«Превосходящие силы противника», — подумал в ка- куто-то минуту Башнабаш И тут же разозлился на себя.

— А-атставить панику, рядовой Башмакин!

Силы противника, тоже мне! Папуасы какие-то, карлики несчастные! Откуда только они взялись?!

Но думать об этом было некогда.

Вскочил, подбежал к прожектору, направил его в сторону разлома, где яркий свет сразу «отрикошетил» от белых точек зрачков. Прицелился, дал длинную оче­редь из автомата. Увидел, как колыхнулся и исчез голо­вной убор лучника. Ага, будешь знать, скотина! Схва­тился за станину ДШК, развернул, каблуком вогнал концы сошек в землю, упал рядом...

Не понял.

Пространство перед разломом было пусто. Будто все мохнатое воинство строго вертикальным курсом ушло под землю. Даже трупов ни одного. Башнабаш поводил влево-вправо прожектором. Резко обернулся. Никого. В глаза затекала кровь, он вытер ее тыльной стороной ладони, потрогал лоб, голову. Тоже кровь. Наверное, второй стрелой чиркнуло-таки по макушке. Правый ру­кав весь мокрый, хоть выжимай, плечо горело огнем. Он только сейчас обратил внимание, что обломок стре­лы осталсяпорчать в теле. Тронул легонько — аж взвыл. Голова закружилась, ноги обмякли.

Он подождал немного, потом вставил в ППШ новый диск, поковылял к Разлому Почему-то не оставляла уверенность, что эти твари где-то рядом. Хоронятся они в этой бездне, что ли? Живут там?

Подойти к самому краю Башнабаш не рискнул, только выпустил автоматную очередь в темный оскал земли.

Горсть спорамина — того самого обезболивающего, — и вот он уже светится, как лампочка под цветным абажуром. Главное не в том, что лампочка, а в том, что под абажуром. Что-то накрыло сверху Башнабаша, прихлопнуло. Боль отпустила. Вечером он кое-как выковырял эту чертову стрелу, промыл рану теплой водой и спиртом, наложил чистую повязку. Ночь сидел в карауле, не решаясь поки­нуть пост. Кровь все равно шла, а ближе к утру его начало лихорадить. Спорамин пока помогал, в смысле, что про руку на время можно было забыть, если не заденешь слу­чайно. Зато с головой творилось что-то не то. Он битый час ходил по арсеналу, искал ящик с заградительными средствами — помнил, что были, видел же. Раз десять, на­верное, мимо этого ящика прошел, только на одиннадца­тый заметил. Достал оттуда «колючку», размотал, выста­вил перед Разломом на специальных разборных опорах (все предусмотрели, надо же!).

А потом понял, что натурально кончается.

Вернулся в медицинский склад, вогнал себе дозу противостолбнячной сыворотки, как их в «учебке» учили. Нашел градусник, подержал минуту. Тридцать девять и семь. Рука правая вся, до самой кисти, по­краснела и вспухла. Повязка, которую он до этого на­ложил, врезалась в мясо, напиталась кровью. При­шлось аккуратненько ее ножницами срезать слой за слоем. Главное, боли никакой. Сам он как под цвет­ным абажуром сидит, а рука и боль, и все остальное — где-то снаружи, далеко.

Заражение крови. Об этом он слышал. Страшное де­ло. Или вирус какой-нибудь небывалый, который толь­ко у карликов этих и водится. Может, яд?

Через сутки он уже не ходил, а ползал. Ему мерещи­лось, что он превращается в уродливого карлика. На­блюдал как бы со стороны. Интересно...

Очнулся Башнабаш на полу медсклада между полка­ми со спиртом и металлическим шкафом. Дверца шка­фа искорежена, будто в нее стреляли в упор. Шкаф от­крыт. На полу валялись шприц и пустая ампула. Он приподнялся, сел. Было холодно. Гимнастерки и майки на нем не было. Голая правая рука кое-как перевязана, но ни опухоли, ни красноты, ничего. Обычная рука, как новенькая. Глянул под повязку ахнул: рана присми­рела, успокоилась и даже вроде как затянулась немного. Сколько же он провалялся здесь?

Посмотрел на свои генеральские. Выходит, чуть больше девяти часов... Он нашел гимнастерку, оделся. Поднял с пола ампулу, прочел: «Инматефам». Инматефам, инматефам. Что-то смутно забрезжило в мозгу. Как он полз сюда в полузабытьи, почему-то твердо уяс­нив себе, что в этих металлических ящиках единствен­ное его спасение, как саданул из ППШ по дверце. Вы­ходит так, что взял первую попавшуюся ампулу, вколол себе... И вот результат.

Башнабаш чувствовал себя прекрасно. Буквально за­ново родился. Это было похоже на излечение живой во­дой, как в русских сказках. Вот тебе и инматефам! Вот тебе и «Неоперативная регенерация»!..

Он заглянул в шкаф. В коробках, в пузырьках, в ам­пулах, в картонных пеналах - инъекции, таблетки, ма­зи, цветные драже, микстуры, даже свечи... И вся эта чудесная медицина, надо понимать, способна за не­сколько часов поднять на ноги полутруп! Может, и труп даже!.. А вдру/' здесь и легендарная «сталинская сыво­ротка» имеется, о которой ходят слухи, будто она жизнь вдвое продлевает?

Башнабаш пересмотрел все лекарства, но ничего с надписью «Сыворотка Сталинская» не нашел. А может, там по-другому должно быть написано? Может, это именно ее он и вколол себе давеча?..

Порывшись на железных полках:, он обнаружил краси­вые зеленые коробочки с надписью «Феномин». Внутри оказались крохотные, зеленые же, круглые пилюли. Вита­мины. Мать всегда говорила, что витамины полезны — они здоровье продлевают. Он сунул зеленый шарик в рот, и тут же ощутил свежесть яблочного сада на рассвете лет­него дня. Пилюля быстро растаяла, оставив приятный кисло-сладкий привкус. В голове как-то сразу проясни­лось: будто смотрел на мир сквозь грязное окно, а потом стекло вымыли и насухо, со скрипом протерли, отчего картинка стала четкой и многоцветной.

«Хорошее дело!» — Башмакин положил «Феномин» в карман и продолжил осмотр волшебного шкафа.

Почему-то его внимание сразу привлекли красные коробочки «Адаптина». Их он не просто осмотрел, а поднес к фонарю и прочел: «Средство адаптации орга­низма к экстремальным условиям. Прием: одна таблет­ка в день». Высыпал на ладонь красноватые полупроз­рачные лепешечки, одну бросил под язык. Вкус тоже был приятным, и он прихватил упаковку с собой.

Ему вдруг стало стыдно. Он взял то, что ему не предназ­началось. Не для простых же солдат все эти чудеса , о кото­рых не только в Башмакино, но и в самой Москве толком никто и не знает. Простой солдат должен, не задумываясь, отдать свою жизнь с троекратным «ура», и все туг. Но, с другой стороны, кто тогда будет охранять Командный пункт, если он, Башнабаш, умрет (пусть далее и с троекрат­ным)? Кто проследит, чтобы ни один вражеский шпион не проник сюда, на последний рубеж нашей социалистичес­кой государственности? Вот то-то и оно. Пока что он здесь и за солдата, и за генерала, и за члена правительства...

-     Рядовой Башмакин, ра-а-азговорчики в строю!

Ну ладно, не члена и не правительства. Они люди гражданские, он человек военный. Но раз от него мно­го зависит, значит, и ему льготы должны быть... Тем бо­лее, что витамины помогут ему нести важную и такую непростую службу!

Он кое-как прикрыл искореженную дверцу шкафа, примотал ее проволокой, подергал — держится. Схватил автомат и энергичным шагом отправился на продовольст­венный склад. Аппетит у него чего-то разыгрался поистине зверский... Нет — министерский! Генеральский!!!

На исходе сорок вторых суток одинокого бдения ря­дового Башмакина «Старую Ветку» тряхнуло еще раз. Склады выстояли, ничего не осыпалось, сам Башнабаш не пострадал. Но разлом расширился и протянулся за пределы зала. На той стороне подломились ближайшие к краю разлома сваи. Карниз, с которого слетел Стель­мак, почти исчез. А вместе с ним исчезла последняя, пусть и призрачная, надежда перебраться на тот берег.

Башмакина это не особенно расстроило: если и пе­ребраться на тот край, то что толку? Все равно с такой глубины самому не выбраться. Надо тут держаться, службу нести, как положено, во все ее нюансы вник­нуть, да ждать подмоги...

В последнее время он ощутил прилив обычно не­свойственной ему любознательности. Нашел в поме­щении штаба подшивки «Правды» и стал читать от корки до корки. Раньше такой потребности не было: вполне хватало того, что замполит доводил на полит­занятиях до личного состава. А у главного пульта об­наружил толстенную инструкцию дежурного наряда и тоже изучил - от первой до последней буквы. Хотя всегда довольствовался инструкциями от непосред­ственного командира и не выходил за их пределы.