— Дура, — констатировал страж, забивая трубку щедрой порцией сомки. Огниво в форме хвоста каменной саламандры высекло сноп искр из кремниевой пластинки. Занявшийся темно-синий табак задышал густыми клубами ароматного дыма. Раскурив трубку парой глубоких затяжек, Ларканти выпустил ноздрями шесть тугих струек дыма. Затем он привлек внимание напуганной девушки громким щелчком и вставил трубку в щель между глубоко потрескавшимися губами.

— Затягивайся. Надеюсь, не подхвачу чего от тебя.

Как Ларканти и ожидал, у девушки оказалось пристрастие к сомке, такое же, как у половины местных жителей. Несмотря на боль, она принялась жадно обсасывать мундштук. Сомку Ларканти предпочитал крепкую, выдержанную несколько месяцев в крепленом африте и яде Синских иглошерстов. Но даже этот сногсшибательный сорт не справится с ролью обезболивающего. Девушка не удержалась и легонько дернулась, когда холодная сталь зажима передавила перебитую артерию и остановила бурное кровотечение.

— Не вздумай шевелиться, — мрачно просипел страж и стер рукавом комковатую сукровицу с рассечённой шеи. Раны, оставленные черным железом, всегда были проблемными. Они быстро загнивали и чрезмерно медленно затягивались. Тонкий разрез уже выглядел так, будто воспалялся на жаре в течение пары часов. Ларканти выругался и потянулся за крошечным коробком с загнутой иглой. Миниатюрный замочек поддался почти сразу, но крошечная полоска Саантирской стали отказывалась задерживаться в неуклюжих пальцах.

После очередной неудачной попытки страж вновь выругался и размял поскрипывающую, раздувшуюся лапу. Он не ладил с тонкой работой, даже до того как служба в армии и неспокойное детство переломали пальцы минимум по два раза. Бугристые наросты бесчувственной каменной кожи не улучшили ситуацию. Когда терпение стража подходило к концу, иголка, наконец, застряла в трещине на подушечке мизинца. Жесткая нить из вибриса Синглинга так и не свернулось в приличный узелок.

Страж приказал девушке затянуться посильнее, а затем крепко прижал ее голову к стене. Иголка нырнула в воспаленную плоть, девушка вздрогнула, и инструмент впился слишком глубоко. Приступ острой боли заставил бледную вывернуться из хватки Ларканти и резко запрокинуть голову. Голубоватый дым закрученными клубами заструился из раны. Девушка судорожно вдохнула, утягивая кровь в легкие. Болезненный, влажный кашель сложил ее пополам и заставил уткнуться в грудь стража. Одной рукой она вцепилась в трепещущую грудь, а второй обхватила шею Ларканти. Страж полностью осознавал бессилие перед Красным Карликом, но все же придерживал затылок девушки и не давал зажиму свалиться с шеи. Во влажном задыхающемся кашле он слышал нотки сдавленных рыданий. Ее руки отчаянно трепали воротник бишта. Правая рука стража поползла вверх и стиснула подбородок девушки, левая осталась на затылке. Шейные позвонки бледной звонко щелкнули.

— Верно Саакрати, день становится лучше с каждой минутой, — пробормотал страж, укладывая девушку на замаранный пол. На расслабившейся уже темнела рана от клинка Карлика. Ларканти облегченно выдохнул.

Пять дирижаблей — Гончих, шумно извергая соплами потоки пламени, отделились от общего роя, который кружил над восточным пограничным бастионом. Они выстроились клином и понесли наемников с солдатами к Нар'дринским приискам.

— Пускай отлетят подальше. Мы без труда их нагоним. Верно, здоровяк? — тихо спросила Синтра, застегивая пуговицы на высоком вороте кожаного летного кителя. Следом она зарылась в мягкий пух на лбу бурого хоакса по имени Ортисс. Женщина развела руки и почесала надбровные дуги, скрытые пол защитными пластинами из Нар'дринской стали. Огромный клюв ласково уперся в ноги, — я даю тебе так мало поводов расправить крылья!

Оторвавшись от довольной морды хоакса, Синтра пошла вдоль мускулистой шеи, по локоть исчезая в пышном оперении. На поглаживания Ортисс отозвался оглушительным урчанием, наклонил в бок голову и блаженно зажмурил все четыре глаза. От проявлений преданности и доверия Синтре становилось одновременно радостно и очень горько. С тех пор как ее вышвырнули из небесных всадников, она осела в Саантире и не могла более обеспечить пернатому спутнику необходимую свободу. Часового кружения вокруг Саантирских стен никогда не было достаточно, а теперь из-за растущего напряжения Ортисс был лишен и этой отрады.

— Эй! Прекрати прыгать! Дай мне забраться в седло! — расхохоталась женщина, когда хоакс оттолкнулся от земли, предвкушая предстоящий полет. Мускулы Синтры не забыли тренировок и без труда забросили женщину на холку гиганта. За пару секунд она разобралась с кожаными ремнями и круглыми окулярами из пластинок обсидиана.

— Взлетай, не ленись! — скомандовала Синтра, прижимаясь телом к холке зверя и ударяя пятками по бокам. Она почувствовала, как резко поднялась на четверть метра, стоило Ортиссу напрячь мускулы спины и расправить веера крыльев. Вытянутые силуэты дирижаблей стали стремительно увеличиваться, ветер засвистел в ушах всадницы, хлестнул лицо и сорвал радостный визг с губ. За считанные секунды Синтра вознеслась под пасмурную пелену облаков и почувствовала прикосновение влажного тумана. С такой высоты была четко различима граница между океанами темно-пепельного и сине-белого песка, давшая имя Каэт'Анару — Черно-Синему городу.

Отсюда каньонный исполин казался клубящейся грозовой тучей, которая распространялась по разветвленным руслам ущелья и пульсировала лиловыми всполохами. Исполин был колонией мириадов взаимозависящих существ, которые несли частички единого разума. Часть из них сплелись в панцирь, чтобы прикрыть огромные ядра, соединявшие сознания, резервуары с водой и тонны скользких органов. Обрюзгшая темная кожа переплетенных отродий вбирала Тепло, а вытянутые когтистые лапы тащили Исполина, цепляясь за трещины. Потоки ливня, которые, казалось, ниспадали на непомерное чудовище, были роем существ пожиравших облака.

Другие деформированные полоумные твари рыскали вокруг центра колонии в поисках пищи и освещали закутки ущелья пурпурным мерцанием, заключённым в грудных клетках. Эти существа, прозванные Ловчими, сотворены из останков животных, которых поглотил и перекроил исполин. В архивах пепельных они упоминались как «слуги Красного Карлика», которые обещали ему новых жертв в обмен на возможность покинуть урны и снова пройтись по разноцветным пескам. Именно из-за безмолвной армии ловчих был перегорожен вход в каньон, а зверерожденные учинили резню в рудниках.

— Древняя тварь. Надо быть очень осторожными, — прошептала Синтра и похлопала по холке Ортисса, который радостно клекотал и с нетерпением ожидал передряг. Резко положив хоакса на правый бок и, закружившись в винте, всадница пропустила под собой тучный газовый шар ведущего дирижабля. Рикиоти оторвалась от спора с Нар'дринским коллегой и подмигнула ей. Необычайно крупный синит по имени Ноари, неспешно болтавший с Мракоцветом, помахал Синтре могучей четырехпалой лапой, напомаженные усы подпрыгнули над его широкой улыбкой. Даже с такого расстояния женщина различала сверкающие оранжевые ирисы четырехрукого Лим'нейвен. Пятнистую выбритую шкуру бывшего шамана отмечали шрамы и ритуальное изображение древа времени, сквозь чью кору сочилось слабое рдеющее мерцание.

Син выкармливал детей-ткачей собственным молоком и лично прививал им уважение к жизни. Одна из причин, по которым спутниками Ноари была свора необычайно покладистых Мракозверей из непроходимых зарослей дальнего Сина. Двухметровые горы мускулов и острых клыков ластились к нему и чесали бочкообразные бока о шипы массивной костяной брони. Синит запускал руки в их извивающуюся шерсть, которая походила на провал в абсолютное ничто, и валял гигантов по палубе в шутливой борьбе. Нуаркх, сгорбившийся над бездной, привлек внимание Синтры салютом небесных всадников. Удостоившись взгляда, он ухмыльнулся и сложил кисть в вульгарном жесте, а после отвернулся и облокотился на оббитый сталью бортик.