Мемфис, штат Теннесси

Июнь 1862 года

Самый долгий день в году с его невыносимой летней жарой наконец подошел к концу, но даже ночь не радовала прохладой. Влажный воздух, казалось, лип к коже. Шторы из дамасского шелка, обрамлявшие высокие, до самого потолка, окна, висели неподвижно, словно картонные. Даже река, протекая внизу, не дарила спасительной свежести. Невыносимо душный день сменился невыносимо душной черной ночью.

Еще немного, и эта черная духота убьет ее, решила Мэри Эллен Пребл – она не может больше здесь находиться ни одной минуты.

Остановившись посреди тускло освещенной гостиной, Мэри круто повернулась и бегом бросилась к двери, а затем миновала коридор с прохладным мраморным полом и огромные двустворчатые, с веерными витражами парадные двери.

Спускаясь по ступеням старинного семейного особняка, стоявшего на высоком берегу Миссисипи, Мэри Эллен прекрасно понимала, что не следует разведенной женщине тридцати одного года от роду одной среди ночи бродить по окрестностям, особенно сейчас, когда город оккупировали войска северян, однако июньская жара вкупе с удушающим одиночеством заставили ее забыть об осторожности.

У живой изгороди высотой в половину человеческого роста, посаженной вдоль террасы над берегом, Мэри Эллен остановилась, чтобы отдышаться. Далеко внизу катила свои воды Миссисипи.

Еще мгновение, и она, покинув пределы своей частной собственности, стала спускаться вниз, к воде.

Полная луна освещала ей путь, внизу призывно серебрилась река.

Оказавшись на берегу, Мэри Эллен сняла туфельки и чулки, затем, приподняв юбки до колен, ступила на влажный песок и вздохнула.

Песок приятно холодил горящие ступни, и она улыбнулась от удовольствия, предвкушая, как, дойдя по косе до самого конца, поплещется немного в теплой речной воде. Всего лишь пару минут. А потом ей снова придется вернуться в одинокое заточение жаркого и пустого дома, стоящего на вершине утеса.

Не пройдя и нескольких шагов, Мэри Эллен заметила валяющуюся на песке купюру. Она недоверчиво покосилась на банкноту, решив, что кто-то за ненадобностью выбросил деньги, выпущенные Конфедерацией, однако, решив убедиться в правильности своей догадки, подошла поближе, подняла банкноту и посмотрела на свет. Надо же – хрустящая купюра в пятьдесят долларов, самые настоящие деньги!

Мэри Эллен огляделась. Впереди замаячила еще одна бумажка, за ней еще одна. Забыв о том, что юбки могут намокнуть, она бросилась подбирать деньги и вдруг увидела нечто заставившее ее замереть на месте.

Сабля, грозно поблескивая в лунном свете, торчала из песка, а возле нее возвышались вычищенные до блеска высокие черные сапоги. Небрежно брошенную рядом синюю куртку – военный мундир Армии Союза с желтыми орлами – знаками отличия капитана военно-морского флота – дополняли форменные штаны.

Мэри Эллен не на шутку разволновалась, от страха у нее волосы на затылке встали дыбом, а грудь сдавило тревожное предчувствие.

Она энергично завертела головой: где-то должен быть хозяин всего этого грозного обмундирования и денег, но она никого не видела. Ей очень хотелось схватить деньги и пуститься наутек вверх по отвесному берегу: видит Бог, деньги были ей очень нужны.

Так и не заметив никого поблизости, Мэри Эллен решила задержаться и осторожно приподняла синие штаны. Под ними на песке оказался маленький черный кожаный бумажник.

Однако Мэри Эллен – леди с безупречной репутацией, происходящая из семьи, весьма чтимой не только в штате Теннесси, но и по всему Югу, – с детских лет усвоила, как важно быть честной во всем. Правда, это было абсолютной истиной еще до войны, когда она и мысли не допустила бы о возможности заглянуть внутрь бумажника.

Опустив синие штаны на песок, Мэри Эллен еще раз тревожно огляделась, затем медленно опустилась на корточки, подняла маленький бумажник, заглянула внутрь и, увидев множество банкнот, судорожно вдохнув, принялась запихивать деньги в вырез лифа.

Внезапно руку Мэри Эллен накрыла худая смуглая рука, влажная от речной воды. Сильные пальцы сжали ее тонкую кисть.

Онемев от неожиданности, она инстинктивно обернулась и оказалась лицом к лицу с тем, кто поймал ее на месте преступления. Это был смуглый мужчина с черными как ночь волосами, с которых стекала вода, и блестящими влажными губами, изогнутыми в дьявольской усмешке. Глаза зловеще блестели, когда мужчина слегка повернулся и закрыл разворотом плеч луну.

Мэри Эллен словно оцепенела: страх сковал ее так, что она не могла пошевельнуться. С бешено бьющимся сердцем она разглядывала широкую грудь, покрытую вьющимися черными волосками; струйки воды стекали с покрывавших ее жестких волосков на ребра и плоский живот. Черная полоска сужалась книзу, доходила до пупка и дальше опять расширялась.

Мэри Эллен в ужасе вскрикнула и вскинула голову.

Купальщик был абсолютно голым!

Внезапно у ее уха раздался низкий мужественный голос, показавшийся ей смутно знакомым.

– Воровство у оккупантов карается смертью!

Сердце Мэри Эллен билось в груди так, словно хотело пробить грудную клетку. На подгибающихся ногах она шагнула ближе к незнакомцу, закрывая его наготу пышными юбками, но бесстыдник в ответ лишь презрительно засмеялся, а затем прижал ее к себе, и она почувствовала, как влага с его груди пропитывает лиф ее летнего платья.

– Неужели вы смущены, мадам? – язвительно спросил он.

Мэри Эллен наконец-то обрела дар речи и, глядя в светло-серые глаза, сверкавшие в темноте, крикнула:

– Да, разумеется! На вас нет одежды!

– Положим, это так, – спокойно ответил незнакомец. – Но вы меня уже видели в таком виде, и не раз. – Длинные узкие пальцы продолжали сжимать ее талию. – Неужели вы забыли те часы, которые мы нагими проводили вместе? Ты правда забыла, Мэри?

Мэри Эллен непроизвольно задрожала. Он назвал ее Мэри. Этого не мог сделать никто, кроме...

– Господи! – сдавленно проговорила она.

Этот высокий лоб, эти блестящие черные волосы... а еще огромные черные глаза под круто изогнутыми бровями, высокие скулы, прямой нос с узкой переносицей и широкий, с полными губами рот.

– Неужели Клей? Клей Найт – это в самом деле ты или?..

Мемфис, Теннесси

Жаркий августовский день 1840 года

– Клей! Клей Найт!

Девятилетняя Мэри Эллен Пребл мчалась вниз по ступеням Лонгвуда; светлые, цвета льна, волосы развевались на ветру, нарядная яркая юбка на лямках надулась колоколом.

– Клей, где ты? – позвала она своего товарища по играм, тихого темноволосого Клея Найта.

Мэри Эллен заметила его из окна своей спальни на втором этаже: он шел по усыпанной гравием дороге и нес под мышкой большую коробку. Это время ей следовало отдать послеобеденному сну – так было заведено у них в доме, но Мэри Эллен считала, что спать после обеда могут лишь младенцы и старики. Впрочем, о том, что она давно уже не ложилась спать в это время дня, не знал никто, кроме Клея. Каждый день в три часа Мэри сладко зевала и послушно отправлялась в свою комнату для двухчасового сна, который, по мнению ее родителей, был весьма для нее полезен, а оказавшись в своей огромной желто-белой спальне, либо читала любимые книжки, либо играла в куклы, благо их у нее было несметное множество, либо крутила сальто на пышной перине.

Иногда, обхватив руками тощие коленки, она сидела на подоконнике, глядя в открытое окно на идеально ухоженный сад, на извилистую, с песчаными отмелями ленту Миссисипи внизу и мечтала.

Отсюда она и заметила идущего по дороге Клея. Мэри Эллен не знала, что он придет, и начала отчаянно махать ему рукой, но он ничего не замечал, а крикнуть ему из окна она не могла из опасения побеспокоить мать, чья спальня находилась этажом ниже.