- Ой, ой, - всхлипывала она, чуть приподнимаясь на локтях. А он целовал все настойчивее, хмелея от ее запаха, от ее чистоты, от упругости ее бедер под своими ладонями.

- Не бойся, не бойся, - шептал он, гладя ее дрожащий живот. Его пальцы, казалось, умеют касаться только мягко и нежно, и Лера, откинувшись на постель, закусила губу, душа в груди свои испуганные и стыдливые стоны, потому что его руки гладили ее всюду, мягко касались таких мест, о которых ей даже подумать стыдно было. Его ладони мягко разводили  ее колени, когда она пыталась их стыдливо сжать, а его губы и язык принимались ласкать ее пылающее лоно еще настойчивее. И Лера извивалась в его руках, отчего-то стараясь  не выдать своего удовольствия, которое - Акула был прав! - сейчас было намного больше, чем в первый раз. Бессовестные пальцы поглаживали ее мокрую дырочку, язык мягко ласкал ее женское мокрое местечко, чувствительный клитор, и Лера сама не заметила, как ее дыхание стало горячим, частым и рваным. Она закричала, изумленно раскрыв глаза, не в силах справиться с овладевшим ею наслаждением.  Ее тело извивалось против ее воли от пульсирующих спазмов, каждое прикосновение губ мужчины меж ее ног отзывалось вскриком и судорожной дрожью, и Лера терзала руками простыню, в испуге не смея свести ноги вместе.

- Ну, чего ты напугалась так? Ну?

Из ее напряженного горла все еще рвались стоны и всхлипы, когда Акула, нежно исцеловав ее всю, прилег рядом, чуть слышно посмеиваясь и поглаживая ее вздрагивающее тело.

- Так и должно быть…

Он дождался, когда девушка отдышится и немного остынет, когда ее губы перестанут дрожать и начнут отвечать на его поцелуи, и осторожно перевернул ее на живот, чуть приподнял ее бедра - мягкие, расслабленные.  Девушка чуть слышно простонала, когда он вошел в ее мокрое лоно, толкнувшись мягко, прильнув к  ее спине и двигаясь долго, неспешно, но с таким напором, что Лера ахнула, ощутив его в себе очень глубоко.Проникновения его члена в ее тело будили в девушке чувственное возбуждение, она понимала, она чувствовала - ее берет мужчина, он в ней, он ласкает ее. И от этого краска стыда заливала ее щеки, и она смущенно опускала лицо.

 - Тише, тише, - укрощая свою страсть, шептал он, удерживая затрепетавшуюся девушку под собой, жадно целуя ее подрагивающие плечи. - Ну, чего ты напугалась? Это всего лишь удовольствие. Так и должно быть.

Он запустил руку под ее теплый животик, приподнял девушку, прижал ее к себе, мягко толкнулся в ее тело раз, второй, третий, ощущая ее испуганную настороженность. Девушка сжималась, принимая его в себя, обмирала каждый раз от непривычных  ощущений в своем животе - и жарко выдыхала, чувствуя вместе с его членом все нарастающее возбуждение. Его пальцы осторожно легли в низ ее живота, поглаживая меж мокрыми губками, и Лера ахнула, почувствовав знакомое ей уже жгучее наслаждение. Его ласкающая рука заставила девушку дрогнуть и двинуться - точно так же мягко и плавно, как двигался он, приникая и прижимаясь к нему все плотнее, пуская его глубоко в свое жаркое тело.

- Девочка моя…

Лера молчала; ее глаза были крепко зажмурены, словно она все еще страшилась удовольствия, которое делает ее сильное юное тело неуправляемым и откровенным. Она закусила губу, но напряженные бедра и дрожь выдавали ее, и когда толчка в ее тело стали сильнее и быстрее, она не вынесла - выкрикнула подступающее наслаждение, забившись под мужчиной. Ее сопротивление, ее страх перед накатывающим наслаждением, ее невинный трепет еще больше распалили мужчину, и он, забывшись в страсти, распластал девушку на постели, прижался к ней сильнее, резче и жестче толкнулся в ее тело - до крика, до стона, до откровенного вопля. Он брал ее сильными глубокими толчками, удерживая ее тонкие ладони, с головой погружаясь в обжигающее наслаждение,  и Лера снова выкрикнула, забившись в своем первом оргазме под мужчиной, выгибая мокрую шелковую спинку.

В душ они пошли вместе, но и там, под упругими теплыми струями воды, Лассе снова взял Леру. Сзади, по-животному, как дикую самку. Хищно и жестко. Снова овладел ее телом, напал, растерзал, не насытившись, не утолив свою жажду, не упившись ее стонами, не усыпив свою страсть. Настойчиво, жадно, не в силах уже контролировать свое желание, не в силах сдерживаться. От близости и доступности девчонки голова кружилась, от ее податливости и покорности желание разгоралось все сильнее, а в беспомощности Леры было что-то такое особо эротичное, что напрочь срывало крышу и будило в мужчине зверя. Одним  неосторожным, резким  толчком проникнув в узкое лоно девчонки, Лассе едва не вскрикнул от боли вперемешку с острым удовольствием. Это было почти насилие, почти борьба, которая доставляла обоим особое удовольствие. Целуясь под струями теплой воды, захлебываясь страстью, которую любовники словно  передавали из губ в губы друг другу, они занимались любовью яростно, жестко, словно в первый раз, объятые иссушающей жаждой друг друга.

Девчонка томно и жалобно постанывала, сил у нее не было ни стоять на подгибающихся, дрожащих ножках, ни кричать. Скользя ладонями по черному кафелю, она, измученная и пресыщенная, всхлипывала, откинув голову на плечо мужчины, и стонала, вздрагивая от толчков в свое тело.

- Ой, ой, - пискнула она, когда его ладонь скользнула меж ее ног и чуть приподняла - но лишь затем, чтобы его член толкнулся в ее тело сильнее, резче, глубже. Ее бедра задрожали - Лассе уже знал, что означает эта дрожь, и потому перехватил девчонку крепче, стиснул ее мокрое скользкое тело. Прижимаясь лицом к ее мокрой шее, исцеловывая ее в страсти,  продолжал неистово вколачиваться в ее лоно, брать ее особо люто, жестко, до криков, до воплей, почти до мольбы.

 - Ой! О-о-ой…

Лера забилась в его руках, стиснув бедра, зажав меж ними его ладонь, жарко дыша, изо всех сил отталкиваясь от кафельной черной стены, по которой текли потоки воды. Каждый раз она кончала бурно, содрогаясь всем телом, с криками, с изумлением в бирюзовых глазах, и Лассе чувствовал, как ее вопли растекаются в его сознании таким же обжигающим удовольствием, как оргазм. Ее узкое лоно пульсировало, принимая его член, и девчонка обмякла, потеряв все силы окончательно.

- О-о, какая ты горячая, - посмеиваясь, шептал он ей на ушко, обнимая дрожащее тело обессилевшей  девушки, целуя ее мокрые волосы, осторожно покидая ее лоно. - Есть еще силы? Продолжим? Я слушал бы тебя всю ночь.

Но до постели ему пришлось Леру нести, потому что у нее совершенно не слушались ноги, дрожали коленки, и Лассе с запоздалым раскаянием понял, что переусердствовал. Девушка совсем уж неопытная, можно уж было сдержаться… и ничерта невозможно! Лассе ощутил, что и еще раз готов ее взять, черт дери, что хочет ее так же нестерпимо, как и в начале вечера, и не только потому, что не насытился ее телом. Ее стоны - вот изысканный коктейль из чувств, который он готов был пить бесконечно. Покорность, изнеможение, наслаждение и почти отчаяние, потому что девчонка не могла справиться с таким мощным потоком новых, неизведанных еще ощущений. Она не знала еще, как это бывает, не совсем готова это принять, и его силы, его страсти, его желания, его одержимости ей было слишком много… чересчур много. Он выпил все ее силы, выжал все ее эмоции досуха, до изнеможения, до полного растворения в блаженстве. Лассе чувствовал это, понимал, и его власть над девушкой пьянила его больше секса.

Однако, уложив ее в постель и заботливо закутав в одеяло, он получил поцелуй. Лера, обхватив его лицо ладонями, заставила его склониться к ней и порывисто поцеловала с таким трепетом, с таким пылом и так трогательно одновременно, словно не могла выразить словами… впрочем, и он не мог сказать, что именно было выражено этим искренним поцелуем. Благодарность? Нет, не то, совсем не то. Она хотела сказать, что все, что между ними происходило - это было  настоящим. Это было мукой и блаженством для нее, высказать которые она не может.