— А? — переспросил Мишка. И, не дождавшись ответа, догнал Петьку. Но к Петьке пристроился не рядом, а чуть сзади, сбоку.

— Ивашка-телеграф, сегодня окуней наловил штук двадцать, переметом… — сказал Мишка. — Рыбачить ходили?

— Не твоего ума дело… — не останавливаясь и не взглянув на Мишку, через плечо обронил Петька.

— Парус делаете? — выждав несколько мгновений, опять спросил Мишка.

— Ягодку пасем…

Мишка незаметно вздохнул. И шагов десять молчал. Потом сказал:

— А сегодня Колька тетки Татьянин будет с новенькой целоваться.

Петька приостановился зачем-то.

— Это с какой же?..

— А с Кравченкой! — оживился Мишка. — С кучерявою! Помнишь?

— А-а… — неопределенно протянул Петька и опять зашагал своей дорогой. — Врешь небось…

— Вот те честное пионерское! Чтоб мне сдохнуть! — забожился Мишка. — Приходи — увидишь! Владька сказал, что даст из ружья пальнуть Кольке. Колька и уговорил эту! Шесть раз будут. Это в амбаре, что за двором у Егоровых!..

— Где? — недоверчиво переспросил Петька.

— В амбаре, где сеновал! Придешь?

Петька промолчал. До кузницы оставалось шагов двадцать.

— А? Я ж не замиряться зову. А так — каждый по себе, — сказал Мишка.

— Посмотрим…

— А в кузню вы зачем? — с подозрительностью спросил Мишка.

Но Петька не ответил ему. И все время потом, сколько Мишка пытался выяснить, чем увлеклись его недавние соратники, Петька делал вид, что не замечает его усилий.

— Здрасте, дядя Андрей.

— Будем здоровы, коли не помрем! — сердитым басом ответил косой дядька Андрей, засовывая в горн две половины сломанной тележной оси. В другое время посмотреть, как дядька Андрей варит ось, — кино не надо. А сегодня приятелям было не до того. Сердитым — это косой дядька Андрей всегда был. Привык с железом и думал, наверное, что, если человека не ударишь словом, как железякой, так он и не разберет ничего. И плечи у дядьки Андрея были точно железные, и руки с засученными по локоть рукавами — из чугуна, и взгляд в отблесках горна — тяжелее той наковальни. А потому что кузнец еще косил вдобавок, нельзя было угадать, куда он смотрит в каждый отдельный момент, и казалось, что он смотрит сразу во все стороны: сразу все видит, сразу все замечает.

— Мы по делу к вам, — сказал Петька. Но предусмотрительный Никита легонько толкнул его в бок и начал издалека:

— Понимаете… Надо нам одну штучку подрезать… Так мы и эдак…

— Чего надо? — голыми руками подгребая раскаленный уголь и щурясь, от дыма, спросил косой дядька Андрей.

— Ножовку б нам…

— Кому — вам?

— Мне вот, Петьке…

— Это что — пилы ни у кого нет?

— Да есть… Нам бы коротенькую, половчее, как ваша…

— И где это Федька мой запропастился!.. — не слушая Никиту, вслух подумал дядька Андрей. Потом вдруг обернулся к Петьке: — А ну, вздувай!

Петька рванулся к мехам и всей тяжестью повис на длинном водиле. Р-р-раз — и вниз. Потом напрягся — и вверх. Потом опять вниз.

— Шибче! — зло скомандовал дядька Андрей. — Шибче!.. Так! Бери кувалду! — приказал он Никите. — А ты стой здесь! — И он ткнул пальцем сначала на Мишку, потом в землю, слева от наковальни. — Суну тебе железо — хватай крепче! А ну подними кувалду! Выше! Так. Вздувай — заснешь! Так! — Схватил клещи, ворохнул уголь. — Товсь! Шибче дуй! — И, точно колдун, низко склонился над раскаленными торцами осей. В сварке главное — это момент. Недавно еще красное железо пожелтело, потом начало белеть, все ярче, ярче… И вот, когда брызнули от осей первые белые искры, дядька Андрей выхватил одну половину оси, на взмахе сунул ее в руки ошалелого Мишки. Благо Мишка успел надернуть брезентовые рукавицы и теперь с ходу прижал ось к наковальне. А дядька косой Андрей успел тем временем выхватить из огня вторую половину оси, легонько стукнул по торцам молотком, сбивая окалину, сыпанул на них сначала песком, потом желтоватым, похожим на серу порошком, притиснул скошенные торцы друг к другу. — Бей! Бей! Хватай кувалду! — свирепо оглянулся он на Петьку. — Так! Так! Легче! — Потом схватил молоток и размашистыми, точными ударами стал выправлять вмятины от кувалд. — Хватит!

Бросил свой молоток в жестянку с водой, крутнул горячую ось перед глазами, прицелился ею, как из ружья, хмыкнул и положил сваренной серединой на раскаленные угли.

— Так-сяк… — разъяснил он взмокревшим помощникам. Затем молча открыл свой драгоценный сундучок за горном, достал оттуда ножовку, ткнул деревянной рукояткой в Никиту.

— Чтоб к вечеру…

— Знаем, знаем! Мы это быстро! — заверил Петька, уже рванувшись вместе с Никитой на выход. Мишка хотел проделать то же самое, но могучая рука косого дядьки Андрея поймала его за шиворот и возвратила к наковальне.

— Понадобишься еще, — коротко разъяснил дядька Андрей. — Баловство не к спеху…

Мишка трепыхнулся туда, сюда, но возражать косому дядьке Андрею не следовало, и, незаметно взгрустнув, Мишка поднял брошенную Петькой кувалду.

А запыхавшиеся Петька и Никита в этот миг уже столкнули на воду свою долбленку, и на взмахе веслами Никита почти ткнулся грудью в собственные колени.

— Как думаешь, поцелует Колька эту кучерявую, а?.. — спросил Петька. Но поскольку это было второстепенным для обоих, Петька не стал дожидаться ответа, а принялся глядеть за рекой, чтобы выгадать расстояние на поворотах.

Все время раньше подкрадывались к землянке осторожно лишь из принципа. Сегодня это впервые показалось обоим необходимостью.

Ни одна камышинка не дрогнула над головой, ни одна лужица не чавкнула под ногами в то время, когда они переползали через высохшее болото. Потом, затаившись, долго просматривали из камышей каждое дерево, каждую травинку, каждый кустик на пути к землянке. И пока один переползал на несколько метров вперед, другой продолжал наблюдение. Потом обязанности менялись.

Так короткими рывками они добрались, до заветной пихты. Внимательно оглядели каждую хворостинку в завале под нависшими лапами хвои. Отправляясь в деревню, догадливый Никита даже соломинку сверху положил — на кучу валежника. Если бы кто сшевельнул его… Но все было точно в таком положении, в каком укладывали они.

Петька вопросительно глянул на Никиту: «Порядок?»

Никита молча кивнул: «Порядок…»

Только после этого они сдвинули хворост и, еще раз внимательно оглядевшись по сторонам, быстро скользнули в землянку.

Петька тщательно прикрыл за собой выход, прислушался… Тихо. Даже ухо приложил к стене.

Скомандовал шепотом:

— Зажигай!..

Никита зажег фонарь. Когда неуверенный огонек «молнии» осветил захламленное подземелье, обоим показалось, что кто-то другой, а не они сами, вдруг устроил здесь этот погром. Низенький, в половину человеческого роста квадрат обитой железом двери пугал своей неизвестностью.

Петька схватил ножовку, сказал шепотом:

— Ладно… — Мол, так и так, надо действовать.

Острая ножовка пошла легко и споро.

Пилить на уровне собственного лица, снизу вверх было утомительно: рука быстро вымахивалась. Но менялись прямо на ходу, и пока один работал, другой забирался наверх, ближе к поверхности — слушал.

Потом ножовку стало заедать. Никита пробовал отжимать бревно плечом, но вскоре стало ясно, что если даже им удастся перепилить его до конца — бревно останется в том же положении.

Петька выругался.

Надо было пилить не поперек бревна, а чуточку наискосок.

Постыдная оплошность для такого опытного человека, как Петька. И для Никиты, разумеется…

Косой надрез был бы тем вернее, что бревно при этом само ломало себя собственным весом.

Пришлось начать все сначала. Опять менялись на ходу. Опять прислушивались к каждому шороху снаружи…

Наконец, оглушительно треснув, бревно рухнуло под ногами друзей, когда они влезли на него для тяжести. Рухнули на землю вместе с бревном, но ушибов не почувствовали.

Один через голову, другой — не помня, как, — вскочили на ноги. Оставалось убрать обломки неожиданного запора. И Петька за один конец, Никита — за другой — растащили последнюю преграду на пути к тайне.