Генеральный вырос из-за стола, упер кулаки в бока — в нем проснулся бывший комдивизии.

— Молчать!! Это что за разговорчики?

— А что, нельзя? — огрызнулся Семаго. — Секретутка речь толкает, офицеру слова не скажи?

— Да уж такой ты офицер, Семаго, что лучше помол­чал бы! — Томашевская тоже решила перейти на друже­ское «ты». — Секретный ракетчик! Допуск первой кате­гории! А кто сидел у Гуляева в кабинете, а потом ушел — и дверь нараспашку? Бери, качай, уноси, что хочешь!

Тут уж Семаго запунцовел, чуть не взорвался. В пер­вую секунду он даже не придумал, что сказать, настоль­ко его вырубило это нахальство, эта ее жлобская инто­нация... А в следующую секунду он просто испугался.

— Погоди, как это — сидел у Гуляева в кабинете? — насторожился Горыныч. — А сам Гуляев — что? Его не было там?

— Он к наладчикам на участок ходил, — сказала То­машевская.

— А ты что там делал, Семаго? — вопросил Пал Дми­триевич. - У тебя первая форма, у Гуляева — госважность... Да и вообще нельзя садиться за чужой компью­тер без присутствия представителя первого отдела! Я те­бя, конечно, ни в чем не подозреваю, но это грубое на­рушение!

Генеральный отер ладонью взмокревший затылок.

— Так какого рожна ты торчал у него в кабинете, спрашиваю?

— Справки надо было подготовить... По движкам «тысяча четвертого»...— пробурчал Семга.

— И Гуляев тебя оставил там одного? Он тебе разре­шил?

— Да, он буквально на пару минут...

— Неправда, Павел Дмитриевич, — сказала Томашев­ская. — Гуляева до конца дня не было. Я сама заперла кабинет и сдала под охрану.

— Ну, Гуляев... Ну Семаго!!.. - Генеральный повертел головой, скривил рот, как будто сам себя хотел укусить за щеку. — Ну вы тут у меня просто распоясались!! Ну вы тут... - Он набрал воздуху в грудь. — Распиздяйством занимаетесь!!!

Томашевская смотрела на Семгу с едва заметной усмешкой: будешь знать, алкоголик несчастный, кто тут секретутка и кто чем вертит. Вот сволочная баба. Семга в какой-то момент заставил себя отвернуться, за­жмурился даже, чтоб ее не видеть. Потому что вдруг по­нял, что именно во время таких вот вспышек ярости люди получают инсульт, а потом остаток жизни прово­дят в кресле-каталке — застывшие, безмолвные парали­тические изваяния.

— Гуляева ко мне! — орал Горыныч, вбивая кулаки в покрытый бумагами стол. — Срочно!

— Хорошо, Павел Дмитриевич.

Томашевская вышла из кабинета.

Семга помялся-помялся, развернулся на сто восемь­десят и тоже пошел.

— А ты куда? Останься! Вместе косячили — вместе от­вечать будете!

Семга остановился, посмотрел на генерального. Ну, что ему сказать? Что объяснить? Ну, придет Гуляев, ну, выяснится, что ни в какой кабинет он Семгу не пускал, что никакие справки готовить не поручал и что он вооб­ще ни сном ни духом, как говорится. Сообщат режимникам, те проверят программу «Замок», обнаружат взлом и скачивание... Тут-то и начнется самое интерес­ное... Кому передал, когда завербован, сколько полу­чил, в какой валюте...

Черт. А ведь он — пускай подсознательно, по пьяне или в помрачении ума, — ведь он на самом деле давно мечтал оказаться в такой ситуации, как эта. В ситуации, когда можно со спокойной душой отправить генераль­ного на три буквы, на выходе разворошить воронье гнездо на голове Томашевской, а встреченному в кори­доре Гуляеву сунуть коленом под яйца. Э-эх, гуляй, гу­берния, все равно хуже не будет!..

Но сейчас Семге почему-то ничего не хотелось. Вот не хотелось — и все. Он просто устал. Даже открыть рот, чтоб послать дорогого Пала Дмитрича — даже это лень. Вот досада-то! Вот невезение!

Семга махнул рукой и пошаркал к выходу, не обра­щая внимания на окрики своего бывшего начальника.

г. Москва. Логово шпиона

Он неторопливо обошел свою квартиру. Собрал оскол­ки стекла на полу в кухне — третьего дня шкафчик раско­лотил, сам не помнил уже, что искал там. Грязную посуду растолкал по пакетам, скинул в мусоропровод. Остатки продуктов - туда же. Убрал постель. Повыдергивал все штекеры из розеток. Умыл лицо в ванной, почистил зубы, потом перекрыл воду в стояке. Вытряхнул все фотоальбо­мы, какие нашел, тоже рассовал по пакетам и тоже - в му­соропровод. Нет, одну фотку оставил себе — там, где На­ташка в том самом купальнике с маргаритками.

Эх, Наташка, Наташка... Была бы жива, сейчас бы собрала маленькую сумочку, вышли вдвоем, он бы по­звонил по телефону для такого случая, дал сигнал тре­воги, и на их спасение заработала бы вся сеть амери­канской резидентуры... Завтра они бы уже были вне опасности. А может, и сегодня... Конечно, и сейчас он может выйти и позвонить, но нет жизненной пружи­ны, которая раньше толкала его вперед, к комфорта­бельному домику на морском побережье... Нет цели, нет смысла в жизни, ничего не хочется... Он слабый человек и плохой шпион. Настоящий агент — хладно­кровный и безжалостный, не вспоминает про остав­ленные за спиной трупы, легко забывает и меняет женщин...

Доллары, которые он когда-то топтал и швырял по гостиной, так и остались лежать на полу, мятые и рва­ные, как обычный мусор. Их он трогать не стал, кому надо — соберут, поднимут. Это ведь просто бумажки. Мусор, труха... А теперь еще и вещественные доказа­тельства...

Может, лучше просто вскрыть вены? Или выбро­ситься из окна? Да и небольшой пистолетик припрятан в надежном месте... Он прислушался к себе. Нет, не хо­чется. К такому решению он не готов.

Сложил в сумку тапочки, спортивный костюм, блок сигарет, купленный по дороге. Чистого белья не нашел, взял пару приличных на вид трусов и носков из белье­вой корзины. О, вспомнил... Вернулся на кухню, достал из холодильника бутылку водки. Там, куда он собрался, выпить никто не предложит, стопудово. Это уж до кон­ца жизни, наверное. Но и отправляться туда навеселе тоже как-то несолидно. Как быть? К счастью, Семга вспомнил, что с утра полбутылки коньяка уже прикон­чил, трезвому ему так и так не быть... Выпил. Посидел, подумал. Нужны были хорошие, грустные мысли, как бы итожащие его жизненный путь. Но их почему-то не было. Просто тоскливо и страшно, страшно до жути. И не того боялся Семга, что в этот самый момент Гуля­ев с генеральным ломают голову - какого рожна ему понадобилось лезть в сеть «государственной важное- ти», что он там искал... Может, и не ломают еще, может, до них позже дойдет.

Но не в этом дело. И не в восьмируких-восьминогих демонах, которые по ночам показываются из-за штор и расползаются, как мухи, по потолкам и стенам. К демо­нам Семга привык.

А боялся он людей, которые за ним наблюдают, па­сут его, чтобы убить. Он не знал, какой смерти ждать. На машине он давно не ездит, поэтому за тормозные шланги можно не беспокоиться. Но его могут сбить на пешеходном переходе. Могут задушить во сне. Подсы­пать яд в столовке. Могут просто дотронуться в толпе каким-нибудь крохотным инъектором — есть ведь та­кие, показывали в «Шпионах и предателях». И есть еще масса других способов... В любой момент. Сейчас. Выстрел из девятиэтажки напротив. Или через мину­ту — взрыв в подвале, как на Каширском шоссе, дом вздрогнул и сложился, и тяжеленные панели летят сверху...

Кто эти люди? Где они? Неизвестно. То есть везде. Вон та девушка с мопсом во дворе. Мужик на балконе, орудующий дрелью... или это не дрель? А может, они в квартире соседей (хозяев кокнули, понятно), один про­тянул через вентиляцию видеокамеру на гибком тросе, смотрит на него, а второй лезет по карнизу через бал­кон...

Семга даже вскрикнул, когда балконная дверь под порывом ветра тихо ударилась о стену. Вскочил, посто­ял, раскачиваясь на обмякших ногах. Может, поспать, отдохнуть, протрезветь, побриться, а уже потом...

Нет, пора идти туда, куда он собрался. Все равно он там окажется, рано или поздно. Да и сколько особистам на «Циклоне» нужно времени, чтобы обнаружить взлом и определить, сколько мегабайт информации скачано в тот день и час, когда за компом со сведениями «госу­дарственной важности» сидел Семаго? И его схватят прямо в квартире, но тогда добровольная явка уже не станет его козырем... Да и что даст ему эта ночь?