9.30 вечера того же дня. Жаркий, южный чикагский вечер Чай-Тауна. Так любовно называют свой город чикагцы.

Чай-таун меня удивил в основном своей архитектурой. Мы ехали в Чикаго, чтобы забрать с работы Линду, и вдруг Даг сказал: «Посмотри вперед и чуть налево». И я увидел сквозь дымку дали два огромных как бы столба у горизонта. Издалека они казались темно-синими. Через некоторое время появились и остальные небоскребы, стоящие кучкой среди плоской ровной степи вправо и влево. Все остальные сооружения не воспринимались глазом, и казалось, что эта кучка небоскребов стоит посреди ровных безлюдных полей, хоть и ехали мы по забитой машинами интерстейт. Потом припарковались где-то и были в гостях, то есть в офисе у Линды. Она срочно кончала какие-то контракты, готовила к отправке большие конверты с надписями: «Федеральный экспресс». Это название почтовой частной фирмы. Ниже на конверте огромными буквами было написано: «Доходящее за ночь письмо». Еще ниже — «Важная деловая корреспонденция». А на обороте — тоже крупно, красным: «Предельно срочно», и дальше синим: «Тому, кто получит: пожалуйста, немедленно отнесите письмо адресату».

— Такое письмо, — говорит Линда, — приходит на другой день и до 10.30 утра доходит до адресата, где бы он ни был в США. Причем интересно, что сначала вся корреспонденция отправляется в город Атланту, это в тысячах километров на юг отсюда, а уже из Атланты ее, рассортировав, отправляют адресатам. Это странно, — говорит Линда, — потому что письмо я отправляю адресату в этом же штате, находящемся в ста пятидесяти милях от Чикаго, и я предупреждала об этом фирму, но они сказали, что все равно отправлять надо в город Атланту, а уже оттуда письмо полетит снова в Чикаго и дальше адресату и придет завтра утром. Фирма гарантирует. И стоит такое письмо около 15 долларов, а обычная авиапочта в пределах США — 22 цента.

Отправив письмо, мы пошли гулять по самой красивой улице Чикаго — Мичиган-стрит. Это что-то вроде Пятой авеню применительно к Нью-Йорку. Но какой-то особый стиль жизни в Чикаго. Более деловой, что ли. И архитектура другая: среди небоскребов много совсем черных, гладких, даже стекла черные.

В нью-йоркских небоскребах что-то упадочное, а здесь, чувствуется, руки талантов. И цвета небоскребов понравились — много коричневых, охряно-красных, почти черных с коричневым отливом и самыми причудливыми формами.

Чикаго называют городом ветров, но имеется в виду коррупция политиков. И еще в Чикаго — самая лучшая в Америке пицца. Поэтому мы пойдем сейчас в ресторанчик под названием «Джиордане».

— Там лучшая пицца в Чикаго, — сказал Даг. — Надо спешить, после пяти часов туда уже трудно попасть — надо стоять в очереди часа два.

Ресторанчик помещался совсем рядом с Мичиган-стрит. Мы заказали пицу со шпинатом, то есть с тем, с чего началась пица, а пока ждали, когда сделают ее (на это ушло минут 20), я прочитал на обороте меню историю этого ресторанчика. Вот что пишет о нем хозяин и шеф-повар Фред Боглио: «Я и мой брат Джозеф родились в маленьком итальянском северном городе Торино, где наша мама была известна своим кулинарным искусством. Но больше всего любили ее двухслойную, начиненную сыром пицу, которую она делала на пасху. Я любил ее пицу так сильно, что когда приехал в Америку в 1967 году, то пошел работать в ресторан, где делали пиццы. И вдруг обнаружил, что не только там, но и в других местах вообще не было таких пицц, которые делала мама. И я открыл свой ресторан, который сначала назывался „Рим“, а потом мы назвали его „Джиордане“. Он замолчал на секунду, задумался. И сказал вдруг: „Так звали нашу маму“».

После «Джиордане» мы пошли на знаменитое озеро Мичиган. Противоположного берега не было видно. Ведь ширина озера около 100 миль. И длина — 300 миль. Когда-то это озеро было полностью загрязнено. Но сейчас из него даже снабжают водой город. Для очистки озера сделано много. Например, через город, пересекая его, течет речка Чикаго, от которой, по-видимому, взял название город. Серия плотин и шлюзов не дает ей загрязнить озеро.

Параллельно берегу примерно в полукилометре идет полоса небоскребов, а между ними и берегом — широчайший газон, полный диких, совершенно диких цветов. И это сочетание небоскребов на заднем плане и диких цветов на переднем было таким удивительным, что я остановился и сделал несколько снимков. И вдруг ко мне почти бегом подошла какая-то женщина с брошюркой в руке.

— Вам это нравится? — спросила она.

— Да, конечно.

И она протянула мне листочек, на котором было написано: «Художник Черман Келли рисует дикие цветы и решил оттенить ими один из самых урбанизированных кусочков Земли и засадил ими северную часть знаменитого Гренд-парка.

Миллионы диких цветов благодаря его стараниям цветут здесь с ранней весны до поздней осени на фоне небоскребов. Живое произведение искусства художника Келли начало свой первый сезон цветения. Мы надеемся, оно покажет еще раз значение больших открытых пространств в урбанизированных областях…» А дальше вдруг: «Ведь Чикаго — индейское слово, обозначающее цветок дикого лука, цветок, который дал имя городу. Этот дикий лук — один из 47 цветов, которые Келли внес в свое произведение».

А потом: «Философия этой работы Келли заключается в том, что противоположности могут сосуществовать, что естественная прелесть диких цветов может соседствовать с такой урбанизированной средой, не пытаясь переделать ее».

Вот, значит, почему тронул меня этот город — подчеркиванием скученных масс небоскребов и огромных, открытых пространств между ними.

Только я думал, что все это было следствием хаотической застройки, а оказывается, это был замысел художника. Недаром мне показалось, что небоскребы эти сделаны, спланированы руками талантов.

На следующий день, в воскресенье, мы никуда не поехали, Я приводил в порядок бумаги. Хозяин и хозяйка работали на огородах и неумело пололи всходы. Я показал им, как выглядит рассада многих растений. Рассаду помидоров они знали и без меня, а вот лук и чеснок видели впервые, показал я им и как выглядят первые, двойные листочки всходов огурцов. Точнее сказать, на их огуречной, заросшей сорняками грядке взошел только один росток. Но когда я показал его им, они были счастливы и тут же выпололи всю остальную траву. Хуже было с мятой, грядочку которой они тоже посадили. Ни я, ни они не знали, как выглядит мята, поэтому мы отрывали кусочек от каждой травинки, растирали, нюхали, но ни одна травинка не пахла мятой.

— Может, она запахнет позднее? — робко спросила Линда, решив подождать полоть эту грядку.

Справа и слева от нас на других таких же кусочках земли ползали на коленях по траве женщины из других домов, сажая, окучивая или освобождая от сорняков свои крошечные поля.

«Вы мечтаете поехать в Буффало?» Мои приятели по сквер-танцам. Печальный рассказ Мери. «Он стал продолжением чьей-то жизни». Вирджиния для влюбленных. Метро города Вашингтона. Заседание полярной комиссии…

Поездка в Буффало давно планировалась со Стеном. Хотелось еще раз посмотреть на некоторые наиболее интересные части керна, в которых я прошлый раз обнаружил вмерзшие в лед скелетики морских микроорганизмов.

Естественно, что я радостно ждал этой поездки, хотя мои друзья-американцы из обсерватории Колумбийского университета удивлялись: «Вы мечтаете поехать в Буффало?!»

Почему-то многими в США город Буффало рассматривается как далекая, неинтересная глубинка, почти как место ссылки, где все уныло и скучно. Во всем виновато телевидение США, которое обычно показывает этот город, когда там выпадает рекордное для Америки количество снега и все видят засыпанные снегом дома и машины после очередного урагана или наводнения. Часто также показывают Буффало, когда там закрываются заводы и тысячи рабочих выбрасываются на улицу. Поэтому, когда я в Америке говорю, что однажды работал полгода в Буффало, мне обычно отвечают: «Вы так много времени потратили напрасно».