По сути, колдуны — такие же люди, как и мы с вами, так же болеют, страдают и мучаются, и как бы каждый из них не продлевал свой век, но, как говорится, выше головы не прыгнешь. Будь ты хоть десять раз колдун, но сердце у каждого только одно, и его, это сердце не заменишь другим, а все наши беды, поражения, горести, тяготы жизни — все это навечно откладывается на нем свинцовой усталостью и грубыми рубцами. И вот, когда Рин-Дор Д'Хорр счел, что он оказался в полной безопасности старый боец, казалось бы, вновь готов к схватке с молодыми волками — тогда, как оказалось, сердце не выдержало, оно просто устало…
Позже Рин-Дор Д'Хорра долго искали, разыскивали тщательно и дотошно, причем не столько его самого, сколько увезенные им манускрипты. В этих бесконечных поисках заглядывали и в родной поселок колдуна, правда, без особой надежды на успех — кто станет прятаться в довольно людных местах, да еще и по соседству с каменоломнями?!
Как и следовало ожидать, те из родственников Москита, которые к тому времени еще были живы, лишь разводили руками: мы о таком родиче и не помним, да и сам он после того, как еще ребенком покинул родное село, домой ни разу не приезжал, о себе никому знать не давал. И вообще — в поселке были уверены, что он давно умер. Вы, мол, не подумайте, что мы его прячем: у нас каждый человек на виду, сразу заметно, ежели кто новый в округе появится. Да и нет смысла прятаться в здешних местах: поселок захудалый, отдаленный, каждый проезжий на виду. К тому же каменоломни близко, и тех, кто там работает, надо опасаться особо. Там разбойник на разбойнике, вот их и надо бояться, а не какого-то там человека, невесть когда покинувшего эти места… Так что можете не сомневаться: нет у нас этого сбрендившего старика, он и близко тут не показывался. Да и кто сюда пойдет — здесь же каменоломни близко, охранников полно, и солдат тоже, так что надо быть совсем без головы, чтоб попытаться укрыться тут. И с этим нельзя было не согласиться…
Несмотря на то, что с той поры прошли сотни лет, многие книги, украденные обиженными стариками из хранилища, не найдены до сего дня, хотя их по-прежнему ищут, не переставая. Что ж, впредь многим не помешает запомнить — оскорбленный человек способен на многое. Так что некоторым наука: перед тем, как что-то сделать, лишний раз не помешает хорошенько подумать, что именно вы собираетесь делать, и чем это может грозить вам в будущем…
… Итак, старый колдун умер много лет тому назад, оставив нам, если можно так сказать, свою головную боль — эти проклятые манускрипты, за которые колдуны Нерга, не задумываясь, будут убивать без счета и жалости… Теперь главный вопрос: что нам делать дальше? И вопрос не простой, у нас от верного ответа на него зависит жизнь…
Теперь становится понятным и тот набор вещей, что отыскался в седельных сумках колдуна. Еда, которую Рин-Дор Д'Хорр взял с собой на то время, которое намеревался провести здесь. Шкатулка, в которой лежало множество снадобий, годных для очень многого, как хорошего, так и отвратительного… (Невольно подумала: многие из алхимиков за эту шкатулку без раздумий отдали бы не только свою душу, но и сгребли бы в кучу души ближайших коллег по нелегкому цеху алхимии)… Деньги и драгоценные камни… Ну, без них, естественно не обойтись. Книги… О них я пока помолчу. А вот для чего нужны свернутые в рулон пергаменты с печатями, да еще и с магическими метками на каждой из них? Вид у этих пергаментов какой-то уж очень… серьезный, что ли. Такие бумаги обычно лежат в крепко запертых столах, или в надежных сейфах, но уж никак не в старых дорожных сумках. Да вряд ли Москит стал бы брать с собой в тяжелый путь никому не нужные записи.
Варин показала пергаменты Казначею — все же он должен лучше всех разбираться в подобных документах. Может, поймет, что это такое, и для чего Рин-Дор Д'Хорр таскал их с собой.
Как и следовало ожидать, эти плотные листы с печатями, подписями, пломбами, магическими метками и еще невесть с чем, оказались долговыми расписками, но не простыми, а, если так можно выразиться, золотыми. Во всяком случае, у Казначея при виде этих бумаг загорелись глаза. Но вот когда я по его просьбе стала вслух зачитывать листы (притом не понимая в них и половины написанного), то, думала, все — Казначей помрет на месте. Глаза вытаращил, чуть в обморок не упал… Надо же, этот человек всю дорогу хотя постоянно ныл и действовал нам на нервы, но, надо признать, держался молодцом, а при виде этих листов у мужика чуть ноги не подкосились. Я, грешным делом, испугалась: как бы и Казначея удар не хватил! Вначале покраснел, потом побелел, глаза чуть ли не вылезли из орбит… Кажется, сердечный приступ у него был на подходе, а то ему грозило и что похуже… Спасибо Высокому Небу, до смерти или обморока не дошло, но от растерянности мужик сел на землю — ноги дрожали…
Как оказалось, у старого колдуна с собой была прихвачена целая пачка расписок, долговых обязательств, закладных и чего-то такого, о чем я не имела ни малейшего представления. Едва придя в себя, Казначей вцепился в пергаменты мертвой хваткой, а чуть позже растерянно объявил, что в этих старых листах находится куда больше золота, чем в казне многих государств, причем взятых вместе… Как видно, в свое время старый колдун сумел раздобыть расписки очень влиятельных людей, где фигурировали огромные деньги, втайне ссуженные под высокий процент (или же наоборот, одолженные), невозвращенные долги, заложенное имущество и еще много-много чего такого, о чем вслух стараются не распространяться.
Я не все поняла из слов Казначея, но, по его словам, это были расписки на предъявителя с неопределенным сроком возврата, причем все бумаги были составлены таким хитрым образом, что деньги по ним можно было получить любому предъявителю этих бумаг, причем по первому же требованию. Даже сейчас, спустя сотни лет после их выдачи, они, эти самые бумаги, были действительны — это должен был признать любой суд. И еще: по ним можно было стребовать целую гору золота. Вернее, далеко не одну гору золота, а во много раз больше.
Конечно, часть из этих старых бумаг, уже, можно сказать, сгорела за давностью лет — оно и понятно, с момента их выдачи прошли уже многие и многие годы. За это время с карты мира исчезли некоторые страны, пара-тройка из тех торговых домов, которым в свое время были ссужены деньги, давно разорились и безвозвратно пропали в круговерти веков (недаром Казначей со вздохом сожаления откладывал часть пергаментов в сторону). Тем не менее едва ли не половину находящихся здесь бумаг все еще можно было предъявить к получению. По словам Казначея, и того, что осталось, вполне хватит, чтоб устроить переполох в финансовом мире и пустить под откос кое-какие из старинных торговых домов, имеющих серьезные связи во всем мире. Стребовать с них деньги с набежавшими за сотни лет процентами… Это даже не огромные деньги, а колоссальные деньжищи, которые невозможно себе представить обычным людям!.. Да и кое-кому из правящих домов придется плохо…
Хм, — подумалось мне, — хм, а ты, Москит, как видно, ко всему прочему еще и хотел заняться довольно жестким шантажом. А может, придуманный тобой план возвращения в конклав был куда более изощрен, чем казалось вначале… Факт остается фактом: ты держал в своем небольшом, но крепком кулаке (или думал, что держишь) немало богатых и влиятельных людей, и, судя по всему, был абсолютно уверен, что деться им от тебя некуда…
Услышав про расписки, один из людей Гайлиндера, Лесовик — единственный человек, с которым Казначей никогда не ссорился, в шутку сказал нечто вроде того, будто все сказанное — ерунда и детские сказки, и единственное, что можно получить по этим старым листам — так это головную боль и пустые надежды. Вот тут-то я и увидела, как может вспыхивать от злости ехидный Казначей. Вытащив первый попавшийся лист пергамента, он стал совать его нам под нос и кричать, что, если, например, это долговое обязательство сегодня предъявить какому-то там торговому дому, ворочающему большими капиталами, то назавтра все хозяева того самого дома будут сидеть у храмов с кружкой для подаяний. Причем половина собранных ими на паперти денег все одно будет уходить на погашение накопившейся задолженности…
