Отплыв на десяток ярдов от берега (на всякий случай), я сбросил якорь вниз и только после этого заснул.

Проснулся, когда небо уже стало чёрным. Поел сухарей с мёдом и допил воду, оставшуюся в бутылке.

Вода-то и была предметом моих дальнейших забот.

Покопавшись в вещах, нашёл новенькую белую простыню и безжалостно разорвал её. Отделив две длинные узкие полоски, аккуратно обмотал ими кисти рук. Ладони мои вспухли и саднили, и я прекрасно понимал, что если сотру их до крови, то останется только одно: пропадать.

Затянув завязки на запястьях, поднял якорь и взялся за весло.

С трудом нашёл начало пролива, соединившего озеро с океаном. Но гораздо больших хлопот стоило пройти по этому узкому коридору. В нём оказалось совершенно темно. Каждый раз, когда скалы безжалостно таранили плот, я с трудом удерживал равновесие и бранил себя за то, что не предусмотрел никакого огня на палубе. Даже маленький факел намного облегчил бы моё путешествие.

Последний поворот, ещё несколько взмахов веслом – и мягкие волны океана принялись покачивать мой корабль. Я развернул его влево и, восстанавливая в памяти дневной маршрут, поплыл вокруг острова. Полная темнота. Ни останков “Дуката”, ни противоположного острова не было видно, горела лишь яркая точка костра в нашем лагере. Волны слегка покачивали плот, и точка то исчезала, то появлялась, но я твёрдо держал направление. Наконец, костёр затух, но это уже не имело значения: я был возле берега. Всё к лучшему, пусть спят! Осуществить задуманное я могу лишь в совершенном секрете, в темноте и безмолвии.

Пристав к берегу примерно в ста ярдах правее лагеря, я взял якорь, вынес его на берег, на длину верёвки, и неслышно вдавил заступ острым клювом в песок. Затем, двигаясь тишайшим образом, выгрузил бочонки, ведро, ковш. Без труда отыскав ручей, перенёс к нему всё это хозяйство и со всей осторожностью принялся наполнять бочонки. Потом взял один из них и понёс к плоту. Эту воду истратил на то, чтобы вымыть изнутри большую бочку.

У меня не было сомнений, что тишина ничем не потревожена, но когда я вернулся к роднику, то замер и похолодел: здесь кто-то стоял. Рука моя метнулась к поясу и вцепилась в рукоять пистолета. Тень у родника пошевелилась, и из темноты ко мне шагнул кто-то из близнецов.

– Это вы, мистер Том? – прошептал он и тронул меня за рукав.

– Привет, Малыш, – тихонько отозвался я, убирая руку с пистолета и вытирая пот.

– Мистер Том, нас никого больше не будут брать на корабль, – быстро зашептал он, – но все теперь знают, что у вас есть еда и вода и что мистер Стив ничего не смог вам сделать. Он весь день был злой, очень злой, и мистер Герберт был злой, забрал себе вашу флягу, а вы набираете воду?

– Кто-нибудь видел, что ты ушёл из лагеря? И вообще, как ты узнал, что я здесь?

– Никто не видел. А я ждал вас, догадывался, что вы ночью приплывёте. А мистер Стив считает, что вы приплывёте завтра днём. Он сказал, что утром мы будем переносить лагерь сюда, к роднику, а вам воды не дадут, потому, что это не ваша собственность.

– Малыш, у меня на плоту большая бочка. Если её наполнить, то воды мне хватит на много дней. За это время я обязательно найду воду на своём острове.

– Вы уже там были? Что там? Он большой?

– Он чудесный, Малыш. Внутри него – озеро, синее и прозрачное, а вокруг – маленький, но густой и зелёный лес. Только вода в озере солёная, как в океане. Пить нельзя. Я обязательно выстрою там хороший дом, и если придумаю, как добывать еду, то позову всех, кто захочет там жить. А пока мне нужно выжить самому. С помощью вот этой воды.

Малыш заявил, что будет помогать мне, и отказать ему я не смог. Вдвоём мы принялись носить воду – он ведёрком, а я в бочонке. На плоту мы осторожно опускали их внутрь бочки и медленно (чтоб не шуметь), выливали. Вдруг он сказал:

– Может, будет быстрее, если я стану набирать воду в пустой бочонок, пока вы относите полный?

Мы так и сделали, и действительно, работа ускорилась.

После того, как в очередной раз я пришёл к роднику, моего помощника там не оказалось. Подумав, что мальчишке действительно нужно отдохнуть, я сам наполнил бочонок и отнёс на плот. Но когда вернулся, то увидел, что здесь тихо колдуют уже две маленькие тени. Близнецы молча поделили ведро и ковш, и бочонки стали наполняться быстрее, чем я их относил. Время от времени два посапывающих привидения тащились мне навстречу. Они шуршали босыми ножонками по песку, цепко держа наполовину налитый бочонок. В такие минуты я сам черпал воду, отдыхая от тяжёлого груза.

Небо уже чуточку посветлело, когда бочка наполнилась до краёв. Полны были и стоящие рядом три бочонка.

Трогательные фигурки молча замерли на берегу, у самой кромки воды. Я покопался, подняв сиденье, в своём коробе и сошёл к ним. Я был так взволнован, что не мог говорить. Молча протянул им два предмета: серебряные часы на цепочке и складной нож. Мокрые маленькие ладошки приняли их, а я поспешил к якорю.

Снова весло моё принялось вспенивать воду то справа, то слева. Немного отплыв, я обернулся и махнул рукой. Две фигурки дружно повернулись и беззвучно удалились в сумрак берега.

Под тяжестью бочки плот немного осел в воде. Грести стало труднее, но душа моя ликовала. С волнением перебирая в памяти все события прошедшей ночи, я не заметил, как добрался до чернеющих в рассветном сумраке скал моего острова.

Сундуки, доски, стулья, бочки, ящики – всё лежало тёмной грудой, так, как я оставил. На песке не было ничьих следов, кроме моих собственных. Провисшие верёвки по-прежнему держали на себе просохшие уже одеяла. Я побросал их в кучу, свалился сверху сам и уснул.

Спал я примерно до полудня, а когда проснулся, то уже знал, что нужно делать.

Я решил связать из обломков корабля ещё один плот, гораздо больше моего кораблика с крышей. В середине его должен быть проём – достаточно широкий для того, чтобы в него прошла большая бочка. Я установлю его над носовой частью корабля, той, что скрыта под водой. Ныряя в трюм, я попробую обвязывать бочки верёвкой и поднимать их наверх, сквозь этот проём. Ведь все запасы корабельной провизии хранились в больших бочках, плотно закупоренных и залитых смолой. Там есть соль, сахар, мука, вяленое и солёное мясо, лук, горох, картофель и маисовый [26] порошок. Там масло, сыры, сушёные фрукты, рис, копчёная рыба. Корабль лежит у самой поверхности воды, так что глубоко нырять не придётся.

Я решил немедленно начать постройку большого плота. Но прежде нужно было позаботиться о воде.

Обмыв изнутри самую большую из пустых бочек, я установил её в тени зарослей и перетаскал туда всю воду с плота. Скатив последнюю опустевшую бочку, я от души рассмеялся: за нею лежала моя фляга. Кто-то из близнецов ночью отомстил Герберту!

Оставив на плоту один бочонок с водой, я отправился в путь.

К кораблю подплыл, имея при себе полный набор инструментов и горячее желание поскорее приступить к задуманному. Привязав плот к борту, вскарабкался наверх и поднял туда лом, топор и пилу. Лагерь, осмотренный мною с верхней палубы, был тих и спокоен. Шлюпка, завалившись набок, лежала на песке. Я переменил повязки на руках и принялся за работу.

Дело шло полным ходом. Полотно хорошо наточенной пилы легко вгрызалось в сухое дерево, из-под пилы к моим босым ступням жёлтым ручейком мягко текли опилки.

Я так увлёкся работой, что не сразу поверил, что слышу человеческий крик. Распрямившись и подняв голову, я увидел людей, цепляющихся за бревно и плывущих в мою сторону. Метнулся на плот, схватил подзорную трубу. Верхом на бревне сидели близнецы, а Эвелин и Нох, придерживаясь за него, что было сил гребли к кораблю. Я перевёл трубу на берег и похолодел: Стив, Герберт и ещё кто-то быстро сталкивали с берега шлюпку.

Отрубив верёвку, я схватил весло и бешено вспенил воду. Плот и бревно плыли навстречу друг другу, но как же медленно они сближались! На шлюпке же вёсла взлетали, как крылья птицы. Я увидел, что она вот-вот настигнет плывущих. И решился. Резко развернув плот, уклонился в сторону, чтобы бревна с людьми не было между мной и шлюпкой. Снова раздался крик – кого-то из мальчишек. Они были не так уже далеко от меня, но шлюпка почти настигла их! Я бросил весло и откинул крышку короба. Схватил мушкет, взвёл курок, приложился щекой к прикладу и выстрелил в сторону шлюпки.