Матросы, суеверные, как и большинство моряков, решили, что это не иначе как призрак утонувшего «зайца». Нерецца запретил вести подобные разговоры, во всеуслышание пообещав, что протащит под килем любого, кто произнесет слово «призрак». Однако разговоров это не остановило.

Дело осложнялось тем, что Омбра проявлял живой интерес к подобным слухам и неизменно требовал докладывать ему обо всех необычных явлениях и происшествиях. По ночам он бродил по палубе и искал, искал, искал… А чего искал — непонятно. Одно Нерецца знал точно: из-за этих поисков он постоянно не высыпался.

Сланк тоже чрезвычайно интересовался рассказами о призраке, а в особенности таинственным «зайцем». Он несколько раз приставал к коку, требуя описать беглеца, и то и дело спрашивал:

— А не мальчишка ли это был? Может быть, ты видел мальчишку?

Кок не говорил ни «да», ни «нет»: он объяснял, что видел незнакомца только мельком. Однако Сланк не отставал, и его непрестанные расспросы усиливали царящее на корабле напряжение.

Так что Нерецца был чрезвычайно рад, когда на горизонте наконец показался Лондон. Теперь капитан стоял на палубе, ощущая, как сырой, промозглый воздух забирается под пальто. Корабль потихоньку продвигался вверх по темным водам Темзы. Река кишела судами, лодками и кораблями всех видов и размеров, под флагами десятков стран. Вдали виднелись знакомые приметы лондонского пейзажа: Тауэр, Тауэрский мост, здание парламента. Они выглядели величественно даже сквозь пелену лондонского смога. По правую руку раскинулся лабиринт лондонских доков: лес мачт, вздымающихся с сотен кораблей. Нерецца увидел кирпичные стены Гардвикских складов.

— Встанем у Святой Екатерины, — бросил Нерецца первому помощнику. Тот ждал его распоряжения и быстро передал приказ капитана команде. — Давай поживей! — орал он.

Но нужды в этом не было: морякам не терпелось сойти на берег с этого корабля, населенного призраками.

А высоко вверху, в складках свернутого паруса, который уже слишком долго служил ему одновременно гамаком и укрытием, Питер с нетерпением ждал возможности выбраться с этого корабля. Мальчик был голоден. Последний кусок солонины он доел несколько дней тому назад. К тому же он устал: ему плохо спалось, он все боялся, что его обнаружат. И еще его очень тревожили пугающие рассказы Динь-Динь о жуткой и таинственной фигуре, бродившей по палубе ночью.

Накануне Питер услышал долгожданный возглас впередсмотрящего: «Земля!» Сердце у мальчика подпрыгнуло. С тех пор Англия оставалась темной полоской по левому борту, а Франция — такой же полоской по правому.

Время от времени мальчик осторожно высовывал голову из паруса, наблюдая за продвижением корабля, мало-помалу продвигавшегося к цели своего путешествия. Питер слышал, как матросы называли друг другу места, мимо которых они шли: остров Шеппи, остров Кенви, порт Грейвсэнд… Наконец показалось и устье Темзы. Теперь Питер видел перед собой причал и доки, а в них — бесчисленное множество кораблей на разных стадиях погрузки и разгрузки.

А еще он видел пар, который шел у него изо рта. Вдобавок к прочим своим несчастьям, Питер замерз, просто жутко замерз. От промозглого северного тумана его защищали только ветхие штаны, рубашка да грубая ткань паруса. Питера непрерывно трясло. Он отчаянно тосковал по жаркому солнышку и ласковому ветерку острова Моллюск, но все это осталось далеко позади.

Не прошло и года с тех пор, как Питер и остальные мальчишки стояли на одном из этих причалов, собираясь выйти в море на ветхой, старой посудине, которая везла загадочный сундук и странную девочку.

Питеру казалось, что с тех пор миновала целая вечность. Теперь он стал совсем другим человеком по сравнению с тем заносчивым, себялюбивым мальчишкой, который тогда покинул Англию. За время этого путешествия жизнь его круто изменилась. А закончилось это путешествие на острове Моллюск. И он твердо рассчитывал навсегда остаться на своей новой родине.

Но вот он снова вернулся сюда, туда, откуда начал свой путь. И жизнь его заново переплелась с жизнью Молли. Теперь надо ее найти. Но как? Питер смотрел на кишащие народом доки: сотни, нет, тысячи людей: моряков, докеров, торговцев, таможенников и прочих — сновали туда-сюда. А дальше раскинулся бескрайний, непроницаемый Лондон: запутанный лабиринт ветхих, запущенных домов, насколько он мог видеть отсюда.

«И как же отыскать здесь Молли?»

Лондона Питер совсем не знал: он никогда не бывал там до того судьбоносного утра, когда повозка доставила его и прочих мальчишек из приюта Святого Норберта для трудновоспитуемых мальчиков в доки. Семьи у него в Лондоне не было и друзей тоже, если не считать Молли и ее отца. Денег у него тоже не было. У него не было даже пальто! Да что там — даже ботинок!

«И как же отыскать Молли?»

Питер дрожал. Он не мог совершенно ничего придумать. Одно он знал твердо: найти Молли надо, причем срочно, пока до нее не добрались те жестокие люди, что приплыли на этом корабле.

Причал был уже совсем близко. На корабле царили шум и суета: команда готовилась швартоваться. Питер рискнул взглянуть вниз, на палубу. Прямо под ним, у той мачты, на которой находился парус, служивший убежищем Питеру, стоял капитан Нерецца, жуткий человек с деревянным носом. Рядом с ним находился Сланк. Питер невольно поежился, увидев Сланка. Он прекрасно понимал, что этот человек только о том и мечтает, как бы перерезать глотку мальчишке, взявшему над ним верх тогда, на острове.

Сланк с Нереццей негромко беседовали. Питер навострил уши, желая знать, о чем идет разговор.

— Динька! — шепнул он.

«Чего?» — тихо отозвались колокольчики над самым ухом.

— Не могла бы ты подобраться поближе к этим людям, так, чтобы тебя не заметили?

Динька взглянула вниз.

«Ты имеешь в виду вот этих, Деревянного Носа и Уродскую Рожу?»

Питер невольно усмехнулся.

— Да, их.

«Я спущусь вдоль этого столба, — сказала Динь-Динь, указывая на мачту. — Спрячусь за ним, и никто меня не увидит».

— Хорошо, — сказал Питер. — Тогда попытайся разузнать, о чем они говорят. Только осторожнее…

Договорить он не успел: Динька уже исчезла. Надеясь, что он не совершил непоправимой ошибки, отправив ее вниз, Питер забился поглубже в парус, тревожась и выжидая. И дрожа от холода.

— Запретить матросам сходить на берег? — переспросил ошеломленный Нерецца. — Он что, тронулся умом? Мы наконец-то добрались до Лондона, проведя несколько месяцев в открытом море, если не считать пары-тройки часов на этом жалком острове. И он хочет, чтобы я запретил матросам сходить на берег? Оставил их без законного увольнения?

— Таков приказ Омбры, — ответил Сланк, который только что провел пренеприятнейшие двадцать минут в трюме, в кромешной тьме каюты Омбры. — Он не хочет, чтобы на берег просочилось хоть слово о его присутствии до тех пор, пока он не разделается с Астерами.

— Ну тогда ладно, — нехотя ответил Нерецца. — Значит, вплоть до распоряжения Омбры на берег никто не сойдет.

Когда первый помощник передал приказ команде, лица у матросов вытянулись и они недовольно загомонили. Однако же члены команды слишком дорожили собственной шкурой, чтобы открыто выражать недовольство на глазах у Нереццы.

Корабль пришвартовали, на причал перекинули трап.

— Вон они! — сказал Сланк, ткнув Нереццу в бок. — Как раз вовремя!

К трапу подошли двое мужчин. Один был высокий и тощий, с рублеными чертами лица и темными, близко посаженными глазами, смотревшими из-под кустистых бровей. В своем приличном пальто, клетчатых брюках и цилиндре он выглядел совершенно неуместно на грязном, шумном причале. Рядом с ним стоял мужчина пониже, в черной форме лондонского полисмена. Нерецца и Сланк оба заметили, что форма сидит на нем не очень хорошо, как будто рукава и штанины ему коротки.

— Это они? Вы уверены? — переспросил Нерецца.

— Они самые, — ответил Сланк.