсегда. Одно и то же в течение всей жизни.  Хочется попробовать еще что-то. Я выбрала тебя: и не прогадала. Мне правда было хорошо ночью. Очень.

- Что? - потрясенный, переспросил Лассе. - Но ты…

- А как иначе было удержать тебя? - поспешно перебила его Лера со смехом в голосе. Сейчас она не могла слышать ни слова о любви; ни о своих признаниях, ни его. Это было бы слишком больно. Непереносимо. Одно слово - и она сдастся, раскиснет, признается, запросит пощады и защиты. Но в этой ситуации именно она защищает его. Прости, Акула, но тебя могут поймать... - Ты бы ушел иначе. А я этого не хотела. Прости, - она опустила глаза, не в силах больше выдерживать его взгляда. - Все было просто отлично. А теперь мне пора. Будешь уходить - просто захлопни дверь.

И Лера вышла, оставив Лассе одного, в звенящей, потрясающей своей пустотой тишине.

Вот оно, наказание за все его грехи!

Он не заметил, как опустился прямо на пол, потрясенный, раздавленный словами девушки. От слез мир расплывался перед его взглядом.

Раньше он использовал и покидал, и сегодня это произошло с ним, и он не понимал, за что с ним так поступила эта жестокая, невероятно жестокая девочка, еще вчера говорящая «я люблю тебя». И он поверил в ее слова! Поверил в ее порыв, в ее поцелуи, в ее ласки, в ее тело, льнущее к нему! Впервые в жизни поверил в то, что это не просто слова, почувствовал любовь, понял, что и с ним это может произойти!

- Да это невозможно, - бормотал он, отирая слезящиеся глаза. - Черт, она же девственница!

Но, вероятно, девственность не так уж много стоило для этой жестокой девчонки. В конце концов, он слишком опытный; он сделал все максимально аккуратно, так, что она и не вспомнила о каких-либо неудобствах, чуть позже извиваясь и крича под ним. Лассе нервно расхохотался, запустив руки в волосы, не чувствуя, как слезы все же ползут по его щекам, много слез, так много, словно он копил их всю жизнь, чтобы пролить сегодня все разом.

- Жестокая девчонка! - прокричал он в истерике, сжимая кулаки и не видя цели, на которой можно было б выместить свою боль, свое горе. - Но ведь я-то тебя полюбил! Я полюбил тебя!

Неужто это в самом деле наказание за его грехи?

Неужто так больно было каждой?..

Неужто?..

Миша никогда не видел бессмертных Акул.

Точнее, он знал, что эти звери проявляют чудеса регенерации, но так же он знал, что белые медведи вытаскивают на лед касаток и беспощадно их жрут. А потому явление Лассе в своем офисе воспринял чудом не меньшим, чем второе пришествие Христа.

В свое время Лось поразил его своей дерзостью, явившись пред разгневанным родителем бесстрашно и даже нахально, но Лось - это другой случай. Акула же Мишу побаивался, и побаивался заслуженно. Миша Акулу не любил, искренне и истово. И даже то, что Акула смог встряхнуться, вытрясти из своей курчавой головы глупости и стать хоть немного похожим на Лося - надежного и крепкого, - Мишу к нему не расположило, и уважения не прибавило.

«В его годы!.. - в ярости думал Миша, наблюдая этого скользкого хищника в собственном кабинете. -  У меня испанцы ноги целовали! А этот на посылках у младшего!..»

И Миша испытал непреодолимое желание перекраситься из бурого в белый и вытащить касатку на лед, попутно вырвав ей кишки.

Однако, и Акула к Мише особо теплых чувств не питал. Уважал - бесспорно; даже боготворил в какой-то мере, завидуя атмосферам укуса его челюстей, но не любил, не питал теплых чувств, и хвостом вилять перед ним не собирался. Сейчас - нет; на его плечах лежала ответственность за чистоту сделок всей фирмы, и Акула понимал, что по сути он самый важный винтик в этой махине, производящей деньги. Он был ведущим юристом фирмы, притом чертовски хорошим - когда не валял дурака, - и прозвище Акула как нельзя лучше отражало его сущность. Вцепившись однажды, он не отпускал до конца и выгладывал все до костей.