— Да, да, — торопливо закричал оператор.

— Андрей Владимирович, я навел кое-какие дополнительные справки и решил отказаться от вашего предложения, — сказал я. И пошел готовиться к посадке на самолет, отлетающий в Москву.

«Как удивительно, — думал я. — Казалось еще недавно, что в нашем посольстве сидят лишь сухие чиновники. И вот те же люди, первый же из них оказался готовым писать „обоюдоострую“ телеграмму для того, чтобы попытаться использовать подвернувшуюся возможность, чтобы улучшить отношения наших стран в далекой Арктике. Может, Филл принадлежал к „другой компании“, — размышлял я, — к тем, кто против более тесных наших контактов в Арктике?» Ответа не было…

Переезд на базу Пойнт Мак Гю. Пожилой Мопассан и наркотики. Встречаю борцов за равноправие женщин. Подушечки надо совать в уши. Задержка в Лос-Анджелесе и мистер Триппи. Приезд в Лебанон и жизнь в семье Тони Гау. Порядок работы в КРРЕЛ. Барбара — оператор телефонов. Питер — специалист по канализации и бизнесмен. Становлюсь «резидентом» города Лебанон и получаю права водителя штата Нью-Гемпшир. Что такое «Мак-Доналде». Китай напал на Вьетнам. Беседы с дочерьми Ассмуса…

Почему-то всегда американские четырехмоторные самолеты, осуществляющие воздушный мост между Новой Зеландией и США, улетают на север из Крайстчерча ночью.

Вот и в ту ночь субботы 21 января 1979 года мы, участники американской антарктической экспедиции, военные и члены их семей, отлетающие из Южного полушария в США, долго сидели-полуспали в зале ожидания Чи-Чи, как зовут американские моряки Крайстчерч.

Только где-то после полуночи все неисправности были устранены и нас пригласили на посадку.

Салон самолета «Локхид Си-141» с звучным названием «Стар-лифтер», что значит «подниматель к звездам», представлял собой огромную без окон бочку, в которой стояли ряды кресел с узким проходом в середине. По количеству кресел в каждом ряду, по числу рядов и по тому, что в салоне не было окон, только два маленьких иллюминатора чуть ли не у самого потолка, салон этот напоминал скорее зал кинотеатра, чем внутренность самолета. Но на этом сходство со зрительным залом кончалось. В отличие от кинотеатра перед садившимися на нумерованные сиденья по нумерованным билетам пассажирами пол салона резким изломом уходил вверх и достигал где-то вдалеке самого потолка, где виднелась открывающаяся задняя дверь-стена этого огромного самолета. Именно задняя, потому что кресла в самолете стояли так, что пассажиры сидели спиной по направлению полета, и единственным, на что мы могли смотреть, была гора разноцветных чемоданов, баулов и ящиков казенного и личного груза, притянутых сеткой широких красных ремней, под углом уходящей к верхней части, которая на земле была опущена вниз, образуя широкий вход в самолет. Большинство моих соседей по креслам сразу уснули или дремали, вставив в уши похожие на конфетки плотные ватные тампоны, которые после взлета разносил и предлагал всем желающим молодой военный в рубашке, покрытой множеством больших ярких нашивок, смысл которых был мне не понятен.

А я не спал и вспоминал свой первый перелет через океан в такой же «бочке» без окон. Это было в середине ноября 1975 года. Сказать по-честному — летел я тогда с замиранием сердца. Несмотря на телеграмму из Вашингтона, говорящую о том, что меня встретят, я волновался. Мне казалось, что как только я ступлю на американскую землю, то тут же стану жертвой каких-либо провокаций, которые конечно же кто-то тайно готовит против меня, и буду беззащитен против гангстеров и преступников разного рода, которыми наводнены американские города. Но как только я прошел паспортный и таможенный досмотр, которые показались мне на удивление простыми, быстрыми по сравнению с тем, что я встречал в своей стране, я тут же увидел улыбающееся лицо одного из старинных друзей, с которым я работал вместе в Антарктиде, и я понял, что все страхи и опасения оказались напрасными. Спустя несколько дней мы после посещения мест, связанных с будущей моей работой в Антарктике, оказались в Лос-Анджелесе, готовые полететь к Южному полюсу. Нам была дана инструкция: «Вы должны прибыть вместе с вашими личными вещами и грузом, который вы хотите взять с собой в Антарктиду, к входу в офис авиакомпании „Юнайтед“ в международном аэропорту Лос-Анджелес (такого-то числа). В 12.00 от этого входа отправляются автобусы на базу Пойнт Мак Гю, откуда вы полетите в Антарктиду. Необходимо иметь при себе паспорт, свидетельство о здоровье, сертификат о прививках».

Конечно же мы прилетели заблаговременно, сложили свои вещички в кучку на улице перед стеклянными, автоматически открывающимися при приближении человека дверями и решили по очереди немного прогуляться по площади перед аэровокзалом. Посмотреть было на что. Время от времени прибывали самолеты с Гавайских и Филиппинских островов и из других экзотических стран, залы заполнялись яркими толпами, благоухающими какими-то неведомыми нам запахами. Там и сям в ней выделялись букеты экзотических цветов.

Но вот время наше подошло, а у входа в офис, у терминала, как здесь говорят, никого еще нет. Только за пять минут до назначенного времени как-то незаметно к нужному месту подъехали два больших старомодных автобуса, окрашенных в какой-то неопределенный цвет, в который обычно красят военные корабли. Молодые водители в зеленых грубых брюках и таких же рубашках и темных очках открыли все двери и отошли в сторонку в тень. Сразу же откуда-то появились разного возраста в большинстве своем почему-то по-академически неловкие мужчины и начали затаскивать в эти двери горы чемоданов и ящиков с оборудованием.

— Это автобусы для отправления в антарктическую экспедицию? — спросил я.

— Да, сэр! Эти автобусы отправляются на предельно закрытую военно-морскую базу тихоокеанского флота Пойнт Мак Гю. Именно оттуда отправляется сегодня самолет в Антарктиду. Если вам туда, грузите вещи и садитесь сами, — четко чеканя слова, как рапортуя, произнес один из молодых людей в зеленом, всем своим видом показывая, что он как бы играет в солдатики, но все это не всерьез.

«Хоть бы документы кто-нибудь проверил или спросил о том, кто мы. Может, есть другой самолет, который улетает сегодня же, но с менее закрытой базы?» — подумалось тоскливо. Я еще не привык к американским порядкам, по которым все, что не запрещено, надо толковать как разрешение.

Примерно час ехал наш автобус вдоль берега. Океан был по левую руку, значит, ехали мы на север. Мы то выезжали в просторные долины, и океан был почти на одной высоте с нами, то дорога оказывалась много выше, и нас отделял от него обрыв. Но и обрыв этот, и домики, прилепившиеся к нему, не были похожи на наши крымские пейзажи. Нет, все здесь, казалось, было более выдержанным, спокойным: краски менее яркие, обрывы не такие высокие, берег не такой изрезанный, волны более редкие. И только когда попадались какой-нибудь человек или дома для сравнения, можно было понять, что все это гораздо значительнее по масштабам, чем в Крыму. Это был берег Тихого океана!

Наконец наш автобус выехал на плоскую, как стол, низину-болото, покрытую до горизонта высохшей травой. Через некоторое время проехали тянущийся, насколько хватал глаз, забор из проволочной сетки, по которому тянулась надпись: «Собственность правительства США. Не пересекать». И вскоре мы подъехали ко второму такому же забору с широкими воротами, над которыми крупными буквами было написано: «Предельно закрытая военно-морская база тихоокеанского флота Пойнт Мак Гю».