Недалеко от мечети находится широкоэкранный кинематограф. Зрителям, преимущественно мусульманам, предлагается «Последний рай», приятное зрелище. В витринах магазинов рядом с силоновым и нейлоновым бельем дожидаются покупателей полупроводниковые приемники.

Возвращаемся к машинам, оставленным по указанию регулировщика на площади под огромным платаном; его ствол раздвоен, и люди идут под ним, как по крытой галерее.

У машины толпа людей, нас ждет постовой и выписывает две квитанции по пятьсот динаров, — дескать, штраф за стоянку в неположенном месте.

— Взыскивайте деньги со своего коллеги, который указал нам это место.

Люди, стоящие поближе, начинают хихикать, постовой, высокий элегантный мужчина с холеными усиками, чувствуя себя оскорбленным при выполнении служебного долга, рявкает на зрителей, чтобы они убирались восвояси.

— Платить мы и не подумаем. Либо вы между собой разберетесь в этом деле, либо прикажете перерисовать вон тот знак.

На синей табличке виден знак: «Стоянка разрешена». Да, но это на целых два метра дальше! И постовой, дабы не потерять достоинства в глазах сограждан, с важным видом записывает хоть номера наших паспортов.

И машет нам: мол, уезжайте поскорее!

Македония — это красивый, мужественный край, холмистый, местами даже гористый, но всюду одетый в зелень. Здесь чувствуется вековая работа рук трудолюбивого человека. Дубовые и буковые рощицы перемежаются с лугами и посевами табака, желтизна скошенных полей переходит в темную зелень обширных виноградников. По обеим сторонам дороги через интервалы в восемьдесят-девяносто метров следуют бетонные ямки для раствора купороса. В междурядьях среди рослых виноградных кустов работают маленькие трактора, оставляя за собой облака синеватого дыма. А чуть дальше по болоту бродят аисты; потом, забавно подпрыгнув, они поднимаются выше тополя, убирают свои жердеобразные «шасси» и улетают в лягушачье царство на противоположном берегу реки Црны.

Уже в темноте въезжаем в Прилеп; за городом нам нужно найти место для стоянки, чтобы переночевать там. К счастью, мы расспросили водителя югославского грузовика, который два раза в педелю возил почту из Поградца в Стругу. С его слов мы знаем, что за Прилепом «много кривин», дорога, все время петляя, взбирается на высоту тысячи метров…

По бесчисленным «кривинам» съезжаем с горного хребта Бабуна в долину Вардара. Осторожно уступаем дорогу огромным машинам-холодильникам с надписью «Будапешт — Тирана». Это длинная автострада, и водителям приходится немало потрудиться на этих тысяча трехстах километрах, чтобы доехать до места назначения. Особенно здесь, на северных виражах, которые можно преодолеть лишь в два приема, с помощью заднего хода.

— Тормози! Тормози!

В десяти метрах за поворотом на дороге стоит грузовик с барабанами телефонного кабеля. Один из барабанов сорвал борт и скатился в кювет. Четыре человека пытаются водворить беглеца на место в кузов. Первым выскакивает из машины Ольдржих; обежав грузовик, он тут же бросается к прицепу за железным ломом.

— Без рычага они его наверх не поднимут, пойдемте поможем им.

Дело нелегкое; барабан весит добрых три центнера, и шестерым людям надо потрудиться, чтобы поднять этот груз до края кузова и втолкнуть поглубже. Если один из нас выпустит его из рук, барабан упадет и переломает нам ноги. В конце концов груз оказывается на месте, и только теперь видно, как плохо были прикреплены клинья. У шофера даже нет молотка, не говоря уже о топоре или ломике. Не помоги мы ему, он бы торчал здесь бог знает сколько времени.

— Так он все равно далеко не уедет, кузов у него держится на одной цепи, и клин вылетит при первом же боковом толчке. Давайте-ка лучше поднажмем, чтобы это не скатилось нам на голову…

Нам очень не хватает потраченного тут часа. Мы спешим, мчимся вовсю, чтобы до полудня быть в Скопле, иначе греческое консульство закроется у нас перед носом, и нам придется продлить пребывание в Югославии еще на один день, то есть еще на две тысячи динаров дорожного налога.

— Конзулат грчки, конзулат грчки? — пожимают плечами люди на автобусной станции. Нет, они не знают, где греческое консульство.

В этот момент улицу перебегает долговязый юноша и обращается к нам по-чешски. Говорит, что он выучился у нас, в Чехословакии, на механика. Через минуту он уже сидит в синей машине: дело пойдет лучше, если он поедет с нами прямо туда, вместо того чтобы пускаться в длинные объяснения.

В консульстве не так скоро находят телеграмму из Праги. Да, правильно, четыре человека, специальные паспорта, продление транзитной визы. Печати в паспорте уже есть.

— Но вам ведь и не нужно никакого продления, — говорит чиновник, перелистывая документ, — у вас же трехмесячные визы. — И показывает греческую запись.

— Но рядом написано по-французски, что срок действия — один месяц.

— Ах да, это чья-нибудь ошибка; разумеется, действительно то, что написано по-французски, — быстро находится чиновник. — Пожалуйста, вот визы, с вас четверых по шестнадцать тысяч динаров… это будет… это будет… шестьдесят четыре тысячи.

Мы остолбенели.

За продление виз да к тому же еще и действительных? И в специальных паспортах?

— Мы можем переговорить с господином консулом?

— Пожалуйста, пожалуйста.

Консул выслушал наши объяснения, просмотрел паспорта.

— Да, конечно, действительно то, что написано по-французски, это чья-нибудь ошибка, — слово в слово повторил он чиновника. — Но постойте, я сделаю для вас скидку. Вместо шестидесяти четырех тысяч заплатите шесть тысяч четыреста. Десятую часть. Поймите, я консул. Всякий раз, как я поставлю кому-либо печать, мне приходится протягивать руку.

Динаров, имеющихся в наличии, нам далеко не хватит, а аккредитив у нас в Софии. Это означает, что мы должны вычеркнуть Грецию из маршрута путешествия и ехать в Софию.

— Мне бы это было крайне неприятно, господа, — вновь берет слово консул. — Знаете что, я немедля пошлю телеграмму в Софию, и визы вы сможете получить в Болгарии. А эти мы пока аннулируем. Разрешите? — Он взял паспорта и перечеркнул визы. — И желаю вам счастливого пути!

Вот видишь, путешественник, от скольких случайностей зависят твои планы! Из Албании в Грецию ты не попадешь, потому что эти страны не поддерживают дипломатических отношений. А из Югославии тоже не попадешь, потому что кто-то перепутал цифры. Ничего не поделаешь, едем в Болгарию.

— Мы непременно должны купить масла для моторов, — упорно напоминает Ольдржих, — машины уже наездили больше двух с половиной тысяч километров.

— Я покажу вам дорогу к лавке, — предлагает юноша, который помог нам найти консульство.

Масло здесь имеется двух сортов: югославское, по четыреста динаров за литр, и американское — «Мобиль», по тысяче двести за неполный литр. Мы вынуждены купить «Мобиль», так как югославское масло, говорят, нельзя смешивать с тем, которое у нас в моторах. К счастью, мы везем с собой рыбные консервы, прикупим к ним буханку хлеба, немного фруктов и до завтра дотянем. А на все оставшиеся деньги возьмем масла.

Ольдржих снова разговорчив, даже напевает что-то. Это означает, что ремонт закончен. Когда вечером мы почти подъехали к границе, он был зол на весь белый свет. Да и как тут не сердиться, если в синей машине отказал масляный охладитель! Потом Ольдржих встал, выжал из банки последние капли масла и взял еще пол-литра из мотора красной машины, чтобы поднять уровень масла в синей хотя бы до нижней отметки. Переливание крови, без которого мы не доехали бы до Софии. Нет ни малейшей надежды достать «Мобиль» здесь, в пограничной Крива-Паланке. А если бы даже он и нашелся, нам все равно не на что было бы купить его.

Теплое субботнее утро; вынужденная остановка даже при всех прочих условиях была не бесполезной. Мимо машины, спеша на субботний базар в близлежащую Паланку, с утра проходят группы селян. В корзинах они несут огурцы, помидоры, лук и первые груши. По каменистому наносу, который, видно, несколько дней назад принесла сюда сильная гроза с ливнем, идут три крестьянина с коробами на спине, а за ними четвертый со скрипкой в руке. Не отрывая глаз от мокрых камней, чтобы не споткнуться, он идет и пиликает, пиликает; на лице его довольная улыбка, за спиной покачивается сетка со связкой чеснока.