- Значит, леденец мне подарил?.. - прошептала она мстительно, посмеиваясь. Ее язык щекотал самое чувствительное место - уздечку,  а пальцы осторожно поглаживали член по всей длине, заставляя Лассе замирать от чувственной ласки. - Ну, ты сам захотел со мной жить… сам выбрал.

Ее действия были слишком неумелыми и робкими, даже застенчивыми, но их было достаточно, чтобы разбудить дикую страсть в обоих. Теперь запах возбуждения и желания витал в воздухе, смешиваясь с ароматом роз; Лассе подтянул Леру к себе, со страстью исцеловал ее мокрые губы, пахнущие им, его запахом. Этим интимным запахом Лассе словно  помети ее, сделал девушку своей более чем обычно.  Моя, только моя!

Любовная игра становилась все изощреннее, все тоньше и страстнее, ласки - все более откровенными, бесстыдными и сладкими. Коснувшись горячего влажного местечка меж ног девушки, Лассе обнаружил, что девушка мокрая и раскрытая. Незнакомая ранее ей ласка, власть над мужчиной возбудила и ее, и она готова была принять мужчину, сгорая от нетерпения. Он погрузил в ее тугое лоно жадные пальцы, и она  приняла их в себя со сдавленным стоном, подавшись вперед бедрами, насаживаясь сама и часто-часто дыша свозь сжатые зубы. В ней больше не было стыдливости, застенчивости и неловкости, теперь Лера была откровенной и смелой в своих желаниях. Близость с любимым человеком была для нее важнее, и она наслаждалась каждым мигом, каждым прикосновением, каждым поцелуем, что стирал стоны с ее губ.

- Не боишься меня больше? - жарко шептал он, подминая под себя тонко постанывающую девушку, лаская ее лоно изнутри так, что из горла девушки рвались жалкие стоны, умоляющие, хриплые. - Ну, скажи - не боишься?

- Не боюсь,  отважно и дерзко ответила она, прикрыв ресницами сияющие от страсти глаза. - Возьми меня, - шепнула Лера, нетерпеливо прижимаясь к мужчине дрожащим животиком. - Возьми…

- Хочешь? Хочешь меня?

- Хочу…

Сказала - и застонала, сладко выгнувшись дугой, запрокинув лицо, жако дыша раскрытым ртом, когда мужчина одним движением вошел в ее раскаленное мокрое лоно, и удовольствие накатилось на нее тяжелой волной, вместе с тяжестью его тела, вместе с глубоким сильным толчком в ее тело.

- Еще! - требовательно прошептала Лера, обнимая Лассе длинными ногами, обвивая горячими руками его шею, изнемогая от желания. Следующим толчком он выбил нежный стон из ее раскрасневшихся губ, которые были беспомощно раскрыты, и которые теперь целовать было особенно сладко. Девушка, поскуливая, подчинялась любому проникновению и начинала сладко извиваться, стоило наслаждению приблизиться и затопить ее разум.

- Милая моя… Лера…

- Еще, еще! - шептала она, исцеловывая его шею, запуская пальцы в темные волосы, закрывая глаза и забываясь в страстной ласке. - Люби меня, Акула. Любимый…

Два тела, сверкая бусинками пота, двигались в одном ритме, неспешно и томно, нежно ласкаясь друг к другу. Познавая друг друга снова, они поняли, что сохранилось и это - нежность и желание. Это осталось неизменным, это по-прежнему грело сердце и влекло их друг к другу, это было то, что они готовы были дарить друг другу вместе с собой - без остатка…

****

Лось, как обычно, читал газету за утренним кофе. Этот ритуал оставался неизменным вот уже несколько лет - утро, кофе и свежая газета. Поэтому даже появление Аньки - шумной, веселой, принесшей с собой запах непогоды с улицы, - не заставило его прервать этот умиротворяющий процесс.

Анька, шмыгая замерзшим красным носом, начала долго стучала сапогами в прихожей, потом ворчала, вешая куртку. Таинственно шуршала упаковочная бумага и блестящий полиэтилен, и Лось, отставив чашку с кофе, настороженно и заинтересованно прислушался к ее возбужденной и радостной воркотне.

Анька ворвалась в столовую, волоча поистине огромную плюшевую игрушку. Сшитая из серебристого материала, с белыми треугольными зубами, с разинутым ртом, акула в ее руках была поистине огромной.

- Матерую оторвала! - похвасталась Анька, вертя игрушку то так, то этак, любуясь плюшевым чудовищем. - Ну, чего глазами хлопаешь, дядюшка Лось? Сын у Акулы народился!

Конец