— И за что же? — с трудом выдавила из себя Маша, проглотив вставший посреди горла ком. — За что?!
Кира помолчала, тяжко вздохнула.
— Ты всегда была его недостойна. Как он вообще женился на такой, как ты? У него была масса вариантов, а он почему-то выбрал мужика в юбке! Впрочем, я тебя и в юбке-то никогда не видела. Я, конечно, тоже ему не подходила, но он был так добр ко мне. Кажется, я ему все-таки нравилась… Но он держал дистанцию. Понимал, что я не Смолина, я с ним по углам обжиматься не стану, а тебя он бросить не мог. Он слишком чтил святость брака…
— Он? — переспросила Маша, чувствуя, как мысли путаются еще сильнее. — Вадим? Ты про Вадима?
— А про кого же еще?! — зло выкрикнула Кира. — Или у тебя был еще какой-то муж?!
Маша прикрыла глаза. Практического смысла в этом не было, вокруг и так было темно, но это помогало собрать мысли в кучку. Она вспомнила, как Стас сказал, что в ее мужа были немного влюблены все женщины, называл в том числе и их художницу по гриму Киру Мельник, но Маша тогда не придала этому значения. Да, Вадим действительно привлекал внимание многих, но ей никогда не приходило в голову, что кто-то вроде Киры мог увлечься им всерьез. Она же его лет на пять старше! Впрочем, Кира сама сказала, что тоже не подходила ему… Но он и с ней вел себя так, словно восхищен и немного влюблен. Вадим вел себя так со всеми. Ему нужно было, чтобы все его любили.
— Так дело в ревности? — неуверенно предположила Маша. — Но это глупо, Кира! Разве нам есть теперь что делить? Он и год назад уже не принадлежал мне…
— Да какая, к черту, разница, кому он принадлежал? — перебила ее Кира раздраженно. — Просто мне известна правда, которую ты от всех скрываешь. И именно поэтому ты должна умереть!
— Правда? — растерянно переспросила Маша. — Какая еще правда?
— Правда о том, что ты убила его. И за это ты умрешь!
Каменев как раз нашел щиток, когда услышал выстрел. Сначала не поверил собственным ушам: тот прозвучал так близко! Словно бы за стенкой. Потом он понял, что так и есть: как раз где-то за стеной технического помещения находилась кухня, в которой остались Стас и Маша. И, по всей видимости, кто-то до них добрался.
Торопливо подняв единственный опущенный автоматический выключатель, он бросился обратно к двери, сжимая в руке травмат и понимая, что против винтовки у него мало шансов. Но все же бросить Стаса и Машу он не мог. Оправдать охвативший его страх, не позволивший кинуться в огонь за Лизой, еще возможно. В конце концов, он полицейский, а не пожарный! Огонь всегда пугал его, он все равно не смог бы правильно себя вести в горящем строении… Но бросить людей, на которых напал убийца, будет уже полным свинством с его стороны. Тут его зона ответственности, как ни крути. Даже если он сейчас не при исполнении. Это как быть врачом: обязан оказать помощь, даже если летишь в отпуск.
Входная дверь оказалась заперта. Каменев несколько раз дернул ее, прежде чем убедиться: она не откроется. Значит, стрелок все еще в здании. И единственный способ войти — разбить окно и влезть через него. Что Каменев и сделал.
Оказавшись внутри, он прижался к стене и прислушался. То ли стрелок не услышал звона разбитого стекла, то ли не торопился встречать гостей, предпочел затаиться. У Каменева такой роскоши не было: он услышал раздавшийся в кухне стон. Очевидно, кто-то был еще жив, но, возможно, ранен.
Это оказался Стас. Он лежал на полу в луже крови и силился встать, но у него ничего не получалось. Настольная лампа снова горела, поэтому Каменев смог быстро оглядеться и убедиться, что больше в кухне никого нет. Он быстро метнулся в соседнюю комнату: помнил, что там осталась нарезанная простыня, которой он перевязывал Илью. А Стасу сейчас тоже требовалась перевязка.
— Тихо-тихо! — велел Каменев, вернувшись и опустившись на колени рядом с ним. — Не дергайся! У тебя плечо прострелено. Чем больше будешь дергаться, тем сильнее будет идти кровь. Я сейчас…
Он сложил кусок простыни в несколько раз, приложил к ране и надавил, пытаясь остановить кровотечение. Стас послушно замер на полу и только зашипел от боли, едва не отключившись, но все же удержался в сознании.
— Это Кира, — торопливо сообщил он, словно боялся не успеть. — На нас напала Кира Мельник. Ударила Машу, выстрелила в меня, а потом куда-то утащила Машу…
— Успокойся, мы найдем ее! Далеко утащить не могла: здание заперто изнутри. Она где-то здесь.
Стас отчаянно помотал головой.
— Какая-то дверь хлопнула. Громко хлопнула… А может, и не дверь, не знаю…
— Тебе надо бы поскорее к врачу, — пробормотал Каменев, накладывая тугую повязку. — С ранением тебе не повезло: кажется, пуля попала в кость… Или еще где-то застряла. Крови много…
— Да нет, мне повезло, — слабо улыбнулся Стас. — Кира целилась в сердце… Почему она? Что мы ей сделали?
— Вы ни при чем, — заверил его Каменев. — А насчет нее у меня есть одна версия…
Однако озвучить ее он не успел: услышал шорох шагов в коридоре и успел схватить травмат прежде, чем на пороге появился седой мужик в плащ-палатке. Увидев наведенный на него ствол, тот замер, не торопясь проходить дальше. Посмотрел на лежащего на полу Стаса, оценил лужу крови и снова перевел взгляд на Каменева.
— Ты бы эту пукалку убрал, сынок, — добродушно велел он. — Толку от нее?
— С такого расстояния я легко попаду из этой пукалки тебе в глаз, — заметил Каменев, не шелохнувшись. — Так что не бузи. Ты кто?
— Я? Я-то здесь сторож. А вот ты кто? И что здесь происходит?
— Сторож? — с сомнением переспросил Каменев и усмехнулся. — Лапшу мне на уши не вешай! Я знаю местного сторожа. И это точно не ты!
От слов Киры у Маши перехватило горло. Ее всю словно парализовало, даже сердце, казалось, замерло, и на какое-то время она провалилась в воспоминания о прошлом. В тот дождливый день, когда она приехала в лагерь, желая убедиться в сплетне, рассказанной ей одной из участниц съемочной группы, вернувшейся в Москву вместе с основной ее частью.
Она тогда впервые воспользовалась машиной каршеринга. Не была уверена, что пойдет выяснять отношения, поэтому не хотела, чтобы кто-то в таком случае заметил ее визит. Но Крюков, направлявшийся в лагерь примерно в то же время за своей заначкой, по всей видимости, все же видел ее и узнал. Наверное, разглядел ее в салоне, а она его даже не заметила.
Но это, должно быть, случилось уже на обратном пути. А до этого она увидела сквозь лобовое стекло, как сначала Вадим скрылся в глубине лагеря, а потом и Смолина. Маша вышла из машины и отправилась следом, держась на безопасном расстоянии.
Она действительно видела их через окно. Как они целовались, как Вадим прижимал Смолину к стене, бесстыдно скользя руками по ее телу, забираясь ими под одежду. Ей тогда очень захотелось прикончить обоих. Она стояла, смотрела и фантазировала, как зарубила бы обоих, будь у нее топор.
Но топора у нее с собой не оказалось. И взять его она нигде не могла. Как верно заметил Стас, пожарные щиты уже тогда были пусты.
— Нет, нет! — крикнула Маша Кире. — Ты ошибаешься! Я не убивала его. Я никого не убивала! Я просто ушла тогда. Мне нечем было их убить! Да я бы и не смогла… Я просто уехала!
— Неужели? — едко отозвалась Кира. — А что произошло, когда ты шла к машине? Помнишь? Помнишь, кого ты встретила?
Маша вновь погрузилась в воспоминания. На этот раз о том, как торопливо шагала обратно к воротам. Дождь лил на нее сверху, снизу обувь промокла, поскольку она не разбирала дороги, шла сквозь заросли травы и наступала в лужи. Глаза заволакивали слезы, и она почти ничего перед собой не видела. Она бы и не заметила слегка подвыпившего Беркута, если бы тот ее не окликнул:
— О, Мария Викторовна! Какими судьбами? Вы ж вроде не участвуете в этом проекте? Или я чего-то не знаю? А может… Точно! Мужа навестить приехали, да? Или проконтролировать?
Его голос звучал насмешливо, издевательски. Вероятно, об изменах Вадима знали все. Возможно, Беркут просто был еще не в курсе, что новая пассия Вадима — его девушка. Потому что выражение его лица изменилось, когда Маша бросила ему в ответ:
