Древний Страж использовал уязвимость Эллин, чтобы вновь ринуться на тоннельника. Нуаркха переполняло Тепло, его мускулы сокращались с неестественной силой и скоростью, грязно-желтый глаз заметно мерцал в полутьме кошмарного зала. Тоннельник убрал ядро с пути клинка и пожертвовал плечом. Костяные пластины не мгновенно треснули под натиском черного железа, и лезвие скользнуло в расширяющуюся трещину. Пренебрегая жгучей болью, тоннельник не отогнал противника ответным выпадом, но ринулся ему навстречу. Нар'Охай с хрустом вырвался из спинных пластин, а стертый костяной эфес уперся в пронзенное плечо. Древний Страж попытался вырвать оружие и отступить, но ладонь Нуаркха стиснула его запястье, обращая в осколки костяную броню. В следующую секунду тоннельник ехидно ухмыльнулся и разгромил бедренную кость противника. Свободная рука ловчего, ощетинившаяся выставленными когтями, ринулась к горлу Нуаркха и оставила на нем глубокую рваную рану. Не обращая внимания на новую порцию боли, тоннельник стиснул кисть древнего стража и перемолол кости в пыль. Дернув изувеченную длань, тоннельник развернул противника спиной и надавил ногой между лопаток. Колени Нуаркха резко выпрямились, прогремела какофония сухого треска и звон обрывающихся связок, лишенного рук ловчего отшвырнуло на пол. Копье рвануло к переплетенной грудной клетке поверженного врага, но Нуаркх одернул оружие. В который раз ему пришлось отмахиваться от кровожадных наваждений и манящего желания избавиться от страха. Собравшись с мыслями, тоннельник расколол бедро ловчего ногой и забрал древний Нар'Охай.
Пока Нуаркх четвертовал обращенного Стража, Арахкет прикрывал Эллин от исполинского зародыша, окруженного остатками свиты. Наемник уже гулял по стилету Карлика, когда оружие Синагара вернулось к истреблению ловчих. Массивный меч Хранителя пока оставлял в воздухе сверкающие росчерки и бросал расчлененные тела к его ногам, но костяной панцирь не мог вечно держать удар. Гигантский зародыш чувствовал, как копье Синагара гасит разумы его свиты, и видел, что Тепло стремительно покидает Хранителя через трещины в синем панцире. Боясь оказаться зажатым с двух сторон, тварь ринулась на раненного Мракоцвета. У хранителя еще были силы убраться с пути огромного чудовища, но серьга Синтры пронзительно звенела на эфесе клинка, а Эллин дрожала в черно-синей луже у его ног. Хранитель сгорбился и кинулся навстречу зародышу. Обсидиановая глыба щита обрушилась на массивную челюсть твари, и она оступилась, пронесшись мимо беззащитной Нар'дринки. Хранитель почувствовал, как непомерное давление раздробило плечо, кромка щита гулко опустилась. Арахкет продолжил наступать, волоча обсидиановый бастион. Размашистым ударом он настиг многочисленные колени Зародыша и обрушил тварь на землю. Падая, Исполин утопил клюв в неприкрытой шее Арахкета. Тварь не успела освободить пасть из безобразной раны, но широкое обсидиановое лезвие по эфес вошло в его горло и несколько раз провернулось. Мозолистые кулаки зародыша начали крошить панцирь на широкой груди Хранителя, но Арахкет продержался долго, и копье Синагара погрузилось в коренастую шею Зародыша. Заточенные маляры вынырнули из-под бурлящей плоти, и Мракоцвет свалился на колени с тяжелым черепом, торчащим из развороченной ключицы.
Обезглавленный зародыш медленно отползал на четвереньках, но рой был ему более неподвластен. Сквозь отворенные врата в храм ворвался рокочущий рев Гаора, вихри мерцающих искр и хлопья тлеющей плоти. По монолитному граниту побежали трещины и ударные волны, купол пролился дождем осколков. Трехпалая лапа Нуаркха вцепилась грудную клетку последнего ловчего, и швырнула массивную тварь в стену. Лопнувшее ядро извергло пурпурные всполохи через дыры в смятых ребрах, и замершее существо медленно сползло на пол. Стряхивая скользкую шкуру с когтей, Нуаркх подошел к Мракоцвету и вставил эфес копья в его крупно дрожащую ладонь, но Арахкет не стиснул немеющие пальцы. Кукла Хранителя стремительно тускнела, а Тепло и кровь хлестали из пронзенного сердца. Нуаркх грузно свалился на хромую ногу и приложил палец к заштопанному веку, изображая древний солдатский салют. Затем тоннельник принялся небрежно пихать Эллин костяным древком, пока девушка не ухватилась за него. Почти мгновенно дрожь отпустила ее мускулы, Нар'дринка перестала судорожно хватать ртом воздух и оторвалась от земли.
Нуаркх удовлетворенно кивнул, развернулся к недобитому зародышу и изо всех сил врезался плечом в его обрюзгший бок. Тоннельник почувствовал, как костяной кокон под дряблой кожей с хрустом проламывается. Исполин обрушиваться и проехал несколько метров по замаранному полу. Поверженная тварь попыталась достать тоннельника массивными лапами, но копье обратило их тающими культями, а потом впилось в огромное ядро. Нуаркх попытался отскочить, но тощие ноги исполина оплели его щиколотки. От тугого потока Тепла, захлеставшего из раны, тоннельник заслонился копьем. Незримые щупальца копья жадно оплели тугую струю и попытались затолкать ее в наконечник, но даже у жажды чудовищного оружия были пределы. Вибрирующий свет вырвался из щелей между позвонками эфеса, а многочисленные аномалии исказили пространство вокруг переполненного копья. Чувства Нуаркха завопили от накатившего хаоса, а правое предплечье сковала нестерпимая боль. Пальцы вывернулись из суставов, закрутились в спирали и устремились в разные стороны, разрывая руку вплоть до первого локтя. Кровь, выступившая на безобразных ранах, мгновенно вскипела, а панцирь задымился и обуглился. Тоннельник сдался перед навалившимися страданиями и полностью утратил контроль. Эллис отсекла терзаемую конечность жемчужным клинком и отбросила Нуаркха на землю, но боль отказалась исчезать. Кукла, которую невозможно повредить простым оружием, была изувечена и беспорядочно сучила оборванными нитями.
Не меньше пары минут Нуаркх корчился на полу, извиваясь и стесывая жвала о шершавый гранит. Эллис придавливала грудь тоннельника, не давая ему поранить самого себя. Когда судороги немного утихли, она воткнул в его ротовую щель запаленную трубку. Нуаркх предпочитал сомке обыкновенное пойло, но перспектива немного заглушить боль была слишком заманчива. После глубокой затяжки зрение тоннельника начало прояснилось, и он даже смог сесть.
— Как тебе жизнь наемника? — Еле слышно поинтересовался Нуаркх, не поднимая головы и делая частые вынужденные паузы между сериями щелчков.
— Я… я будто в бреду и не могу очнуться. Скажи, что это кончилось… — голос девушки дрожал. Сквозь растрепанные волосы и сползшую повязку блестели влажные от слез глаза.
— Не драматизируй. Через пару дней и дюжину бутылок сидра будешь в норме, — вяло отмахнулся Нуаркх.
— Обо мне такого, правда, не скажешь, — добавил он, осматривая культю, аккуратно срезанную Анафель. В этот момент в дверях возникла огромная фигура Гаора.
— Отвлеки Хинаринку, спрячу ловчего в шлеме, — проговорил Змей на родном языке, сломанная челюсть была способна лишь на громкий шелест. Морда Змея стала нагромождением набухших гематом, а губы и ноздри тонули в вязкой черно-зеленой крови. Не спуская глаз с распластанного тела Мракоцвета, он подобрал обсидиановый клинок и бережно щелкнул по драгоценной серьге.
— Что он говорит!? Они снова приближаются!? — нервно спросила Эллин, непрестанно озиралась и сжимая крупно дрожащие плечи.
— Просто поторапливает нас, — соврал Нуаркх и подозвал девушку мановением руки. — помоги подняться! Быстро!
Властный крик заставил девушку вздрогнуть и покорно поднять Нуаркха. Тоннельник поскользнулся и задел рану на ее ноге. Пока девушку боролась с болью, Гаор бесшумно скользнул к четвертованному стражу. Кокон из песка поглотил дергающееся тело и нырнул в открытое забрало искореженного шлема. Нуаркх небрежно извинился, и изможденная троица направилась к выходу из храма. Мракоцвет свисал со спины хрипящего змея, а Эррис сгибалась под весом обсидианового клинка и глубокого шока.
Многие ловчие бросили оружие и безропотно приняли смерть, других Кулаки отбросили к краю площади, где тварей испепеляла ярость Накрисса. Предместья одинокого храма выстилали мертвецы и те, кто скоро к ним присоединится. У подножья лестницы стыла туша Нар'Катира, которого доспехи не уберегли от лап гигантского слуги. Из-под поверженного животного торчали придавленные тела, замершие среди вытянутых брызг крови. Искусство Гаора обратило огромную тварь, учинившую расправу над подарком, в кучи дымящихся останков. От устрашающих последствий сражения у Эллин заслезились глаза. Смрад опаленной плоти забрался девушке в ноздри и вызвал приступ тошноты, сложивший ее пополам. Затуманенный взор Нуаркха застилали струи дыма и дергали гулкие удары сердца, поэтому он не разглядел вовремя голую Хинаринскую руку, темневшую под грудой тел.
