План был, как мне казалось, очень хороший. Но прежде чем приступить к его осуществлению, надо было провести повторное измерение показаний такой же аппаратуры, установленной нами под ледником Росса, что позволит получить величину скорости намерзания льда под этим ледником. Для этого необходимо было прилететь на уже законсервированную станцию Джей Найн, обжить ее, прогреть оборудование и провести те самые нужные наблюдения. Но станция расположена почти в пятистах километрах от ближайшей действующей станции Мак-Мердо. Значит, чтобы добраться туда, нужен самолет, продукты, подстраховка, одним словом — маленькая экспедиция. Каждый час работы самолета в Антарктиде слишком ценен, и все они расписаны чуть ли не на год вперед и стоят немало. И все же Камерун предложил обеспечить эту нашу работу за счет американской экспедиции. Мы обговорили с ним все детали — до количества банок тушенки, спальных мешков, канистр с бензином и даты, когда нас будет ждать в Мак-Мердо самолет «Геркулес». Конечно, все расходы брала на себя американская антарктическая экспедиция. Согласно этому плану были оформлены все выездные документы в Москве, получены визы на двукратное пребывание в Новой Зеландии по дороге в Антарктиду и обратно, куплены билеты из Москвы в Новую Зеландию и обратно.

Но за два дня до отлета мы получили указание сдать билеты. Оказалось, что президент Академии наук СССР подписал директиву о том, что поездки ученых по приглашениям в капиталистические страны для научной работы «за счет приглашающей стороны» должны, как правило, отклоняться. «Видите ли, — объяснили мне, — в капиталистических странах люди умеют считать свои деньги, и, если кого-то приглашают туда за счет приглашающей стороны — это значит, что та сторона считает, что своей работой ученый принесет ей одностороннее преимущество. — А потом добавили с улыбкой: — Ведь если бы мы сами были очень заинтересованы — мы наверняка послали бы человека туда и за свои деньги».

«Которых у нас никогда нет…» — подумал я, но промолчал и послал телеграмму в штаб антарктических исследований в Крайстчерч и Мак-Мердо, что мы не приедем.

Я знал: бороться бесполезно. Все сотрудники управления внешних сношений Академии наук всегда помогали мне. Поэтому раз они сказали «Сдай билеты и забудь о поездке», значит, где-то «наверху» победили те, с которыми спорить бесполезно.

В результате были сорваны многие научные планы, а американцы понесли денежные убытки. Принимая во внимание то, что я их так подвел, а также то, что отношения между нашими странами продолжали портиться и к 1983–1984 годам достигли, пожалуй, апогея конфронтации, я не удивился, узнав, что департамент полярных программ в Вашингтоне не выделил мне нового гранта, то есть денег для работы с обсерваторией Ламонт-Дохерти. Да и советская сторона отнеслась к этому без энтузиазма: «План, включающий работу трех советских специалистов в течение полугода, да еще за американские деньги, сначала в США, а потом в Антарктиде, слишком сложен и не соответствует духу времени. Вместо этого мы предлагаем включить вашу личную совместную с доктором Стенли Джекобсом работу в геологической обсерватории Ламонт-Дохерти в план поездок по научному обмену между Академиями наук СССР и США, ограничив ее тремя месяцами. Но и такая поездка сейчас весьма проблематична», — сказали мне в управлении внешних сношений Академии наук. Я и сам читал газеты, слушал радио и понимал, что шансов очень мало. Тем не менее собрал все необходимые документы и составил план научной работы.

Я исходил из того, что на основании исследований в Буффало у меня есть данные, говорящие о наличии в намерзшем снизу льде ледника Росса включений каких-то инородных частиц, распределенных неравномерно по длине керна. Надо было включить в план работы в обсерватории выяснение характера этих частиц, их происхождения, связать их существование со всем комплексом данных, накопленных в обсерватории по морю Росса. И, конечно, надо включить в план работы посещение лаборатории Лангвея в Буффало и более внимательное изучение там этих включений.

План был одобрен, соответствующие письма написаны, и я занялся своими текущими делами в отделе гляциологии Института географии. Прошло несколько месяцев. Наступил 1985 год. И вдруг звонок из управления внешних сношений:

— Зотиков, где вы пропадаете? Все вас ищут. Ваша поездка в США одобрена нашей и американской стороной. Выезжать надо как можно скорее…

Вот так получилось, что в начале апреля 1985 года я снова стоял со своими чемоданами, полными книг, в аэропорту Шереметьево, чтобы улететь «в США сроком на три месяца для работы в геологической обсерватории Ламонт-Дохерти и других научных учреждениях по изучению основных закономерностей оледенения Антарктиды», как было написано в официальных документах.

Так я оказался снова в этой удивительной и по-прежнему непонятной для меня стране — Америке.

Перелет прошел благополучно, и, как планировалось, 11-го апреля я прилетел в Нью-Йорк. По договоренности с американцами я должен был лететь сразу дальше в Вашингтон на самолете-челноке компании «Истерн».

Нью-Йорк встретил толпами бегущих в разные направления и сгибающихся под тяжестью чемоданов пассажиров. В отличие от Монреаля, где полно тележек для груза, которые ты можешь вести сам, здесь нужно было самому добраться до терминала, то есть места посадки на «Истерн». А для этого найти на улице остановку «желтого автобуса».

Аэродром Ла-Гардия, куда мы прилетели, так велик, что даже на этом автобусе, делающем круг по всем терминалам, от места, где разгружался наш самолет, до «истерн-терминал» — шесть автобусных остановок. Хорошо, что помог один из наших пассажиров, геодезист, который тоже летел в Вашингтон. У него не было столько чемоданов с книгами, как у меня, зато он был первый раз в Америке и держался за меня двумя руками, боясь потеряться. Как бы то ни было — в 7.20 вечера мы были уже в терминале челнока «Истерн». Челноки между крупными городами летают в Америке уже несколько лет.

Представьте себе зал с распахнутыми дверьми, а у противоположной стены три транспортера для багажа и столик с овальной аркой — калиткой личного контроля. Рядом полицейский. Вы подтаскиваете свои вещи и сразу попадает в другой ритм жизни.

— Скорее, скорее, — торопит девушка-негритянка в форме у столика. — Вы куда?

— В Вашингтон.

— Тогда бросайте вещи на этот транспортер. Не ошибитесь, а то вещи улетят в Бостон.

Я жду, когда повесят бирки, дадут квитанции. Но здесь нет бирок.

— Скорее бросайте багаж и идите дальше. — Девушка сунула нам какие-то отпечатанные в трех экземплярах квитанции с копиркой между ними.

— Бегите вверх по эскалатору на самолет. И по дороге заполните эти бумажки.

Поднялись на второй этаж. Остановились на минуту у какого-то столика. На бумажках написано: «Билет Нью-Йорк — Вашингтон. Годен для одного пролета туда или обратно. Оплата в самолете наличными или расчетной карточкой банка». И ниже — вопросы, на которые надо ответить: «Фамилия и адрес». И все. Ни документов, ничего, только — «скорей, скорей!»…

Я уже летал раньше на челноках, знал, что надо заполнять перед посадкой. Ведь одну из страниц квитанции оторвут перед посадкой при входе в самолет. Это страховая квитанция, чтобы знать, кто летел в самолете и, если он разобьется, кому и куда платить страховку.

И вот мы опять в зале типа фойе кинотеатра. Там уже много народа. Наконец открылась дверь, ведущая куда-то в полумрак, — как вход в зал кинотеатра. Человек у двери сказал:

— Самолет в Вашингтон подан. Пассажиры с номерами билетов от такого-то до такого-то, пройдите в самолет.

И толпа, превратившись в очередь, двинулась к темной двери. Когда проходили мимо того человека, он, не глядя, оторвал верхний листочек квитанции.

— Садитесь на любое свободное место.

И мы прямо из зала по коридору вошли в самолет.

Через пять минут мы взлетели. Посадка заканчивается здесь за полминуты до вылета. Последние пассажиры еще вбегали, а дверь уже закрывалась, и мы тут же тронулись. Такие челноки летают от многих компаний каждой час точно по расписанию, как электрички. Полет занимает меньше часа. Пока самолет рулил по дорожке, девушка-стюардесса жизнерадостно рассказывала нам, как она с трудом удерживается на ногах, когда самолет дергается при поворотах на земле. Но потом, когда взлетели, уже через пять минут она спокойно везла через проход столик-конторку для сбора денег. Билет стоил 75 долларов.