— 3-здрасьте, миссис Астер, — выдавил он, обращаясь к Луизе.

— Здравствуйте, Джордж, — ответила хозяйка.

— 3-здрасьте, Молли, — сказал Джордж, и его физиономия, а особенно оттопыренные уши, приобрела цвет спелого помидора.

— Привет, Джордж! — произнесла Молли.

— Молли, может быть, ты пока займешь гостя? — предложила Луиза. — Мне надо поговорить с кухаркой насчет обеда.

И она, лукаво сверкнув глазами, удалилась.

— Ну вот, — сказал Джордж, глядя в сторону от Молли. — Здрасьте.

— Ты это уже говорил, — заметила Молли.

— Ах, ну да! — спохватился Джордж.

Он был чуть постарше Молли, но они знали друг друга с тех пор, как были совсем маленькими, — их семьи вращались в одном и том же кругу. Дом Джорджа стоял на Кенсингтон-роуд, меньше чем в миле от дома Молли. В детстве они часто играли вместе. Однако теперь они оба вступали в самый неуклюжий возраст: уже не дети, еще не взрослые. И хотя им по-прежнему приятно было общаться, они не знали, как выразить хорошее отношение друг к другу и стоит ли вообще его выражать.

Особенно трудно им стало общаться после того, как Молли вернулась из своего богатого событиями путешествия. Джордж чувствовал, что девочка переменилась. Он не раз пытался расспрашивать Молли о том, что с ней было на корабле, но девочка каждый раз поспешно меняла тему. Так что в конце концов Джордж сдался. Однако продолжал регулярно заходить в гости к Астерам.

После неловкой паузы он наконец спросил:

— А что это за костолом такой бродит у вас перед домом? Когда я входил, он так на меня зыркнул…

— Это не костолом, — возразила Молли. — Это мистер Ходж.

— Ну не костолом, так не костолом, — согласился Джордж. — А кто такой мистер Ходж?

— Друг моего папы.

Джордж пристально посмотрел на нее.

— А твой папа дома? — спросил он.

— Нет, — ответила Молли. — Он… он уехал.

— Понятно… — протянул Джордж. — А что, этот твой папин… друг так и стоит целый день перед домом?

— Да, так и стоит.

— Понятно, — повторил Джордж.

После новой неловкой паузы Джордж наконец спросил:

— Слушай, Молли. Ты… вы… в смысле, у вас… То есть… что-то случилось?

— Случилось? Нет, конечно, — сказала Молли. — А что могло случиться? Ничего не случилось.

— Потому что, — продолжал Джордж, — если что, то я мог бы…

— Да ничего не случилось! — перебила Молли.

И снова молчание.

— Ладно, — сказал Джордж. — Я просто думал, что… В смысле… Ладно, забудем об этом.

Молли как будто хотела что-то сказать, но потом просто кивнула. Снова воцарилось молчание, все более неловкое для обоих.

— Ну ладно, — произнес наконец Джордж. — Тогда я, пожалуй, пойду…

И снова Молли как будто хотела что-то сказать — и вновь прикусила язык.

— Ну ладно, — повторил Джордж. — До свидания, Молли.

— До свидания, — ответила она.

И ребята расстались. Оба чувствовали себя ужасно несчастными и не понимали почему.

Дженна проводила Джорджа до выхода, а Молли поднялась наверх, в свою комнату, которая находилась на третьем этаже особняка. Большое мансардное окно выходило на бульвар. Молли села на кушетку в оконном проеме и смотрела, как Джордж уходит, не оглядываясь назад. Он миновал более крупного человека, шедшего ему навстречу по тротуару по направлению к особняку Астеров. Это был бобби — лондонский полицейский в синей форме и характерном выпуклом шлеме. Девочка обнаружила, что это не констебль Кальвин — плотный, краснолицый мужчина с густыми усами, который дежурил на их улице с тех пор, как Молли себя помнила. Нет, этот полицейский был незнакомый — с крючковатым носом, чисто выбритый, и казалось, будто форменная одежда ему маловата: рукава сюртука еле-еле прикрывали запястья.

Молли видела, как бобби миновал угол дома Астеров и разминулся с мистером Ходжем, как раз совершавшим свой ежечасный обход. Мистер Ходж вежливо кивнул. Бобби никак не отреагировал. Более того, он еле взглянул на мистера Ходжа. Молли видела, что такая реакция — точнее, ее отсутствие — озадачила мистера Ходжа. Он обернулся и некоторое время смотрел вслед полисмену. Потом пожал плечами и повернул направо, за дом.

И, поскольку мистер Ходж свернул за угол, он не видел того, что бобби сделал потом, а Молли, сидевшая у окна, видела. Полисмен остановился перед домом и огляделся, как бы желая удостовериться, что его никто не видит. Потом обернулся к дому Астеров и принялся вглядываться в окна. Молли показалось, что он смотрит в сторону гостиной.

«Что он там высматривает?» — подумала девочка.

Этого Молли уже видеть не могла. А высматривал он руку, прижатую к стеклу в окне гостиной. Рука принадлежала Дженне, горничной. Дженна показала ему три пальца.

Три пальца обозначали трех охранников.

Молли, смотревшей из окна своей комнаты, показалось, будто бобби чуть заметно кивнул, но девочка не была уверена, точно ли она это видела. А потом полисмен развернулся и зашагал туда, откуда пришел.

«Хотелось бы знать, что все это означает!» — подумала Молли.

Питер никогда еще не бывал так голоден. Но еще сильнее ему хотелось пить. Спал он беспокойно, а проснулся от боли в пустом животе. Губы пересохли и потрескались, язык во рту сделался шершавым.

Единственным плюсом было то, что, насколько мог судить Питер, с самого утра, после того случая с юнгой, никто из членов команды не пытался подняться к его убежищу. Питеру уже доводилось плавать по морю. Мальчик знал, что, пока ветер не переменится и корабль идет верным курсом, вряд ли кому-то из моряков понадобится что-то делать с тем парусом, где он прячется. Так что, если повезет, пройдет несколько дней до тех пор, как его кто-нибудь потревожит.

Но нужно раздобыть пищи и воды. Особенно воды! Вода нужна была срочно. Увы, показываться наружу до наступления темноты было слишком рискованно.

Вторая половина дня тянулась бесконечно. В тесном парусиновом мешке сделалось жарко и неуютно. Все тело у Питера затекло. Но вот наконец, наконец-то небо начало потихоньку темнеть! Вот уже и солнце опустилось за горизонт. Корабль окутала долгожданная ночная прохлада.

Питер пополз наружу, к краю паруса. Динь-Динь высунулась в отверстие и посмотрела вниз.

— Ну что там, Динька? — прошептал Питер.

Тихий звон.

«Некоторые люди чем-то заняты. Некоторые просто болтают. Сюда никто не смотрит».

— Нет ли там такого местечка, где я бы мог опуститься на палубу так, чтобы меня не заметили? — спросил Питер.

Динька пристально оглядела палубу. «Да, есть. На корме. Сейчас покажу».

Динька выпорхнула из паруса и зависла в воздухе. Питер, неуклюже перебирая затекшими руками и ногами, подполз к выходу, высунул голову и огляделся. Луна еще не встала, вокруг смутно темнел такелаж. Питер сообразил, что сейчас его, скорее всего, никто не заметит, даже если кто-то и взглянет в его сторону. Мальчик выполз на рею и посмотрел туда, куда указывала Динька, — темный участок палубы у кормы, по левому борту, рядом с мостиком, где стоял рулевой, правящий кораблем. Питер понял, что, если пригнуться, с мостика его не увидят. Однако надо быть осторожным, на случай если кому-нибудь вздумается пройтись вдоль левого борта.

— Хорошо, — шепнул он Диньке. — Полетели!

Динька, летавшая так стремительно, что за ней невозможно было уследить, стрелой рванулась вниз, к палубе. Питер спланировал следом, наслаждаясь прохладным ветерком, овевающим лицо. Он съежился на палубе рядом с Динькой, прислушиваясь, не раздастся ли крик, означающий, что кто-то его заметил. Нет, все тихо.

— Ладно, — сказал он. — Теперь мне надо найти воду!

«Я знаю, где тут вода!» — тихо прозвенела Динь-Динь.

— Да ну? Где? — прошептал Питер.

«В бочонке посреди палубы. Матросы зачерпывают оттуда воду большой ложкой».

— В бочонке! — шепнул Питер.

Да, конечно, он и сам помнил такой бочонок с деревянным черпаком по своему злосчастному путешествию на «Гдетотаме». Матросы часто собирались возле него, чтобы утолить жажду и поболтать заодно.