Вечером я позвонил ему и спросил, можно ли привезти зонтик.

— Стойте на улице восемнадцатой и «Р», — повелительно сказал Остин, — я буду у вас через четверть часа. Доехать до вас мне проще, чем вам до Меня. Стойте на углу…

Конечно, я согласился. Мне очень хотелось посмотреть, как живет одинокий «…профессор-консультант по вопросам поведения и самоконтроля менеджеров, независимый предприниматель и писатель», как было написано в его визитной карточке. Через десять минут Остин приехал, забрал зонтик и легко уговорил меня поужинать в своем Джорджтауне. Так я снова попал туда. И опять, как когда-то, после ужина мы пошли просто гулять по улицам, глазеть на витрины, разговаривать.

— Теперь пойдем пить кофе в мой клуб, — сказал Остин. — Он совсем рядом. Это клуб одиноких людей, уже не юных мужчин и женщин, которые ищут спутника, чтобы создать семью. Я ведь одинок. Дочь выросла и живет одна, жена умерла.

Мы пришли в большое трехэтажное помещение с большим рестораном, маленькими уютными кафе, зимним садом и залом для танцев. При входе в клуб дама за столиком попросила Остина показать удостоверение и, прежде чем пропустить нас, долго внимательно смотрела на меня. В клубе было много народа. Количество мужчин и женщин примерно соответствовало друг другу, хотя бросалась в глаза странная вещь: мужчины сидели с мужчинами, женщины с женщинами, хотя и поглядывали друг на друга. Мы с Остином тоже сидели вдвоем, без дам.

Расставались мы совсем поздно, после кафе Остин захотел показать мне дом. Жил он в крутом переулочке, примыкающем к главной улице Джорджтауна. Целая галерея маленьких трехэтажных с готическими чертами домиков поднималась лестницей, вверх по переулку. Небольшие крылечки, три окна по фасаду.

У Остина маленькая прихожая, несколько ступенек вверх — и мы оказались в огромной комнате. Остин назвал ее офисом, здесь он принимает посетителей. Действительно, в дальнем углу комнаты стоял заваленный бумагами письменный стол, обращенный фасадом к входу. Боковые стены состояли сплошь из полок с книгами. Стопками книг и журналов был завален и весь пол офиса. Была оставлена лишь узенькая тропинка, ведущая к столу. Мы прошли по ней.

— Игор, сядь, пожалуйста, за мой стол, в мое кресло…

Я обошел стол, сел в жесткое рабочее кресло. Остин начал лекцию о том, как он умудряется много ездить, читать лекции и одновременно не терять контакт с клиентами, имея одну приходящую раз в неделю секретаршу, которая одновременно является еще и уборщицей. На время своего отсутствия Остин подключает к телефону автомат, который сообщает о том, что хозяин уехал, вернется тогда-то, и записывает на магнитофон все, что необходимо ему передать. Этот же магнитофон служит и для наговаривания текстов статей, выступлений, будущих книг. В обязанности секретаря входит забрать кассету, переписать ее содержимое.

— А теперь, — сказал Остин, — нажми кнопку на подлокотнике кресла.

Я нажал и… изо всех сил вцепился в ручки. Кресло начало вибрировать, потом вдруг завалилось назад, потом вбок, на другой бок, опять назад.

— Хватит, хватит! Нажмите кнопку еще раз, — закричал он, видя, что мне это не доставляет удовольствия.

Я нажал на кнопку, вибрация прекратилась, и кресло вернулось на свое место.

— Так я отдыхаю, — сказал с гордостью Остин.

Потом я спросил его, чем же он занимается, что значит «вопросы контроля и самоконтроля пригодности менеджеров». Остин рассказал, что сейчас фирмы уделяют большое внимание тому, что менеджеры после нескольких лет работы часто теряют те качества, из-за которых их выдвинули в руководство. И их надо либо вообще снимать с работы, либо как-то встряхнуть, что ли, дать почувствовать опасность, посоветовать, что сделать, чтобы избежать ее. При этом совет должен быть сугубо индивидуальным, для каждого человека свой. Остин разговаривает с клиентом с глазу на глаз, никто из посторонних не знает, о чем они говорят, но все потом видят, что этот совет часто меняет человека. Вот за это фирмы и приглашают Остина и, судя по дому, в котором он живет, хорошо ему платят.

— Я ведь много лет был военным, ушел в отставку в чине полковника. Последние годы перед уходом чувствовал, как растет моя некомпетентность на том посту, который я занимал. И я начал как бы бороться сам с собой за самого себя, пытался выискать причины своих недостатков. А когда ушел в отставку — решил попробовать помочь другим найти себя, искоренить пороки, рождаемые возможностью властвовать. И это сделалось моей второй профессией, и, надо сказать, весьма доходной, — смеется Остин. — Пойдем я покажу тебе следующий этаж. Там — гостиная, столовая и кухня.

Но больше всего меня удивил не второй, а третий этаж, где помещались три спальные комнаты. В самой большой из спален, которая сейчас пустовала, стояло квадратное сооружение — огромная трехспальная тахта, покрытая большим одеялом.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил заговорщически Остин.

— Нет, — ответил я. — Просто большая кровать.

— Тогда попробуй сядь на нее.

Я осторожно сел, и все вокруг заколыхалось. И тут я все понял. Значит, вот как выглядит знаменитая водяная кровать, о необходимости приобретения которой последнее время писали все газеты Америки.

— Вот, Игор, когда ты приедешь в Вашингтон со своей женой, я хотел бы, чтобы вы были у меня в гостях и спали бы на этой кровати. Мне самому на ней не спится. Эта кровать для мужчины и женщины. Так, во всяком случае, пишут рекламные объявления.

Да, каждый год Америка имеет что-либо новое, что занимает умы многих. В этот год все писали и говорили как раз о водяных кроватях. Года два до этого казалось невозможно жить, не имея большой деревянной бочки, врытой в землю где-нибудь в саду, и такой большой, что в нее можно было после работы влезть нескольким человекам, и сидеть там, наслаждаясь теплой, почти горячей водой и приятными пузырьками, выпускающимися со дна специальным приспособлением. Еще год до этого все вдруг заговорили о том, что в стране слишком много людей, которые прикованы к инвалидным коляскам, и эти люди часто не могут заниматься трудом потому, что на колясках трудно съехать со ступеньки тротуара и въехать на него с проезжей части, а также нельзя путешествовать с этажа на этаж по лестницам учреждений. Конгресс принял соответствующий закон, и вот сквозняки загуляли в коридорах университетов, застучали отбойные молотки. Ломались вестибюли, лестничные марши, чтобы сделать плавные въезды. Ведь согласно закону любая комната общественных или учебных заведений должна быть достижима инвалидной коляской без пользования лестницей. С тех пор и появились в уборных всех аэропортов и университетов страны кабинки, на которых были нарисованы инвалидные коляски. По-видимому, там все было сделано для того, чтобы инвалид смог с удобствами справить свои надобности.

Чак был одним из представителей огромной армии руководителей фирм, состоящих из одного человека. Такие люди, которые иногда с гордостью, а иногда с грустью называют себя «селф имплойд», то есть «работающий у самого себя», составляют довольно весомую часть в жизни всей страны.

Трудное возвращение

Пикник на Аппалачской тропе - i_016.png

Радость и странная грусть. «Спокойно-спокойно!» Пограничники и таможенники. Кажется, запоют петухи. Мысли о телефоне-автомате. «А где же здесь наука?» Неожиданное осложнение…

В июле 1979 года я возвратился в Москву после восьми месяцев работы с американцами. Полное кругосветное путешествие с пересечением экватора туда и обратно.

Удивительным и радостным было чувство возвращения, чувство, которое испытал я, глядя на темные леса без края и озера и реки Подмосковья, когда самолет делал заход на посадку. А потом я, еще отгороженный от всех пограничниками и таможенным контролем, смотрел на светло-голубое, такое северное, по сравнению с Америкой, небо с кучевыми облаками, вдыхал прохладный и показавшийся мне очень сухим и чистым воздух Родины. А потом увидел сына, жену, неистово машущих руками в толпе встречающих. Знакомые запахи, цвета, улицы…