Устало выдохнув, тоннельник попытался отпихнуть ходока, и эта попытка неожиданно обернулась успехом. Существо отшатнулось и потянулось невероятно длинным языком к иссушенной ноге исполинского Нар'Катира — «Подарка Нара», чей впалый живот нависал над караванщиками и дарил избавление от беспощадных солнечных лучей. Нар'Катир отдаленно напоминал ходоков, только передвигался на трех парах тонких лап, был несоизмеримо больше и шире. Под бледной кожей вытянутой морды прятались не гибкие жвала с сотнями острых клыков, а только разветвленный язык. Когда ходок прильнул к темным отверстиям, усеивающим жилистые голени Нар'Катира, массивная голова исполина заглянула под впалый живот. Благодушные агатовые глаза посмотрели на прильнувшее животное и закатились от удовольствия. Перегревшаяся кровь ходока перетекала в «Подарок Нара», делала круг по мясистым отросткам на горбатой спине и возвращалась назад. Охлажденная и лишившаяся части питательных веществ. Вскоре все навьюченные животные разбрелись по лапам Нар'Катира и утянули погонщиков. Тоннельнику стало гораздо свободнее, он даже несколько приободрился, но реальность быстро спустила его на землю. Капля соленого пота упала на лицо, просочилась под пластинки и прикоснулась к исцарапанной фасции. Хитин мешал дотянуться до засаднившего места, и Нуаркху оставалось лишь со свистом выдохнуть.

Над головой покачивалась провисшая сеть, подвязанная к ногам Нар'Кантира. Животное охромело вовремя нападения кочевников, поэтому вместо свертков и ящиков оно тащило четырех раненных, а груз проламывал спины надрывающимся ходокам. Толстые канаты натужно скрипели в такт хромающей поступи из-за пепельного по имени Паартак и его внушительного живота. Вояка был еще не стар, но его лучшие годы давно остались позади, во многом из-за неправильно сросшегося бедра. Паартак себя запустил, ушел со службы и решил податься в караванщики. Бледным внешность Паартака представлялась отталкивающей и излишний вес играл одну из последних ролей. Основные изъяны оставило заболевание называемое «каменная кожа». Оно сделало кожу пепельного грубой и прочной, но взамен обезобразило сетью глубоких трещин. Лоб и скулы чрезмерно выпятились, выпученные глаза спрятались под гипертрофированными надбровными дугами. Пепельным видели в каменной коже награду за верность и выдающееся воинское искусство. Зараженные носили почетный титул каменных стражей, занимали высокие посты на службе Десницы и были завидными любовными партнерами. Странные вкусы пепельных частично оправдывало то, что действующие стражи тщательно ухаживали за панцирями и напоминали ожившие, величественные статуи. Паартак же, как Нуаркх не раз подмечал, походил на кучу засохших испражнений.

Назвать язвительного тоннельника знатоком древнейшей Хинаринской истории было преступлением, и причину подобного отношения к «каменной коже» он представлял очень смутно. Из глубин памяти всплывали отрывки легенд о первой «Деснице Нара», которая подхватила заразу в несправедливом изгнании. С кожей, неуязвимой для мечей и стрел, она толи свергла узурпатора, толи освободила родной город-государство от власти бледных.

Непробиваемая шкура не спасла Паартака от чревоугодия и сильного пищевого отравления. Тучное лицо усеивали крупные капли пота, сочившиеся из глубоких трещин. Бывший страж казался изможденным, но в тоже время умиротворенным, и Нуаркх не мог это проигнорировать. Чтобы ткнуть пепельного в обрюзгшее пузо, ему пришлось выпрямить зигзаги ног и вытянуться еще на половину метра. Паартак никак не отреагировал, его сопящее дыханье не сменило темпа. Под зашитым веком Нуаркха ожил симбионт. Бледное брюшко, обтянутое сетью сиреневых вен, внимательно уставилось на пепельного. Помотав головой и помассировав виски, Нуаркх принялся изучать плетеную куклу, которой обернулся каменный страж. Она была сотворена из разноцветных нитей Тепла и о многом говорила внимательному наблюдателю. Потрескавшаяся кожа обернулась многослойной сетью из грубых бледно-розовых бечёвок. Сквозь ромбические прорехи выпирал невесомый пух, напоминавший плотное облако пара и выражавший температуру больного. По бледно-желтым прядям скользили пятна белого света, а деликатные невесомые нити вибрировали подобно воздуху над раскаленным песком. В тумане полупрозрачного пуха проглядывались спицы скелета и ветвистое темно-бордовое древо сосудов, унизанное плодами органов. Малое и крупное сердца Паартака надрывались в бешеном темпе. Отставной страж находился в паре шагов от порога Красного Карлика. Неохотно Нуаркх отрегулировал расположение грузовой сетки и опустил Паартака. Тоннельник покопался у себя за пазухой, и достал опустошенную слезу Урба среднего размера. Слеза покалывала незащищенные пальцы, а рука начала стремительно неметь. Прежде чем конечность провисла бесполезным куском мяса, Нуаркх успел установить камень в навершие посоха. Пурпурная слеза тихо затрещала, воздух наполнился прохладным туманом. Нуаркх поднес навершие к лицу, блаженно вздрогнул и обвел довольным взглядом изнывающих от жары спутников. Через пару минут Нуаркх оторвался от посоха и потянуться им к Паартаку. Пот, выступивший на обвисших щеках пепельного, обернулся кристалликами льда.

Спустя полчаса рука Нуаркха окончательно затекла, а Паартак, наконец, подал признаки жизни, отличные от похрюкивающего сопения. Веки медленно поднялись, обнажая красные, даже по меркам пепельных, глаза. Несколько минут он лениво водил зрачками, не понимая где находится. Нуаркх ткнул караванщика ледяным посохом в лоб, Паартак громко хмыкнул:

— Кхм… Хуф… кажется, я почти разглядел красный плащ этого Хаэкран'Каэт!

Нуаркх мгновенно придумал язвительный ответ, и принялся натягивать маску — переводчик. Но, прежде чем он оживил маску подходящей слезинкой, раздался хрипящий хохот Паартака:

— Со всеми этими камушками ты просто ходячий стереотип!

— Сказал жирный Саантирский караванщик с «каменной кожей» — благодаря маске, щелчки Нуаркха обернулись монотонной и гнусавой речью на общем языке.

— И то верно… хах… как далеко мы от Саантира? — хрюкнув, спросил Паартак и вытер лицо грязным платком.

— Город появился минут сорок назад, — Нуаркх не видел других ориентиров.

— Хм… Еще не подъехали к бастионам Внешнего Кольца? — караванщик выронил платок из тучных непослушных пальцев.

— Пока не вижу никаких бастионов, — признался Нуаркх и пристально обвел взглядом однообразную пустыню, а также отвесные скалы, изъеденные провалами штолен. Далеко не сразу он разглядел дюжину коренастых башен с вертикальными разрезами бойниц, — до них еще минут двадцать.

— Песок мне в глотку! Как же медленно мы тащимся… — Паартак возглавлял караван и все неустойки, связанные с задержками, придется покрывать ему, — да еще и три нападения за две недели! На оживленном пути! Хаэк'лармен торан! Последнее время все будто лишились рассудка. Мы оружия тащим больше чем товара!

Ответственность за два нападения несли обнищавшие рудокопы и дезертиры, отчаявшиеся прокормиться честным заработком. В пути к каравану присоединились останки другой группы, которую стычки обескровили и лишили сил продолжать в одиночку. Попадались и смердящие останки, брошенные посреди центрального торгового маршрута. Еще больше тел песок жадно поглотил. Нуаркх избежал подобной участи лишь благодаря опыту Паартаку, хотя зверерожденные все же задели сухожилие на правой ноге Нуаркха костяными ятаганами и оставили воспалившуюся рану между ключичными пластинами.

— Война близко, я уже слышу вой Галафейских труб и клекот Аркефальских Хоаксов! — Не переставал сетовать Паартак, и кровавая история Хинарина вторила его словам. Даже появление Перекрестка между Мирами, положившее начало четвертой эре, не смогло изменить привычного хода вещей. Синитские лекарственные травы и янтарь были не съедобнее песка, а обсидиан и кости не годились на гвозди для летающих кораблей.

— С обеих сторон полно тех, у кого уже чешутся кулаки, — брезгливо прищурился Нуаркх.

— Не представляешь сколько… жалкие Хаэкран'Каэт… — тихо прохрипел Паартак. Следующую пару минут он молчал, полностью сосредоточившись на стремлении не потерять сознание.