— Доброе утро, Игор, мы хотели, с тобой попрощаться, пожелать счастливого пути…

На столе лежала большая карта Арктики, точнее, часть ее с Чукоткой, Беринговым проливом и Западной Аляской…

Поговорили о науке, о ее практическом значении, в о том, как американцы собираются танкерами возить нефть от берегов Аляски на юг через Берингово море и Берингов пролив, о том, как важно в этой связи знать ледовый режим неспокойного Берингова пролива, о том, что задача прогноза ледовых условий ложится на КРРЕЛ. В разговор вступил Ассмус:

— Игорь Алексеевич, посмотрите на эту карту. Вот Берингов пролив. С одной стороны его — вы. С другой — мы. В середине пролива есть два острова, это острова Диомида. Один из них — Большой Диомид — принадлежит вам, другой — Малый Диомид — нам. Вот здесь, на вашем острове, стоят пункты вашего наблюдения за нами, а вот тут — наши наблюдательные пункты. Здесь у нас живет несколько человек, стоит маленькая радиолокационная установка. Так вот, мы хотели бы установить рядом еще одну, более мощную станцию для постоянного наблюдения за льдами во всем проливе. Но ведь сейчас идет процесс разрядки, и если мы начнем строить в это время новые станции на границе с Россией — вы поднимете шум, и будете правы. Поэтому мы решили сделать вам предложение: мы построим на одном из этих островов, вашем или нашем, радиолокационную станцию, а обслуживать ее будет смешанная американо-советская команда. Тогда у вас не будет оснований не доверять нам. Как бы это было здорово! Мы бы открыли новую эру отношений между нашими странами в Арктике, эру сотрудничества и дружбы, как в вашей любимой Антарктиде. Но для этого нужно получить согласие с вашей стороны. Могли бы вы нам помочь?

— Конечно, это было бы прекрасно, но что могу сделать я — простой ученый?

— А вы расскажите о наших планах кому-нибудь из начальства, узнайте их реакцию. Если она будет положительной, то мы тут же приступим к работе.

— Если бы я и поговорил с кем-нибудь, это был бы слишком низкий уровень. Хотя я могу написать о вашем предложении в официальном отчете и пустить его на волю начальства…

Разговор был для меня необычный. Я чувствовал, что надо взвешивать и продумывать каждое слово.

— А почему вы сами не обратитесь прямо к нашему правительству? — спросил я.

— А потому, Игор, что нам могут не разрешить это сделать. Ведь в наших ведомствах есть большие силы, которые против контактов с СССР. И если там скажут «нет», мы уже не сможем делать то, что делаем сейчас. У этих противников один аргумент: «Русские все равно не согласятся…» Но если бы мы могли точно знать, что «русские согласны», это могло бы перевесить чашу весов…

— Хорошо, — решился я. — Когда вернусь в Вашингтон, расскажу об этом в нашем посольстве, а когда приеду в Москву — в Академии наук.

В тот же день я приехал в Вашингтон, а на другое утро уже сидел в заставленной письменными столами комнате на первом этаже посольства. Знакомые ребята из отдела науки, знакомая обстановка. Я уже бывал здесь в предыдущие приезды.

— Здравствуйте, откуда вы и куда… Расскажите, какая цель вашего приезда, как идут дела… Распишитесь в посещении… Не нужна ли наша помощь, совет…

И тут я попросил встречи с кем-нибудь из начальства. Им оказался советник посольства по науке. Невысокий, живой, с быстрыми глазами и движениями, доброжелательный, улыбающийся человек твердо пожал мне руку.

— Чем могу быть полезен? Вы хотели со мной поговорить?

Я представился, рассказал о КРРЕЛ, об Антарктиде, о желании совместных исследований в Арктике.

Когда я кончил, мой приветливый хозяин перестал улыбаться, внимательно посмотрел на меня.

— Объясните, почему они обратились к вам, а не к другому с этим предложением?

Вопрос застал меня врасплох. Я никогда не думал об этом.

— Почему? Ну… мы же работали вместе, дружим много лет. Да, собственно, у них там, кроме меня, никого из наших и не было в последнее время, а потом…

— Вы извините, что я все это спрашиваю, — снова улыбнулся дипломат. — Но если мы отправим телеграмму в Москву, возможно, мне придется отвечать на этот вопрос. Мне нравится эта идея, и я готов подготовить текст телеграммы. Посла сейчас нет, поэтому решение о ней практически лежит на мне. Но я должен предупредить вас, Игорь Алексеевич, что подобные телеграммы мы посылаем не часто, и каждая из них является обоюдоострым оружием. Она пробивает, прорезает те преграды, которые, казалось, непреодолимы, но она же может поранить сильно руку, которая ее держит. Мы должны быть абсолютно уверены в том, что за сделанным предложением стоят силы, хотя бы часть сил на уровне правительства США. Не получится ли так, что на телеграмму будет получен ответ с нашей стороны и мы его передадим американцам, но вдруг окажется, что за этим предложением никто не стоит с их стороны. Эх, если бы связаться с кем-нибудь из высоких научных кругов здесь, в Вашингтоне, и попробовать через них проверить…

— Вы знаете, один из моих антарктических друзей сейчас занимает очень высокий пост в руководстве наукой здесь, в Вашингтоне. Может, с ним поговорить?

— И вы его хорошо знаете?

— Достаточно, чтобы позвонить в любое время… Мы старые друзья…

— Тогда попробуйте встретиться с ним, расскажите все как есть, вплоть до нашего с вами разговора, и спросите прямо — стоит ли нам серьезно относиться к тому, что вы мне рассказали. Желаю успеха!

С волнением набрал я номер моего старого друга, объяснил секретарше, кто я.

— Одну минуточку, я посмотрю, по-моему, он вышел, — сказала она, но через секунду в трубке послышался знакомый голос:

— Игор, это Филл. Как поживаешь?

— Филл, здравствуй, — заторопился я. — Завтра я улетаю в Москву, а сейчас очень хотел бы с тобой встретиться. Хотя бы минут на пять. Это очень важно.

— О'кей!

Даже через провод я почувствовал, как посерьезнел Филл.

— Можешь ли ты быть у меня через полчаса?

— Да, могу.

— Тогда приезжай.

Через полчаса я уже сидел на четвертом этаже в большом кабинете и рассказывал все высокому, по-мальчишески худощавому, несмотря на свои пятьдесят лет, Филлу.

С каждым моим словом Филл становился все серьезнее.

— Ну что ж, правильно сделал твой сотрудник посольства, что не послал сразу телеграмму. Дай мне двадцать часов, — улыбнулся он. — Сейчас два часа дня. Завтра в десять утра я дам тебе мой ответ и совет. Итак, до завтра.

Снова иду пешком мимо Белого дома на улицу посольств. Мой новый знакомый дипломат еще на работе. Рассказываю обо всем.

На другой день в десять утра мой американский друг сухо сообщил мне, что навел справки и ему почти официально сказали, что переданное через меня предложение не должно приниматься всерьез.

— И еще тебе совет, Игор, — Филл вновь настроился на дружескую волну. — Старайся никогда не ввязываться в такие дела…

Еще через час об этом узнал и секретарь посольства.

— Ах, как жаль, — сказал он. — А такая хорошая получилась телеграмма. Ну ничего, разорвем ее. Счастливого вам пути домой.

Да, я чувствовал, что хочу домой, что я очень устал… Но мне было жаль, что все сорвалось и советские и американские ребята не будут вместе крутить ручки одного радиолокатора в Арктике.

За два часа до отлета уже в аэропорту Даллас, что в сорока минутах езды от города Вашингтон, я снял трубку автомата, набрал «ноль». При этом американский автомат превращается в телефон с девушкой-оператором.

— Мисс, я хочу сделать разговор на длинное расстояние с доктором Ассмус. Его телефон… — и я продиктовал длинный, с междугородным кодом номер КРРЕЛ.

— Как будет говорить мистер, за деньги или коллект-колл?

Я попросил коллект-колл, то есть разговор, когда оплачивает тот, с кем ты разговариваешь.

— Минуточку, сэр, — вежливо, но деловито сказала девушка. — Как ваше имя?

И я услышал щелканье набираемых цифр, услышал, как она говорит с оператором КРРЕЛ:

— Мистер Зотиков из Вашингтона хотел бы говорить с доктором Ассмус по коллект-холл. Принимаете ли вы на себя расходы?