Какое счастье, отстраненно подумалось мне, что подобных птиц у колдунов очень мало. Как и многое из того, что искусственно выращено, организм черных птиц-убийц был очень слабым, и подвержен всяческим хворям и заболеваниям. Более того: птицы обладали на редкость скверным характером, клевали всех и все подряд, так что ухаживать за ними было смертельно опасно даже для очень опытного человека. Случалось и такое, что они нападали на тех людей, к которым должны были привыкнуть, если можно так выразиться, с того момента, когда птенцы только-только проклюнулись из скорлупы, кто их кормил и чистил клетки. Так что ухаживать за ними рискуют немногие. Оттого этих птиц-убийц почти не разводили, так, на всякий случай поддерживали численность этих созданий, причем держали не более полутора десятка особей — с ними слишком много возни. К тому же преодолевать большие расстояния птицы не могли — быстро уставали и падали на землю, после чего они, подобно стрижам, уже не могли самостоятельно взлететь. И еще эти черные птицы совершенно не переносили холода: от него они впадали в самую настоящую спячку, и их можно было собирать едва ли не голыми руками…

Вскоре возле нас появились люди — староста селения с несколькими мужчинами мрачного вида и конные стражники. Надо же, заявились… Я, разумеется, понимаю, что это участок границы из числа тех, который так просто по горам не пройдешь, но все же местным пограничникам не мешает быть немного пошустрей. Похоже, Судя по всему, в здешних местах от сравнительно спокойной жизни люди несколько расслабились. Хотя селяне нас уже давно высмотрели, но, тем не менее, пока что близко к пришельцам из-за гор не подходили — опасались, ждали солдат. Это понятно — люди опасаются, не знают, кто мы такие, и что от нас можно ожидать.

Итак, десяток стражников во главе с командиром. Подъезжают к нам, и держат оружие наизготовку! А, да, ведь Оди все в мундире стражника… Конечно, к тем, кто является из Нерга, отношение настороженное.

— Кто такие? — подъехавший командир стражников шутить не собирался. — Что тут делаете? И что еще за погребение вздумали здесь устраивать?

— Мне бы вам надо сказать пару слов… — отбросил Кисс в сторону очередную горсть земли, и выбрался из ямы. — Только наедине…

После того, как Кисс о что-то негромко переговорил с командиром, тот сразу сменил тон. Понятно, что Кисс сказал ему пароль, или то-то из того, что на словах передала ему перед расставанием Варин. Более того: командир даже послал своих людей помочь нам копать могилу для Оди.

— А кого вы хороните? — вмешался один из тех, кто пришел из поселка. Судя по всему, среди селян он был самым главным. Очевидно, староста… — И почему здесь?

— Это мой брат — сказала я. — А почему здесь… Не думаю, что вы бы разрешили хоронить его на вашем сельском кладбище — у парня была другая вера.

— Это так, это верно… — подал голос еще один из подошедших селян.

— Извините, но я должен посмотреть, нет ли на парне следов какой-либо болезни — и командир откинул с лица Оди край плаща, в который парнишка был завернут. Глянув на молодое лицо парнишки, которое, по счастью, пока еще не тронул яд, он с искренним сочувствием посмотрел на меня.

— Что с ним случилось?

— Сердце… — обронила я.

Почему у меня вырвалось это слово — сердце? Да просто ничего иного не пришло в голову.

— Примите мои соболезнования — искренне сказал командир. — . Сейчас мои люди помогут вам опустить тело а могилу.

— Нет, мы сами! — не хватало еще, чтоб солдаты обратили внимание на то, что парнишка весит куда больше того, чем положено при его комплекции.

— Моя невеста права… — Кисс подошел ко мне. — Мы должны сделать это сами. Таков обычай в нашей семье…

— Ваше дело…

…Когда невысокий холмик был обложен дерном и камнем, мы еще минуту постояли возле него на коленях. Прости меня, Оди, ведь не только ты, но и я допустила ошибку, решила, что все опасности остались позади… Не было слез, но в душе царила сплошная горечь. Отчего многие из тех, к кому я привязываюсь, гибнут? Зяблик, Оди… Кто дальше?

Перед тем, как уйти, Кисс подошел к старосте, смотревшему на нас со смесью настороженности и любопытства, и протянул ему горсть монет, все, что до этого времени оставались у нас в кошельке.

— Прошу вас, присмотрите за могилой.

— Не беспокойтесь! — староста без промедления опустил ссыпал монеты в свой карман. — Все будет, как надо. Мы ж тоже люди, все понимаем…

— Спасибо.

Уже когда мы отошли от могилки на какое-то расстояние, я обернулась. Скоро помятые и увядшие цветы снова распрямятся, дерн даст корни, и это место опять будет радовать глаза людей своей красотой. Оди бы понравилось. Он был так счастлив, когда впервые увидел этот холмик с цветами!.. Бедный Оди…

Из Нерга мы вышли, но радоваться я не могу. На сердце будто лег тяжелый камень. Отчего-то мне кажется, что еще ничего не окончено…

Вот уже вторую седмицу мы живем в столице Харнлонгра, причем обитаем не где-нибудь, а в прекрасном дворце Вена. Нам выделены две небольшие комнаты: в одной мы поселись мы с Маридой, а в другой — Кисс, однако почти все время наша троица проводит вместе. Пусть даже мы находимся сейчас среди друзей, но, тем не менее, разбегаться по сторонам не сстоитледует. За несколько дней блужданий по Нергу наша троица привыкла быть вместе, так что не стоит расставаться и сейчас: как-то надежнее жить, когда ощущаешь рядом с собой плечо друга.

Дорога от границы до Нарджаля, столицы Харнлонгра, заняла несколько дней, причем нас доставили туда с большой охраной. В то селение, где мы остановились, прислали вооруженный отряд и карету в занавешенными окнами, в которой мы и добрались до нужного места. И если для Мариды езда в дорогом экипаже была чем-то привычным, то я несколько растерялась, увидев внутри кареты обивку из дорого шелка, мягкие подушки, корзины с едой и бутылками дорого вина… Будь я в своей старой одежде, в той, что вышла из Нерга, я бы и на порог этой прекрасной кареты даже не ступила, но вместе с экипажем нам была прислана и новая одежда, так что я не опасалась испачкать эту удивительную роскошь внутри каретыэкипажа. Единственное, что меня порадовало, так это то, что одежда, присланная нам, была мужской — я в последнее время совсем отвыкла от платьев.

Правда, Кисс после первого же дня езды в карете наотрез отказался и дальше продолжать в ней путь. Не слушая возражений, он оседлал Медка, и почти всю оставшуюся дорогу ехал подле нашего экипажа..

Я первое время старалась спать, а вот Марида — она постоянно отодвигала шторку и смотрела в окно кареты. Ее можно понять: старая королева вновь увидела свою страну, где она не была уже много лет. Вначале женщина молча смотрела на разворачивающиеся за окном пейзажи, но потом воспоминания стали брать верх, и тут уж мне стало не до сна. Бывшей королеве хотелось поделиться с кем-то теми чувствами, что вызывали в ее душе мелькающие за окном города и селения, так что и мне пришлось присоединиться к ней. Я слушала рассказы Мариды, и постепенно передо мной стала разворачиваться картина жизни Харнлонгра, страны Дана и Вена…

Однако когда мы стали подъезжать к Нарджалю, Кисс вынужден был вновь занять место внутри кареты. Как сказал ему командир сопровождающего нас отряда, он и без того пошел на нарушение приказа, позволив Киссу проехать большую часть дороги верхом, так что теперь пусть Кисс не подведет уже его самого.

В городе карета долго грохотала по мощеным камнем мостовым. Марида и тут не выдержала; несмотря на просьбу командира не смотреть в окно, она все же пыталась что-то высмотреть в щель сквозь задернутые шторки кареты — все же женщина чуть ли не двадцать лет не была в столице своей страны, и ей очень хочется увидеть, как сейчас выглядят знакомые места.

Потом карета остановилась. Скрип открываемых ворот… Кажется, наше путешествие закончилось. Приехали.

— Господа — распахнул дверь кареты командир отряда. — Господа, прошу вас…