– Да кто тут боится! – завопил вскочивший Джоб. – Сидим тут, как в клетке, да мы хоть сейчас в путь!

Подпрыгнули и завизжали мальчишки, оживился и встал Оллиройс, взволнованно откинул длинные волосы Робертсон.

– Конечно, поплывём! – положил на стол тяжёлые кулаки Бэнсон.

– Вот как раз вас, мистер Бэнсон, – я постарался сделать значительную паузу, – хочу попросить остаться на Локке. (О, какой благодарный, полыхнувший счастьем взгляд я получил от Алис!)

– Меня? – опешил мой добрый Носорог. – Все едут, а мне оставаться?!

– А вот подумайте, мистер Бэнсон. Эдд и Корвин не останутся ни при каких обстоятельствах (Малыши мгновенно переглянулись, набрали в грудь воздуха, но я остановил их крик движением руки.) А из матросов кто не обрадуется возможности отправиться на невидимый остров, к неведомой земле? Все поплывут. Но ведь кто-то должен остаться на острове с женщинами? Рядом пятеро негодяев, вспомним об этом!

– Но почему я? – покраснел от обиды и огорчения Бэнсон. – Давайте бросим жребий, а, джентльмены!

– Подождите, мистер Бэнсон, поймите меня. Рядом – пятеро, и все мы видели, каковы они. Значит, здесь на время нашего отсутствия нужно оставить троих. Не меньше! Троих, которые будут мучиться и завидовать тем, кто уплыл. Зачем, зачем заставлять мучиться этих людей, если можно их заменить одним человеком? А вы, мистер Бэнсон, один стоите троих. А, джентльмены?

Моя дипломатия принесла свои плоды. Все были чрезвычайно довольны, и каждый счёл своим долгом с сочувствием и уважением похлопать Бэнсона по плечу.

Наутро было намечено отплытие.

День прошёл в подготовке, а вечером в моей хижине о трёх стенах сидели Эвелин, Алис, Бэнсон и Нох. Мы ели фрукты, Нох деловито поджаривал на углях рыбу. Притихший и грустный, толстяк старательно точил мой зелёный клинок.

– Носорог, – вполголоса сказал я, присаживаясь рядом. – Я благодарен судьбе за то, что она послала мне такого надёжного друга, как ты. И я никогда не стану лукавить или чего-то недоговаривать за твоей спиной. Я оставляю тебя здесь, потому, что всех остальных, понимаешь, всех, я должен увезти в это плавание. Им нужно сменить окружающий мир, нужны встряска, новые переживания. В сравнении с нами они обделены, например, женским вниманием. Им труднее, чем нам с тобой, выносить заточение на этом острове. То, что они заняты работой, – не спасает дела. Работа им приелась. Скоро придёт время, когда они начнут тосковать, потом злиться, потом будет бунт. Ты можешь это себе представить? Ну то-то. Вот я и стараюсь изловчиться так, чтобы не допустить этого. И ещё, я понимаю твои чувства, но давай вместе с тобой попробуем понять чувства Алис! Думаешь, ей без тебя не будет одиноко и страшно?

Склонившись над Крысой, мы не заметили, что все окружающие приблизились и молча присоединились к нашему разговору. Я поднял глаза. Алис смотрела на нас сияющими зелёными звёздочками. Она сразу переметнула взгляд на Эвелин, и та, понимающе улыбнувшись, сказала:

– Всё будет хорошо.

– И это не просто слова, – подхватил я. – Вот что, братцы, я думаю. Когда мы вернёмся, то курс, расстояние, удобное для причаливания место уже будут известны. Всё это я тебе, Бэн, расскажу. Потом. Мы погрузим в шлюпку еды, небольшой анкер с водой, – канонир уверяет, что вода на острове есть, – затем ружьё, пистолет, топор, – и вы отправитесь туда вдвоём с Алис. В маленькое свадебное путешествие. А? Это будет хорошо?

– Это правда? Это можно? – Алис обводила всех восторженными глазами, и вот на них даже выступили слёзки. – Мы поедем вдвоём? – она скользнула к тахте, села, пригладила Бэнсону волосы.

Он покраснел, вскочил, стал топтаться, пряча от нас глаза, наполненные счастьем. Потом переполнявшие его чувства рванулись наружу, и он, сгусток благодарности и доброты, вскинул руку и хлопнул меня по плечу. Моя голова дёрнулась, дрогнул позвоночник, подломилось колено. А Бэнсон выскочил наружу, сгрёб возившегося с чем-то у воды Ноха и швырнул его в небо. Потом поймал, вскинул руки и посадил на крышу. Мы громко, от души смеялись. Бэнсон ввалился в хижину, пал у тахты на колени, обхватил руками тоненькую талию Алис, уткнулся лицом в её живот. Она, смеясь, гладила и целовала его голову. Вдруг из камина послышалось хриплое подвывание:

– Я бедный попугай Нох, меня схватил злой великан и посадил на полку…

Бэнсон выпустил худенький стан, вскочил на ноги и треснулся макушкой о крышу. Дрогнула хижина, попугай наверху отчаянно заохал. Наш смех перешёл в шквальный, до визга и икания, хохот.

– Скорее… – выдавила между приступами смеха Алис, с изнеможением взирая на растерянного Бэнсона, – спасай… попугая!..

Мы долго ещё не могли успокоиться. Алис и Эвелин катались на тахте, я подпрыгивал на стуле, Нох тихо стонал, сев на корточки и уткнувшись лбом в стенку камина. Носорог, сидя на втором, пищащем и поскрипывающем стуле, хохотал, как будто бросал камни в бочку.

Шквал веселья мало-помалу улегся. Мы взялись за подгоревшую рыбу, всё ещё изредка смеясь и всхлипывая. Потом, когда все уже успокоились, Эвелин, посмотрев на меня, робко спросила:

– Может, ты тоже останешься? Пусть всех везёт Оллиройс.

– Вот уж этого нельзя,– мягко возразил ей Нох. – Команда всё время должна видеть своего капитана, иначе она забудет, кому должна подчиняться.

Утром мы отплыли.

ПЛАВАНИЕ НА ОСТРОВ ЭДД

Немного поработав вёслами, мы поймали ветерок, слабый, но достаточный для того, чтобы поднять парус. А когда впереди показался остров, все снова схватились за вёсла.

Оллиройс отвёл шлюпку немного в сторону и показал нам залив, совсем неглубоко вдающийся в берег, но имеющий пологие склоны, к которым легко можно было пристать. Несколько последних, сильных гребков, и нос шлюпки, поддёрнувшись кверху, вонзился в песок.

Мы ступили на берег, жадно разглядывая незнакомый нам остров. Эдд оказался не таким большим, как остров Корвин, но явно обширнее Локка. Выпрыгнувший первым на берег Оллиройс был так возбуждён, что не мог вымолвить ни слова. Задыхаясь от нахлынувших на него чувств, с трудом сглатывая слюну, он манил нас рукой и, помогая себе порывистыми жестами, рассказывал о памятных ему местах. Вот подобие лестницы, сплетённой из лиан и свисающей с высокого дерева, в развилке которого канонир устроил дом – гнездо для ночлега. Вот остов длинной деревянной клетки, в каких на “Дукате” везли кур. А вот чёрное пятно костра.

– Как вы добыли огонь, мистер Оллиройс? – спросил я у него.

Канонир бросился к лестнице, вскарабкался в гнездо и быстро спустился, держа в руке дощечку от клетки и тонкую палочку с обугленным кончиком.

– Руками? – недоверчиво спросил я его.

Он кивнул. Пальцы у него дрожали. Да, английского моряка заставить пропасть сложно.

Матросы, разбежавшиеся по ближайшим зарослям, утолили первое любопытство и стали собираться к шлюпке. Дождавшись, когда вернутся все, я стал распоряжаться устройством временного лагеря. Озерцо с пресной водой, как сообщил Оллиройс, находилось в полумиле от берега. На мой вопрос, почему он не жил возле хорошей воды, канонир ответил, что там слишком влажный воздух и очень тесные заросли, так что он раз в день отправлялся туда за водой с парой пустых кокосовых орехов, а дом предпочёл сделать на берегу.

Так поступили и мы. Обнаружив невдалеке тенистую полянку, мы расширили её и перенесли туда груз и снаряжение из шлюпки. Крышей стал растянутый над поляной громадный кусок паруса, а кроватями – привязанные к деревьям гамаки, но не девять, а только шесть, так как Робертсон решил спать в шлюпке, а Эдд и Корвин – в гнезде Оллиройса на дереве.

Из шлюпки выгрузили и захваченные мною доски, из которых быстро сколотили стол и скамьи, и пару распилили мальчишки, втащив к себе наверх, и ещё несколько штук осталось.

Эти заботы заметно утомили нас, но тут случай поднял настроение моим спутникам. Раскладывая у костра сундуки и корзины с провизией, они натолкнулись на объёмный бочонок, и кто-то с недоумением спросил – зачем было брать с собой столько воды, ведь Оллиройс сказал, что вода на острове есть.