Кинувшиеся к своим лошадям солдаты были остановлены окриком офицера:
— Стоять! Лучники!..
Спустя несколько мгновений вслед беглецу было выпущено немало стрел, только вот, на мой взгляд, в цель они не попали. Вырвавшийся пленник гнал лошадь не прямо, а как бы зигзагами, да и сам всадник настолько низко лег на коня, что попасть в него было крайне сложно. Еще немного — и лошадь с наемным убийцей скрылись за поворотом…
— Ну?.. — повернулся офицер к своим подчиненным. Один из солдат лишь отрицательно покачал головой.
— Боюсь, что не попали… Ловкий до невозможности! Я о таких кульбитах раньше даже не слышал, и уж тем более в глаза подобного не видел. Эх, сюда бы Дорана, того, которого мы сегодня оставили на постоялом дворе — вот то, и верно, мастер метать стрелы…
— Я, кажется, его задел… — подал голос один из солдат, тот, что вчера вечером изображал пьяного. — Точно не скажу, в ногу или в бедро…
— Кажется!.. — Ренхард Рейхард едва сдерживался, чтоб не выругаться в полный голос. — Кажется — это несколько не то слово, которое я хотел бы услышать! Дать уйти такому зверю!.. Кстати, чью лошадь он угнал?
— Мою… — растерянно сказала я.
Только тут до меня дошло, что вместе с выносливой и ласковой крапчатой кобылицей (подарка Вена, к которой за несколько дней я уже всерьез привыкла), пропали и все мои вещи, в том числе и новый замшевый плащ…
Интересно: то, что этот человек ушел на моей лошади — это случайность, или же таким образом он пытался показать мне, что не бросает своих слов на ветер?
А плащ все равно жалко…
Глава 28
К горам мы подъехали только к вечеру, и до наступления ночи передвигались меж серого камня. Здесь было достаточно холодно, особенно по сравнению с равнинной местностью. Еще больше похолодало, а ночью вообще посыпался мелкий снег с дождем, куда больше напоминающий напоминающим ледяную крупу… Как мне сказали, здешние места считаются самыми холодными в стране, отличаются особой суровостью даже в летом, в самое жаркое время года, а уж про то, что тут творится зимой, я даже не хочу думать.
Горы, серый камень, и почти нет никакой растительности, лишь кое-где встречаются небольшие островки чахлой зелени. Пусть над нами голубое небо, но на него то и дело едва ли не постоянно набегают тяжелые тучи, из которых сыплется то дождь, то снег. И еще постоянная промозглость и ветер, пусть и не пробирающий до костей, но достаточно неприятный… Непривычно передвигаться в таких вот местах, но, тем не менее, идти надо.
Да, жить тут достаточно неудобно — недаром последнее селение мы проехали еще днем. Понятно, отчего люди не желают ставить тут свои жилища — ни огород развести, ни скот пасти, все окружающее невольно навевает уныние и глухое раздражение, хочется все бросить, и уйти отсюда как можно дальше, где есть тепло, солнце и люди… К тому же погода тут достаточно скверная.
Пожалуй, и верно, нужно быть святым и оторванным от мира человеком, чтоб в одиночестве жить здесь, среди холодных скал, один вид которых наводит тоску и стремление уйти отсюда как можно быстрей и как можно дальше.
На ночь мы остановились в чем-то, похожем на небольшую котловину — там для лошадей оказалось немного свежей травы, да и нам ночевать было удобнее. На ночь развели небольшой костер — без него тут никак не обойтись. Конечно, мы опасались появления бывшего ученика Клеща — уже видели, на что тот способен. Оттого-то Ренхард Рейхард и велел дежурить по двое, причем постоянно держать наготове лук и стрелы.
— Если увидите нашего беглеца, то можете сразу спускать тетиву. Все ясно?
— Да. А если…
— А если кто-то из вас в него попадет и ранит, то для нас подобное будет только во благо. Если же выстрел будет смертельным… Тогда мы все хотя бы будем чувствовать себя куда спокойнее.
Ночью дежурные сменялись через два часа, но, по счастью, сбежавший ученик Клеща не появился. Я понимаю: хотя он и сумел сбежать от нас, но, тем не менее, ему надо каким-то образом снять с себя веревки и сети, а со связанными руками совершить подобное ему будет сложновато, да и времени на это уйдет немало. Ну, а в том, что он сумеет это проделать — сам снять с себя путы — в этом ни у меня, ни у остальных не было никаких сомнений. Плохо то, что он умчался вперед по дороге, и теперь мы продвигались среди этих серых скал с особой осторожностью — от нашего беглеца можно ожидать чего угодно, засады в любом месте, а в его мастерстве и ловкости мы уже успели убедиться на собственном опыте.
Только на следующий день, и то лишь после полудня, мы приблизились к тому месту, где жил отшельник. Дорог, как таковых, здесь не было, и мы шли по тем местам, где могли пройти наши лошади, хотя и заметно, что в этих местах все же появляются люди — все же кое-где уде уже привычный нам серый камень создавал вид тропы. Как видно, народ к отшельнику все же похаживал — ну, это понятно, у многих из нас есть проблемы, которые мы считаем не решаемыми.
Мы подъехали к одному из тех мест, которые Ренхард Рейхард счел самыми подходящими для засады. Вообще-то таких мест офицер насчитал с пяток, но почти все мы прошли без каких-либо сложностей, хотя каждый раз, перед тем, как миновать очередное опасное место, Ренхард Рейхард вначале отправлял разведчиков. Все проходило благополучно, опасности беглеца не было не видно, даже Койен молчал, и это меня, если честно, стало немного беспокоить: ну не может нас оставить в покое сбежавший ученик Клеща, что хотите мне говорите — не может! Не тот человек…
Если судить по карте, то нам оставалось дойти до нужного нам места всего около пары верст, когда после очередного петляющего поворота мы наткнулись на лежащего на дороге человека. Одетый в простую крестьянскую одежду, он лежал на земле лицом вниз, и под ним расплылось большое красное пятно.
В первое мгновение каждому из нас в голову пришла одна и та же мысль: это наш давешний беглец что-то придумал, и, без сомнения, очередную умную пакость! но, чуть позже, мы все обратили внимание на то, что на лежащем надета пусть все та же крестьянская, но, тем не менее, все же иная одежда, да и ростом этот человек будет повыше ученика Клеща, и в плечах пошире. Неужели наш беглец убил кого-то из тех, кто возвращался от святого отшельника? Этого еще не хватало!
По знаку РенхардаРейхарда двое солдат осторожно приблизились к лежащему, перевернули его на спину… Затем призывно махнули нам рукой — можно подходить.
Всмотрелись в лицо лежащего… Оно почти не пострадало, только было искажено от предсмертной боли. Нет, его я не знаю, никогда не встречала, да и остальные, судя по всему, тоже не имели никакого представления о личности погибшего.
— Он умер недавно, — осмотрел убитого РенхардРейхард. — Самое большее, несколько часов назад, а то и чуть раньше — тело уже окостенело. Это человек получил глубокую рану в грудь, можно сказать, грудная клетка у него была почти разрублена, и каким образом, прежде чем умереть, он сумел преодолеть расстояние от места, где его ранили, до того места, где его настигла смерть — лично мне это совершенно непонятно. Удивительно, что он не умер сразу…
— Нарвался на нашего сбежавшего приятеля?
— Скорей всего…
Тянущийся по камням кровавый след указывал, откуда пришел этот человек. Взяв оружие наизготовку мы прошли всего десятка два шагов, свернули за очередной поворот…
Перед нами оказалось самое настоящее поле боя — десятка полтора мертвых тел со следами жестокой схватки. А я-то думаю, отчего этот Койен не подал мне никакого сигнала тревоги! Ответ очень простой: тут уже нет опасности. Большинство людей лежало на небольшом расстоянии друг от друга. Такое Невольно создавалось такое впечатление, что во время боя почти все эти люди нападали на одного человека, но были и те, что находились в отдалении. Кажется, раненые отползали в сторону, пытаясь дать место другим, тем, кто был в состоянии сражаться…
А вот и мой плащ валяется на земле, только он уже никак не похож на ту прекрасную одежду, что я надевала на себя еще вчера. Сейчас передо мной лежала изодранная и окровавленная тряпка. Да, не везет мне что-то с модной одеждой…