Тогда отчего его нет рядом с ней?!

Лере стало стыдно, нестерпимо стыдно за свои девчоночьи трусливые мысли там, в подвале, и так же нестерпимо захотелось увидеть Лассе, впервые после размолвки посмотреть на него и сказать ему то, что сейчас наполняло ее душу. А что, если он не захочет ее слушать!? Что, если он ранен в этой бойне и винит в этом ее?!

«Лассе, прости меня за то, что тогда, в спальне, я поверила Люси… Я же знала, какая она. Я же знала, а что она способна. Нужно было выслушать тебя, и тогда не было бы всего этого ужаса. Ничего бы этого не было!»

Запахиваясь в больничный халат, Лера выбралась из своей палаты в коридор, и встала, как вкопанная. Медсестры суетились, носясь с перевязочными материалами, и Лера расширенными от страха глазами проследила за одной, которая выскользнула из палаты с целой горой окровавленных бинтов и ватных тампонов. Откуда это? Чья это кровь?

А что, если Лассе мертв, вдруг подумала Лера, и ей стало нестерпимо дурно от этой мысли и от вида кровавых пятен на белоснежных бинтах. Что, если его больше нет, и от этого Лось выписывает ей вежливо-злые пожелания, а цветы шлет дабы в глазах всего мира утешить вдову брата - так ведь поступают хорошо воспитанные люди!?

- Лассе, Лассе Виртанен, - бормотала Лера, пытаясь ухватить пробегавших мимо сестер за рукав, умоляюще заглядывая им в лица. - Мой муж… Вы знаете, где он?.. Он здесь?..

Одна медсестра глянула в лицо Леры как будто с испугом и махнула рукой, указав на дверь одной из палат, и у Леры все внутри упало, оборвалось, жизнь замерла в груди. Это здесь царило оживление, а там, куда указала медсестра, было тихо, так тихо, словно туда уже не надо было спешить…

- Там он, - буркнула она, снова оглядев Леру каким-то странным, испуганным взглядом, и поспешила скрыться.

- Нет-нет-нет! - на глаза Леры навернулись слезы, она зажала рот, чтобы не выкрикнуть страшную, чудовищную догадку, и рванула туда, шлепая слишком большими тапочками по полу. - Нет!

В тихой палате царил зеленоватый полумрак, окна были задвинуты плотными шторами, сквозь которые пробивались всполохи молний, облизывающих тяжелые края темных туч. Лассе неловко лежал на кровати, одетый в испачканную кровью одежду, отвернувшись к стене, свесив сбитую руку, и перепуганной Лере, у которой кровь шумно билась в ушах, показалось, что он не дышит, что его оставили тут одного, не заботясь больше, потому что поздно, потому что больше не о ком заботиться…

- Акула-а, - прошептала Лера, приближаясь к нему медленно-медленно, едва не приседая от страха, стиснув кулачки и не смея даже отереть слез, которые застилали ее взгляд и рекой лились по ее лицу. - Нет, пожалуйста, нет! Ты же такой сильный! Ты не можешь… Ты не можешь уйти! Ты должен со мной остаться! А как же наше «долго и счастливо», Акула?! Акула, я же тоже помру, если ты умрешь! Я же люблю тебя, Акула! Ты же единственный, кто обо мне вот так заботится и защищает! Как же ты меня можешь оставить совсем одну?! Снова одной быть?! Нет, нет! Только с тобой! Ну, пожалуйста!

Истерика накрыла ее с головой, рыдая, она выкрикнула свою просьбу, не зная, кому ее адресует - мужчине или Господу Богу, - и ее горячая молитва была услышана. Потрясенная, она увидела, как шевельнулись его пальцы, как он вздохнул глубже, просыпаясь, и краска стыда наползла на ее щеки. Еще никогда она не была так откровенна и никому не выказывала своих чувств, как здесь и сейчас.

- Лера, - хрипло пробормотал он, поднимая голову и моргая сонными глазами. - Лера?!

И это тоже было потрясение, невероятно тяжелое, сводящее с ума. С плеч словно тяжелый груз упал, самое страшное, то, чего не исправить - смерть, -  не случилось, и облегчение было сродни самой нестерпимой боли. Не соображая, что делает, Лера вскрикнула и со всех ног бросилась из палаты, потому что ее разрывало на куски, потому что она не знала, как верно реагировать на все произошедшее, потому что ей было стыдно выказать, как она растеряна, испугана и потрясена. Такие сильные чувства принято прятать, и Лера хотела их скрыть, не выказывать при Лассе, еще сильнее теперь ощущая свою вину перед ним, невероятно желая прижаться к нему, выплакаться ему в жилетку и думая, что недостойна этого.

- Лера! Стой!

Задыхаясь, Лера сбежала с лестницы. Запах роз преследовал ее, словно укор Анри - что же ты сделала с моим братом? Из-за тебя он пошел на все это, словно говорил укоризненный взгляд Анри, рисующийся в ее воображении, и Лера убегала, убегала прочь от воображаемых упреков.

- Я не хотела, - плакала Лера, толкаясь в стеклянную зверь, словно мотылек, бьющийся в окно. - Я не думала…

На улице она глотнула свежего воздуха, подняла лицо к темному грозовому небу, и холодный дождь, притащенный порывом ветра, стер слезы с ее щек, вмиг промочив ее тонкую рубашку, халат.

- Я не хотела…

- Лера!

Лассе догнал ее у крыльца больницы, обхватил и крепко прижал к себе, не позволяя убегать в холод и ливень, защищая, накрыл  собой от холодных струй дождя. Вмиг весь мир потонул в серой пелене ливня, такого сильного, что в паре шагов не видно было силуэтов людей, спасающихся от обрушившейся на землю стихии. И Лера затихла, ощутив себя укрытой от чужих взглядов, упрятанной в объятья Лассе от случайных свидетелей.

- Милая моя, - прошептал он ей на ушко, осторожно-осторожно целуя, стискивая еще сильнее и баюкая плачущую девушку. - Что ж ты убегаешь от меня? Ты правда думала, что сможешь сбежать? Нет же; нет! Останься со мной, не уходи. Не надо бегать от меня вот так, ни словом не обмолвившись, не объяснившись… Ну, сейчас-то можно поговорить?! Неужели я не заслужил даже этого разговора? Да, ты, наверное, сейчас напугана, и напугал тебя я, но я клянусь… я обещаю… никогда больше ты этого не увидишь.

- Люси мне сказала - ты жестокий, - слабо прошептала девушка, - и что ты не простишь мне, и однажды меня…

- Нет! - Лера ощутила, как мужчина напрягся, даже в струнку вытянулся, отрицая, отталкивая эти страшные мысли. - Нет, как ты могла подумать! Я тебя?! Нет! - голос его осекся, и Лера крепко ухватила за обнимающие ее руки. - Я готов был даже отпустить тебя, после всего того, что ты видела, лишь бы только ты жила… Но иначе было нельзя, Лера. Я должен был это сделать. Защитить свою женщину. Я очень хотел бы, чтобы ты этого не видела никогда, и очень хотел, чтобы ты не боялась меня, но… Разве ты не поняла… разве ты не увидела - я ради тебя…

- Поняла, - ответила она. - Но я хотела услышать это от тебя. Акула-а, - пискнула Лера, вздрагивая в его руках от рыданий, - это я во всем виновата! Прости!

- Ты не виновата ни в чем, - так же тихо произнес он. - Ну, в чем твоя вина? Глупенькая моя…

Он осторожно  повернул ее к себе, словно боясь напугать, или того хуже - боясь, что она оттолкнет его, снова вырвется и убежит, - и заглянул в ее заплаканные глаза.

- Акула, я люблю тебя! - словно защищаясь, выдохнула Лера, обхватывая его мокрое лицо ладонями, прижимаясь к его губам своими - мокрыми, дрожащими от холода. - Скажи, что ты тоже любишь меня! Мне нужно это сейчас! Я хочу услышать это после всего, что произошло!

- Конечно, люблю, - пробормотал Лассе, запуская пальцы в ее мокрые волосы, осторожно, почти робко целуя девушку и млея от ее податливых губ, целующих его с такой страстью. - Я люблю тебя, Лера. Больше самого себя. Больше всех на свете… Ты моя, моя…  я тебя у всех отвоевал… Лера…

Он целовал ее, касаясь губами к ее лицу так трепетно, так нежно, словно она сама была цветком, а он наслаждался ее ароматом и опасался повредить тонкие лепестки, а дождь хлестал его по плечам, по склоненной голове. Но целующаяся пара словно не ощущала холода. Их отношения, их любовь стали другими; вероятно, не такими восторженными, но более глубокими, более зрелыми. Целуя друг друга, даря ласку и поддержку, они принимали друг друга - новых, изменившихся, - и понимали, их что любовь пережила это потрясение.

Пережила. Не исчезла, не покинула их.