Кантара разнес победный смех по всему городу и протянул растопыренные кисти к полыхающим обломкам гончих. Из-под треснувших досок и груд искореженного металла выкатились массивные полупрозрачные сферы, заключавшие застывшие силуэты Ткачей Десницы. Просторные рубиновые робы, украшенные эмблемами в виде золотых спиц, замерли в тисках остолбеневшего ветра, а Лим'нейвен ошарашенно вертели глазами. Кантар провернул стиснутые кисти, разворачивая слуг Раббаара спинами вверх, и расслабил ладони. Сферы бесследно растворились, пленники забарахтались и взмыли вверх. Щупальца Яроокого стиснули их в точке наивысшего подъема и неотвратимо потянули к хозяину.

— Узрите силу, которую нам подарил Нар! — Пророкотал Кантар, его обжигающий взгляд проливался на корчащихся ткачей, окрашивая рубиновым цветом стремительно набухающие ожоги. Кисти Яроокого стиснули головы ткачей, синее мерцание засочилось между ребрами вспученной грудной клетки. Свет проник в вытянутые руки Хан Неве, оставляя на коже лабиринт мерцающих шрамов, напоминавших трещины древесной коры. Надвинутые капюшоны верещащих слуг разлезлись на крошечные лоскуты, медные маски накалились и пролились на лица. Трещины перекинулись с огромных ладоней на их опаленные головы. Линии быстро становились ярче, а пепельная кожа ткачей иссыхала и грубела. Отдельные чешуйки отлипли от кровоточащих мускулов и прилипли к предплечьям Яроокого. Ткачи Десницы мгновенно обмякли, раскаленное мерцание покинуло вытаращенные глаза.

— Неужели он все-таки смог!? — Радостно воскликнул тоннельник, пока древесные чешуйки запускали корни под кожу Кантара и медленно погружались в его плоть. — Открытие Лантрисс действительно перевернет Четыре Мира с хвоста на голову!

— Ветвистое Древо переродилось, сбросив камень коры своей и явив плоть, сотканную из золота первозданного Тепла. И сок времени пролился к его корням. И обрела кора разум, чтобы сеять жизнь под кроной Древа. — Процитировала завороженная Хати, вцепившись в плечо Вика, который никогда не орудовал кистью с такой скоростью.

— Выходит Ренмаер был прав и Лим'нейвен это осколки Нара! — Закончил Нуаркх мысль спутницы.

— В начале времен будущие Создатели, скорее всего, провернули похожий трюк. — Почесав подбородок, заключила Хати. — Остается непонятным, почему он светится синим, а не «золотом первозданного тепла».

— Попросим Филмафея отвести нескольких Ловчих на Син. Вдруг они перекрасятся в желтый? — Пожав плечами, ответил тоннельник.

— Сдается мне Кантару не под силу полностью повторить трюк Нара. — Продолжил он, когда Яроокий схватился за грудь и скорчился на коленях. Сияние прожигало кожу и ослепительными потоками хлестало из каждой морщины. Камень вскипал, от взгляда или дыхания Кантара. Из задравшегося горла вместе с высоким фонтаном пламени вырвался утробный вопль, от которого у Нуаркха потемнело в глазу, и открылись старые раны. Прогремел оглушительный хлопок и Лим'нейвен испарился, оставив пятно деформированного камня. Мусор, усыпавший площадь, резко сорвался с места и собрался огромной дымящейся кучей на месте исчезновения. Слезы Урба лопнули в замысловатом протезе Нуаркха, оборачивая тот нагромождением погнутых поршней и вывернувшихся спиц.

— Точно поставлю бесхитростный крюк! — Прошипел тоннельник, хватаясь за обожжённое предплечье.

— Сдох? — Поинтересовалась Хати, опасно перевешиваясь через резной парапет.

— Теперь от него не просто избавиться. — Ухмыльнулся Нуаркх.

Прохладный рассвет принес конец ночи огня и разрушений. Лучи пурпурного светила проклюнулись сквозь облака и застали Саантир изможденным, обескровленным, замершим в клубах парящего пепла и едкой черной гари. Пламя содрало яркие полотна со стен и шпилей, оставив город мрачным и монотонным. Когда Кантар растворился в рокочущих вспышках, зелоты скрылись в норах, и стража вернула контроль над городом. Саантирцы все смелее снимали импровизированные баррикады с дверей и окон, а затем спешили к роскошному дворцу Десницы, который возвышался на острие Саантирского каньона и нежился среди каскадов фонтанов. Перед фасадом, сверкающим золотой отделкой и вереницей рубиновых флагов, вскоре собралась внушительная толпа, которая заполнила исток Нар'Кренти. Стража выстроилась в два ряда, окружила собравшихся и избавила их от непредвиденных опасностей, а также необдуманных высказываний в сторону Саантирского правителя. Наемники Пяти Копий наблюдали за сборищем с парапетов бражного зала через расплывчатые воздушные линзу, вытканные Лим'нейвен. Среди пестрого сборища массивных громил, ловких плутов и впечатляюще крупных Ткачей гуляли приглушенные споры. Вдоль длинных столов вытянулась громадная туша червя Арга. За прошедшие недели лапы Лим'нейвен вытянулись и окрепли. Под влажными обмотками перекатывались мускулы предплечий, почти оформившиеся кисти блестели серпами выдвижных когтей. Конечности пока оставались гротескно короткими и коренастыми, но выдерживали неподъемную тушу. Грудная клетка и круп раздались вширь, на спине лежали тонкие остовы будущих крыльев, а круглой провал пасти спрятаться за бутоном подвижных костяных лепестков. Кожа существа огрубела, научилась удерживать влагу и уберегать носителя от постоянной угрозы обезвоживания.

По бокам отталкивающей морды червя сидели три сгорбленные фигуры. Первой был Нуаркх, который прилаживал к пульсирующей болью культе крюк из темной Саантирской стали. Напротив разместился Хенши, обнимая древний клинок и периодично моргая безжизненными глазами. Стальные протезы, торчавшие из-под приталенного бежевого одеяния, оплетали перчатки и ботфорты из просмоленной кожи. Бурая оболочка была туго набита корпией, но локти и колени все еще неестественно выпирали.

— Делай вдох раз в три-четыре секунды. — Напомнил Нуаркх древнему стражу.

— Боюсь, за столько лет я… Я совсем потерял привычку к подобным мелочам. — Хенши опомнился и оторвал взгляд от пола.

— Не переживай, по дороге к Перекрестку тебе почти не придется покидать каюту, и времени на тренировки еще достаточно. — Изможденным голосом подбодрил Леронц. На поникших плечах бледного висело светлое одеяние, несшее кровавые разводы и островки въевшегося пепла.

— На Перекрестке, уверяю, ты прекрасно вольешься в толпу. — Усмехнувшись, добавил тоннельник.

— Я был очень стар, когда стал частью Исполина. Совершенно не представляю, как жил до этого. Все убивают, спорят, скрываются. Как мне избегать одиночества? — Продолжил Хенши. Потрясение ужасами отгремевшей ночи не подкрепляла ни мимика, ни интонации.

— Внутри Исполина мы переставали быть кем попало. Исчезали зависть, эгоистичность и недоверие. Я делил с семьей мысли, не знал предательства и лжи. — Добавил Хенши, полностью уподобляясь статуе с подвижной челюстью.

— Поздравляю с возвращением в наш мир. Если род Исполина желает влиться в это чудное общество, то ему придется вспомнить, как противодействовать коварству и подковерным интригам. — Ехидно прощелкал тоннельник и похлопал Хенши по холодному, лязгающему плечу. Леронц переглянулся с одноглазым товарищем и печально улыбнулся.

— Не отчаивайся, в Четырех Мирах есть множество вещей, которые помогут заполнять пустоту, пока не вернешь семью. — В головах собеседников раздался стройных хор шелестящих Аргийских голосов. Голосовой аппарат Лим'нейвен находился в зачаточном состоянии и был способен лишь на громкий присвистывающий шелест. — Мы можем понять эту боль, нам знакома изоляция. Главное помни, какие перспективы она открывает. Разве не волнительно отправиться в другой мир, вместо того чтобы вечность караулить караванщиков и кочевников?

— В этих словах есть правда. — Согласился Хенши и механически кивнул.

— Прекращайте ворковать! — Грубо вклинился Накрисс, сильнее растягивая огромную линзу из уплотненного воздуха. — Знать, наконец, соизволила показаться! Сейчас узнаем, нужно ли уносить ноги из этого сумасшедшего города!