О нет!

Хамдрейк сковывал всех узников одной цепью. Он по очереди присаживался на корточки возле каждого из них и надевал ему на правую лодыжку железное кольцо, намертво прикованное к общей цепи. И каждое кольцо он запирал маленьким блестящим ключиком, который болтался на его кольце для ключей. Пока тюремщик приближался, Питер отчаянно озирался по сторонам, но тщетно: дверь камеры была заперта на засов. Вырваться надежды не было. Вот и на его грязной ноге защелкнулось холодное железное кольцо. Сердце у Питера упало.

Теперь даже способность летать ему не поможет. Он в ловушке.

Динь-Динь была непривычна к городской жизни. Она родилась на маленьком тропическом острове, который сверху можно было окинуть единым взглядом. Дома для того, чтобы попасть в нужное место, Диньке достаточно было взлететь повыше и отыскать знакомую бухту, скалу, холм или полянку.

А теперь, вырвавшись от человека с клеткой и того ужасного коллекционера с потными ручищами, Динька оказалась совсем в других, куда более запутанных джунглях. Под ней простиралось беспорядочное море почерневших от сажи крыш: сотни, тысячи крыш простирались во все стороны, насколько хватал глаз, и тонули в серой, бесформенной мгле. Где-то там, внизу, был Питер, но где именно — Динька понятия не имела.

Она решила, что лучше всего будет вернуться на корабль, откуда они с Питером начали свои похождения — авось где-нибудь по дороге они с Питером и встретятся. Но беда в том, что Динька понятия не имела, где этот корабль находится. И где находится она сама: ведь в дом коллекционера ее притащили в клетке, закутанной в мешковину!

Некоторое время она летела куда глаза глядят, но внизу тянулись все те же крыши, крыши и крыши. Наконец она устала и присела на острый конек, рядом с дымящей трубой. Несколько секунд спустя рядом с ней опустился голубь.

«Жр-рать?» — осведомился он.

«Нет, — ответила Динька. — Жрать у меня нечего. Ты не знаешь, где тут корабли?»

«Жр-рать? — повторил голубь. — Жр-рать?»

«Да нет, — сказала Динька. — Корабли где?»

«Жр-рать? Жр-рать? Жр-рать? Жр-рать? Жррать?» — талдычил голубь.

«Нет!!!» — рявкнула Динька, и всполошившийся голубь сорвался с крыши и улетел прочь.

«Вот же глупая птица!» — подумала Динька, устало поднявшись в сырой лондонский воздух в безнадежных поисках одного маленького мальчика в огромном, четырехмиллионном городе.

Убедившись, что все одиннадцать узников надежно прикованы к цепи, Хамдрейк отворил дверь камеры.

— Пошли, пошли!!! — заорал он, толкая вперед мальчика, стоявшего первым, отчего вся колонна пришла в движение и неловко поплелась вперед. — У суда и кроме вас работы хватает, вы там не единственные!

Питер, спотыкаясь, брел вперед, пытаясь шагать в ногу с мальчишками, которые шли впереди и сзади. Узники плелись следом за Хамдрейком по темному коридору, потом оказались в шумном и многолюдном помещении полицейского участка. Там кишмя кишели всяческие представители лондонского преступного мира: воришки, карманники, взломщики, грабители, шулера, жулики, мошенники, бродяги и бездомные. Все громко твердили, что ни в чем не виноваты, но крепкие полисмены, которые их сюда приволокли, пропускали это мимо ушей.

Печальное шествие узников не привлекло особого внимания. Они, подгоняемые нетерпеливым Хамдрейком, протащились, звеня цепями, через помещение участка к большой входной двери и очутились на грязной улице. До вечера было еще далеко, однако вокруг царила все та же серая мгла. Мимо проехал запряженный лошадьми экипаж. Питер и остальные пригнулись, пытаясь увернуться от летевших из-под копыт комьев грязи.

— Живей, живей!!! — орал Хамдрейк.

Живей не получалось, однако узники все же потихоньку брели вперед. И с каждым шагом Питер впадал в еще большее отчаяние. Он озирался по сторонам, пытаясь придумать план побега, но в голову ничего не приходило.

Они пересекли несколько поперечных улиц и наконец добрались до здания суда, серого и величественного. Хамдрейк скомандовал им остановиться. К массивным дубовым дверям здания вела крутая лестница. На самом верху лестницы обезумевшая молодая женщина в лохмотьях, с кричащим младенцем на руках цеплялась за рукав человека в форме.

— Не забирайте его! — рыдала женщина. — Не забирайте! Я же без него пропаду! Чем я буду малыша кормить? Мой малыш болен! Пожалуйста…

— Пшлавон! — сказал человек в форме и толкнул женщину так, что она слетела с лестницы, чудом не упав.

Внизу она, всхлипывая, опустилась на ступеньки, прижав к себе заходящегося криком ребенка.

— А ну пошли наверх!!! — рявкнул Хамдрейк и пнул ближайшего из узников — мальчишку, шедшего следом за Питером, — чтобы привести колонну в движение. — Живей, живей!!!

Узники неуклюже, спотыкаясь о цепь, стали подниматься по ступенькам мимо плачущей женщины. Она подняла голову, и Питер на миг встретился с ней глазами. Он постиг всю глубину ее отчаяния и всем сердцем посочувствовал ей. Но колонна поднималась все выше. Вот они уже остановились на верхней площадке, и охранник толкнул массивные двери. Двери распахнулись.

— Заходи, не стой!!! — заорал Хамдрейк.

Питер почувствовал, что это конец. Его разум лихорадочно искал выход.

— Пошли!!!

И тут, словно движимая невидимой силой, рука Питера потянулась к груди и нащупала заветный кругляшок медальона. Этот медальон Леонард Астер, отец Молли, дал ему в тот день, когда Питер решил остаться на острове Моллюск вместо того, чтобы вернуться в Англию вместе с Астерами. Питер вспомнил слова лорда Астера: «Может настать такой день, когда тебе понадобится звездное вещество, — сказал он тогда, застегивая цепочку на шее Питера. — Всегда держи его при себе и используй разумно».

Может быть, пришло время пустить в ход звездное вещество? Оно обладает поистине волшебными свойствами, но никогда не знаешь, как оно подействует. А вдруг оно освободит его от этих цепей?

— Поживей!!! — рявкнул Хамдрейк.

И первый мальчишка из колонны переступил порог.

Питер решился. Он проворно сбросил цепочку и, держа медальон одной рукой, отстегнул крошечную застежку. Медальон открылся, и рука Питера исчезла в облаке золотого сияния. На миг все мучения Питера — и холод, и голод, и боль — исчезли и забылись. Ему сделалось хорошо-хорошо! Воздух наполнился тонким ароматом полевых цветов, будто Питер вдруг очутился на лугу, и над крыльцом суда поплыли странные звуки — не то музыка, не то пение.

Питеру уже доводилось переживать эти удивительные ощущения, однако поначалу они вновь ошеломили его. Он перестал шевелить ногами и остановился, а вместе с ним остановилась и вся колонна: мальчик, шедший впереди, не смог переставить правую ногу, споткнулся и упал на того, кто шел перед ним, а тот — на того, кто был перед ним, и все трое свалились на пол. А мальчишка, шедший следом за Питером, налетел на Питера. Все узники столкнулись и неуклюже остановились. Некоторые с размаху сели на ступеньки.

— Эт-то что такое?!! — взревел Хамдрейк, видя, что его подопечные шатаются и падают, точно пьяная сороконожка. — Пошли!!! Пошли!!!

Питер заставил себя не обращать внимания на восхитительные ощущения, наполнившие его тело, наклонился и осторожно потряс раскрытым медальоном над железным кольцом, что было у него на ноге. В ослепительном сиянии было не разобрать, что произошло с кандалами и произошло ли с ними что-нибудь вообще. Питер отвел руку с медальоном.

Сердце у него упало: кольцо на ноге оставалось запертым. Однако теперь оно уже не было ржавым и железным. Кольцо лучилось теплым желтым блеском. Оно сделалось золотым!

— Здорово! — оглянувшись назад, сказал шедший перед ним мальчишка.

Питер понял, что он говорит не столько о кандалах, ставших золотыми, сколько о своем настроении: мальчишка ощутил на себе действие звездного вещества.