Ну, и так далее и тому подобное.

Лернер был, мягко говоря, удивлен.

— Дико как-то выглядит, - сказал он Курлянд­ской. — Если бы это происходило в Америке 20—30-х, я бы подумал, что Воронов — негр. Но негру в то вре­мя никто не позволил бы работать старшим следова­телем. Да и младшим тоже... Ты уверена, что сведения точные? Что он зарабатывает, как ненатурализованный мексиканец-мойщик посуды в нью-йоркском «Макдоналдсе»? Причем мойщику еще доплачивают социальные выплаты и дают бесплатные талоны на питание...

— Абсолютно уверена, — сказала Курляндская. — И зарплата у него, по заозерским меркам, очень высо­кая — в пять раз выше средней...

— Значит, это не «чернуха» и не тенденциозная ком­пиляция в угоду, так сказать, заказчику?

— Нет, это объективная информация.

— Что же они делают! — Грант Лернер взялся за голо­ву. — Они же сами подталкивают своих граждан к кор­рупции, измене, да к чему угодно... Не могу поверить, что старший следователь с семьей живет в крохотной каморке без воды, отопления и туалета!

— Все проверено и перепроверено мною лично, — твердо подтвердила Евгения Курляндская.

— И все же, проверь еще раз! — озабоченно сказал Лернер. Он думал, что условия жизни Воронова больше отвечают сюрреалистической фантазии Франца Каф­ки, чем реальному положению ответственного должно­стного лица в цивилизованном обществе. Как бы это не было провокацией местной контрразведки...

Но Курляндская не ошиблась. Следователь Воронов и в самом деле был честен, неподкупен, беден... И в ко­нечном итоге обречен. В данном конкретном случае — на вербовку.

Жена позвонила на работу неожиданно:

—Езжай домой, быстро! — проговорила задушенным голосом. — Улька пропала!

И бросила трубку.

Воронов набрал мобильный дочери, тот был недо­ступен. Позвонил жене — занято. Вот дура! Набрал де­журную часть райотдела милиции, с надеждой спросил:

— ЧП никаких не случалось?

— Никаких,, Виталий Дмитриевич! — почтительно отозвался дежурный. - А что, должны?

— Типун тебе на язык!

Позвонил начальнику уголовного розыска.

— Слушай, Иван, как оперативная обстановка? У ме­ня дочь из школы не пришла... Почти два часа, как уро­ки закончились, а ее нет. И телефон не соединяется!

— Да нет, Виталий Дмитриевич, в городе все спокой­но, — ответил Коренюгин. — Может, к подружке забе­жала. А телефон отключился, или батарея села...

Ну ясно, песня знакомая... Хотя что сейчас может сказать начальник УР? Формально он прав. Но когда твоя дочь пропала, тут не до формальностей! Полез в сейф, путаясь в ремнях, надел плечевую кобуру, вставил пистолет. Зачем? В кого стрелять? Об этом не думал, действовал механически. Когда пропадает дочь следо­вателя, можно ожидать чего угодно...

Он выскочил на улицу, поежился от холодного ве­терка, пахнущего тайгой и немного — дымом. Что там могло стрястись? У Ульки сегодня поход в музей с клас­сом и факультатив по математике... Нет, все равно к по­ловине шестого она должна была быть дома — так они рассчитали накануне, Улька любит все рассчитывать. Сейчас пятнадцать минут восьмого.

Воронов опять позвонил жене, она не подняла трубку.

Быстрым шагом дошел, почти добежал, до школы, там пусто, темно и заперто. Пошел домой обычным

Улькиным маршрутом, его он знал хорошо. Вынюхи­вал, как пес, заглядывал во дворы и подъезды, спраши­вал у прохожих, у компании возле продуктового мага­зина. Никто не видел. Прошел из конца в конец тем­ный пустырь, подсвечивая мобильником, кляня себя, заглянул за горы мусора...

Сзади затормозил автомобиль, лязгнули дверцы.

— Стоять! Руки поднял! — грубо приказал кто-то, яр­кий луч фонаря ударил в спину.

Он выполнил команду, щурясь, повернулся.

— О, товарищ следователь! — тон изменился. — А нас Коренюгин послал вашу дочку искать!

— Фонарь убери...

— Да, конечно, извините, — свет перестал слепить, но в глазах плавали красные круги. - Мы, как найдем, сразу сообщим!

Обещание прозвучало двусмысленно. Дураки! Как они общаются с населением?

Патрульный автомобиль уехал.

Дальше — прямая улица до самого дома. Ее он пробе­жал бегом.

...В прихожей мялся незнакомый мужчина, зареван­ная Ира уговаривала его пройти в дом и настойчиво пы­талась что-то сунуть ему в руку. Когда вошел Воронов, мужчина пробормотал «здравствуйте» и хотел вы­скользнуть в дверь, но Воронов заступил дорогу, сунув руку за отворот куртки.

— В чем дело? Что здесь происходит? Кто вы такой?

И тут он увидел Ульку. Живая-здоровая, сидела в

кухне за столом, уписывала суп. Махнула ему рукой, как ни в чем не бывало.

— Папа, все нормально! У меня мобильник отобрали!

Воронов снял с плеча сумку, поставил на пол. Он

был мокрый от пота, как мышь.

— Кто отобрал?

— Придурки какие-то! Мы их искали, но не нашли!

Он посмотрел на мужчину. Чисто одет, гладко выбрит, глаза умные, вдумчивые. Сразу видно - интеллигент.

— Я, собственно... Услышал, плачет кто-то на детской площадке, — проговорил тот. — Подошел, какие-то парни убежали... А девчонка осталась. Говорит, хулиганы телефон отобрали, грозились убить, если кому расскажет.

— А я не отдавала! А один меня в живот ударил! — по­хвасталась Улька. — Но несильно!

Воронов стиснул зубы, так что в висках заныло.

— Я бы этих сволочей... - всхлипнула Ира, сжимая кулаки.

— Я предложил отвезти ее домой, у меня машина там стояла... Я, собственно, понимаю... Но она отказалась наотрез. Ни в какую.

— Ты меня "сам учил, папа, в чужие машины не са­диться! — подтвердила дочь.

— Тогда я проводил ее пешком, вот и все... Ну... — Мужчина развел руками. - Не мог же я бросить такую кроху одну...

Ира выразительно посмотрела на мужа.

«Человек не мог бросить чужого ребенка! — читалось в ее глазах. — А ты своего каждый день бросаешь...»

— Ульяна отсутствовала два часа, — сказал Воронов сухо. — Где вы были все это время?

Мужчина посмотрел на него и неожиданно смущен­но улыбнулся.

— Да искали этих... По улицам прошли, к кафе, в ма­газин заглянули, к ПТУ подошли, где такие компании собираются... Как в кино. Только в кино находят, а мы не нашли...

— В кино вечно глупости показывают, - буркнул Во­ронов, расслабляясь. — Не так-то это легко. Сейчас я позвоню, сориентирую. Как они выглядели?

— Двое, лет по шестнадцать... Один высокий, второй маленький, щербатый... В джинсах оба, на одном курт­ка, вроде ватника, на втором пальто, — довольно уве­ренно назвала приметы Ульяна. — Их действия можно описать математически, папа! С помощью закона Гука, второго закона Ньютона и дифференциальных уравне­ний! Но это только гипотеза!

— Ги-по-те-за! — зло усмехнулся Воронов, набирая номер дежурного. — Твои придурки ни в логику, ни в математику не вписываются... Но если их найдут, я им покажу математику...

— Ерохин? — переключился он. — Опять Воронов. Давай, запиши приметы по грабежу... Пиши, пиши, дочь мою ограбили, если задержите, заявление будет!

— Нет, пап! Я думаю, они не придурки! — с полным ртом проговорила Ульяна. — Ну, не полные, во всяком случае!.. Пап, ну почему дядя Юра не заходит? Дядя Юра, вы обещали выпить с нами чаю! Если вы не сдер­жите слово, папа вас арестует! Он следователь, он арес­товывает всех нечестных!

— Ульяна! — одернула ее мать.

— Вы — следователь? — удивился «дядя Юра», глядя на рукомойник и щелястый облупленный пол. — Я ду­мал, что они другие. И живут по-другому...

Воронов хмыкнул. Следователи действительно дру­гие. Не потому, что живут в хоромах, а потому, что по- другому думают. И если посторонний человек появля­ется в доме, пусть под самым убедительным предлогом, это их настораживает и вызывает оборонительную ре­акцию... Но стереотип следовательского мышления вы­рабатывается у обычного человека, из плоти и крови. А человек по фамилии Воронов вдруг почувствовал се­бя зверски уставшим и голодным. И социальная роль благодарного отца перевешивала профессиональную бдительность. Правда, не совсем: раздеваясь, он неза­метно переложил пистолет в карман брюк.