Глава № 6 Любовь-морковь и прочие неприятности (лирические отступление «Доброй охоты»)

Где в «Школе для особо Одаренных» встречают первую любовь? Самое подходящее место для этого — подвал. Вернее морг, расположенный в подвале Школы, в пятницу, часиков эдак в 5 вечера, когда коридоры пусты и тихи, лампы в целях экономии выключены, а те, которые все же включены — время от времени мигают и потрескивают, создавая непередаваемую атмосферу таинственности и романтики.

«One more time I gonna celebrate

Oh yeah, all right, don't stop the dancin'»

Чмок! — и вишневый чупа-чупс за щекой сменил дислокацию — переместился слева направо, а я, продолжая тихонько напевать незамысловатый мотивчик, принялась оформлять последнего «жмурика». Да-да, я занималась этим крайне занимательным делом вечером пятницы, притом добровольно — начав учиться на втором курсе Школы Магии и Ведовства я решила получить лицензию на поднятие зомби (она была доступна лишь лучшим ученикам, ну и я бы стала одной из очень немногих особ женского пола в нашей стране и в мире, которая ею обладала). Вообще-то, подобным занимались курсе на 4-ом, но я решила начать уже сейчас, собирая пункты по мелочи, чтобы потом не разрываться между курсовыми, дипломом и этим делом. Для получения лицензии нужны были дополнительные занятия с Франкенштейном и Кащеем, ну и допчасы работы в морге. Кащею я за это убирала квартиру, а вот Франкенштейн подрядил меня на выпечку пирожков с капустой, до которых он был очень охоч, а так же повесил на меня оформление трупов, которые в последствии становились «учебными материалами», то бишь кандидатами в зомби, которых старшекурсники сначала поднимали, а затем упокаивали, ну а потом — наглядными пособиями для «расчлененки». Трупы, кстати, были из тех, кто завещал себя после смерти науке или из бездомных и никому не нужных. Мы потом кремировали их за счет Школы и хоронили «у Федоровича» — он был директором одного из кладбищ нашего города.

Итак, я закрепила на планшете формуляр и, причмокивая леденцом (таким способом я отучала себя от брезгливости — до сих пор было стыдно за мой обморок на первом практическом занятии), занялась оформлением.

«Имя» — хм, этот был из «безымянных». Ладно, пусть будет Полиграф Полиграфович.

«Возраст» — ну, на вид лет 55.

«Пол» — я на всякий случай заново приподняла простыню. Мужской.

«Причина смерти» — отравление некачественной водкой. Эх вы, Полиграф Полиграфович, лучше б вы водочки в магазине купили, а не какую-то гадость самопальную в гаражах недалеко от стройки — сами видите, что из этого получилось.

Мысленно читая нотации, я оформила Полиграфа Полиграфовича, задвинула тело в холодильную камеру и хотела уже идти к учителю докладывать об исполнении, как вдруг на плечи мне опустились горячие ладони, а приятный мужской голос тихо и проникновенно прошептал мне в ухо: «Гав!»

Не заверещала я лишь по одной причине — у меня с перепугу случился спазм голосовых связок. Хорошо еще, что только их, а не мочевого пузыря, например, а не то вышел бы тот еще конфуз. Медленно и не делая резких движений я повернулась, взглянула на напугавшего меня «песика» и….чупа-чупс выпал у меня изо рта, колени задрожали, а в крови началась самая настоящая гормональная буря. Дело в том, что передо мной стоял темноволосый, широкоплечий и очень симпатичный парень в серой футболке и штанах камуфляжной расцветки, но меня поразила не сколько его внешность (у нас в классе тоже были симпатичные ребята, а Мишель даже подрабатывал моделью для модных журналов), сколько исходившая от него какая-то непонятная, сумасшедшая энергия, которая заставляла сердце трепыхаться, а всякие дофамины, серотонины, адреналины и эндорфины — отплясывать самбу похлеще танцовщиц на карнавале в Рио.

— Привет. Франк Францевич у себя?

Я не знаю, к кому там прилетают страдающие ожирением Амурчики и пронзают своими стрелами сердца и прочий ливер, но лично мне, как некроманту, достался маленький и вредный бесенок со снайперской винтовкой и который стрелял, как истинный профессионал, в голову — мозги мне вышибло настолько качественно, что я даже говорить разучилась. Должно быть, я сейчас напоминала умственно отсталую, так как стояла и молча таращилась на него с приоткрытым ртом, разве что слюной не капала. Да что же это со мной такое!? Кстати, парня мое состояние тоже обеспокоило.

— Эй, малая, что с тобой? А ну смотри сюда. — он щелкнул пальцами и у него в руке возник маленький, но яркий красный шарик, которым он принялся водить туда-сюда. — Хм, зрачки на свет реагируют…И ты кто такая вообще? Правнучка Францевича?

У Франкенштейна действительно была правнучка-аутистка, славная, но молчаливая девочка лет четырнадцати, которую он приводил время от времени к нашим менталистам и на которую я была даже немножко похожа (её, к тому же, тоже звали Лена), и меня не удивило то, что меня за нее приняли — я так же впала в ступор, как и она при виде незнакомого, была ненакрашеная (сегодня у нас было черчение), волосы собрала в тощий хвостик пушистой розовой резинкой, а челку заколола такой же розовой заколкой, одета была в спортивные штаны и балахонистую футболку с Микки Маусом, а моя грудь ушла в глубокое подполье, придушенная тугим спортивным лифчиком (последней парой была физкультура и я решила не переодеваться). Кстати, а вот и мой «прадедушка» — чавкая пирожком и распространяя аромат капусты, из своего кабинета вышел Франкенштейн.

— Леночка, ты уже закончила? Тогда давай… — тут он осекся, заметив парня. — Стрельников? А ты что здесь делаешь?

— Вас ищу, Франк Францевич. Я по делу.

— И по какому такому делу?

— У нас сегодня практические занятия — будем отрабатывать ловчие заклинания и удары на поражение в темное время суток на пересеченной местности и нам бы парочку зомбей пошустрей…

— А больше вам ничего не нужно? — желчно спросил учитель. Естественно, он помнил, что у боевого факультета намечены практические занятия, но время от времени любил поиграть во «вредного препода», подчеркнуть свою значимость и выцыганить дополнительный бонус. Визитер знал об этом и тоже включился в игру.

— Ну, если у вас в кунсткамере оборотень или вампир засиделся, мы его тоже возьмем…

Кунсткамерой мы называли подземную кутузку для проштрафившейся нечисти — в наказание на них студенты Школы отрабатывали всякие заклинания и зелья.

— …и я уже с Борисычем и Степановной договорился, и у Гавриловны мертвецкий корень выпросил, курочек черных закупил, только жмуриков поцелей нужно. Вы ведь сегодня новую партию получили, да? К тому же, с нас причитаться будет.

— Ладно, пошли в кабинет, обсудим.

Очевидно, обе стороны пришли к консенсусу, так как через пару минут парень покинул кабинет Франкенштейна с довольной улыбкой и подошел ко мне, все еще стоящей в ступоре.

— Малая, извини, что напугал. Я думал, что ты — очередная студентка на отработке. И за чупик извини. — он кивнул на лежащий на полу леденец — Знаешь, конфет у меня нету, но ты жвачку любишь? Фруктовую? — Я кивнула. — Вот и ладушки. Держи.

Он вытащил что-то из кармана и всунул мне это в руку, а сам, посвистывая, направился к выходу.

— Э-э-э? — парень обернулся, а я протягивала ему то, что он мне дал. Вообще-то, данное изделие содержало и резину, и фруктовый вкус и аромат, но было абсолютно не предназначено для жевания.

— Упс, обознатушки. — он молниеносно обменял «изделие № 2» на «Орбит лесная ягода». — Пока, малая. — и растворился в полумраке коридора.

— Леночка! — я обернулась. Франкенштейн смотрел на меня с ленинским прищуром. — А ты хочешь поучаствовать в создании зомби высшего порядка и увидеть их в действии?

Лирическое отступление «Доброй охоты»

Герр Штейн, учитель Школы Магии и Ведовства по предмету «Нечисть и нежить» нетерпеливо ходил туда-сюда перед вытянувшимися в струнку молодыми, подтянутыми людьми в камуфляже и берцах и хрустел пальцами в черных кожаных перчатках. Теперь он мало напоминал милашку Франкенштейна — брюки с подтяжками, вязаную жилетку и мягкие тапочки заменили вытащенные из закромов кабинета брезентовый комбинезон, кожаная куртка, вся испещреная рунами, и черные кожаные сапоги, круглые очки-ленонки — дивайс a la Риддик с функцией ночного видения и увеличения и теперь эта машина по уничтожению нежити и дрессировки нечисти (пусть хоть и устаревшая, немного заржавевшая и скрипящая, но от этого не менее опасная), раздраженно вопрошала: