Морозов не улыбнулся в ответ, но и взгляд не отвел. Какое‑то время он просто смотрел ей в глаза, наблюдая, как улыбка медленно гаснет на ее лице.

– Хочешь сказать, что такая версия у тебя тоже есть?

Он пожал плечами и, словно оправдываясь, напомнил:

– Я следователь, Даш. Следователь должен рассматривать все возможные варианты. Всех, у кого была возможность и мотив.

– Разве у меня была возможность? – возмутилась она. – Я была в комнате с тобой!

– С твоих слов, – безжалостно возразил Морозов. – Я спал и не могу этого подтвердить. Сама говоришь, что я не проснулся, даже когда за нами зашли Столяровы. То есть ты могла в любой момент спуститься на первый этаж, а я бы этого и не заметил. А еще ты тоже была на кухне, когда я резал мясо тем ножом, и могла незаметно отложить его, сохранив на нем мои отпечатки.

– Но разве тогда мне не стоило бы говорить, что меня не было с тобой в комнате, пока ты спал? Какой мне смысл подставлять тебя и при этом создавать тебе алиби?

– Хотя бы такой, что я подполковник юстиции, у меня неплохая должность в СК, связи. И ты об этом прекрасно знаешь. Создавая алиби мне, ты могла рассчитывать, что я буду изо всех сил поддерживать эту версию и в ответ создавать алиби тебе. Может быть, даже «вспомню», что время от времени просыпался и видел, что ты рядом, читаешь книгу.

Дарья отстранилась, теперь упираясь локтями в свои колени, склонила голову набок и поинтересовалась:

– Пожалуй, мне стоит принять это как комплимент, потому что ты явно считаешь меня умнее, чем я есть. Мне бы такое и в голову не пришло! Но что насчет мотива?

– Страсть, месть, – перечислил он первые пришедшие в голову варианты. – Может быть, у тебя тоже был роман с Марком в какой‑то момент, а потом он бросил тебя ради той же Жени, чем тебя оскорбил. Ты ведь не Вероника, ты такого обращения терпеть не стала бы. Так? Или же роман между вами был уже давно, но в какой‑то момент он рассказал о нем Павлу, и это разрушило ваш брак. Тогда ты могла решить наказать его. Для того и привезла сюда меня: чтобы обеспечить себе защиту в моем лице.

– Я и Марк? – Она насмешливо покачала головой. – Ты это серьезно?

– А что тогда за история, о которой вы говорили с Павлом?

– История?

– Да, которой сто лет в обед, но о которой он только недавно узнал. И из‑за которой тебя бросил.

Выражение ее лица стремительно переменилось, на нем вновь проступили признаки возмущения и крайнего недовольства, которые Дарья редко позволяла себе демонстрировать.

– Ты что, подслушивал?

– Совсем нет. Просто шел в ванную комнату и случайно услышал ваш разговор. Так о чем шла речь?

– Это не имеет никакого отношения к убийству Марка!

Он хотел возразить и сказать, что в теории все, что угодно, может иметь отношение к убийству, и только следствие решает, что важно, а что нет, но его отвлек звук, донесшийся сверху. Морозов поднял вверх палец, призывая Дарью к молчанию, и прислушался.

По мансарде вновь кто‑то ходил. Причем нарочито осторожно, явно стараясь не привлекать к себе внимание, но время от времени все же выдавая себя.

– Что это? – шепотом спросила Дарья, вмиг насторожившись.

– Сейчас узнаю. Будь здесь.

Он торопливо встал с кресла, вышел из комнаты и направился к лестнице, ведущей в мансарду. Благо теперь он точно знал, где она.

В этот раз крышка люка оказалась поднята, а потому еще от подножия лестницы было видно, что наверху довольно темно. Свет, судя по всему, лился только с улицы через окна, никаких ламп не горело. Это вновь делало положение Морозова не очень‑то выгодным, но он все же решился подняться в мансарду. Старался при этом ставить ноги на ступеньки как можно осторожнее, чтобы не шуметь, но те все равно беспощадно скрипели под его весом.

Он прижимался к стене, чтобы улучшить себе обзор и в случае чего затруднить злоумышленнику нападение. Однако на него никто так и не напал. И сперва Морозов никого не увидел. Однако стоило ему найти выключатель и зажечь верхний свет, как в дальнем углу весьма просторного помещения обнаружился Григорий. С ракеткой для бадминтона в руке. Держал он ее так, словно собирался огреть ей кого‑нибудь по голове.

– Ты чего здесь делаешь? – удивленно спросил Морозов.

– Не видишь, что ли? – огрызнулся Григорий, демонстративно шевельнув ракеткой. – В бадминтон играю. А ты что здесь делаешь?

– А я услышал шум и решил проверить, кто тут ходит.

Григорий как‑то сразу расслабился, опустил ракетку и заметно ссутулился.

– Ты тоже слышал, да? Вот и мне показалось, что тут кто‑то ходит, но, когда я сюда поднялся, тут никого не оказалось. Решил, может, померещилось. Или это просто дом такие звуки издает…

– Ну я‑то наверняка уже тебя слышал, – заметил Морозов, скользя взглядом по помещению.

Оно действительно было похоже на библиотеку, а заодно и комнату отдыха. Посреди комнаты стоял довольно большой, но при этом низкий столик, вокруг которого тянулись легкие диваны и кушетки. В противоположном от Григория углу, ближе к люку, под торшером стояли столик поменьше и два кресла.

Вдоль стен тянулись разномастные шкафы и стеллажи. Похоже, сюда просто стаскивали разную ненужную мебель. На тех полках, что не были закрыты непрозрачными дверцами или дверцами вообще, теснились многочисленные книги, стопки журналов и настольных игр, какие‑то вазочки, статуэтки и прочие арт‑объекты. На одной из полок пылился даже настоящий армейский бинокль! На нижней полке стеллажа ближе к тому углу, в котором сейчас стоял Григорий, лежали ракетки для бадминтона и настольного тенниса, а также воланы и шарики. Стол для настольного тенниса тоже имелся.

А еще между шкафом и стеллажом притаилась дверь, которая, по всей видимости, вела в отгороженную часть мансарды. Здесь была еще одна, изолированная, комната.

Григорий уже положил ракетку на место и шагнул к нему, поэтому Морозов выразительно приложил палец к губам, давая понять, что лучше лишнего не шуметь. Когда Григорий замер, вопросительно глядя на него, он указал на дверь, которую тот, по всей видимости, не приметил, блуждая здесь в темноте.

– Там может кто‑то быть, – одними губами произнес он, ступая в мансарду и направляясь к двери.

Григорий вернулся и снова взял ракетку, как единственное доступное им оружие. Морозов велел ему посторониться, давая понять, что не стоит стоять напротив двери. Мало ли… Преступник может быть вооружен и начать палить, осознав, что его обнаружили. Поэтому, распахнув резко дверь, Морозов сам тоже спрятался за шкафом, прижимаясь к нему.

Выстрелов не последовало. Никакой реакции вообще, как если бы внутри было пусто. Морозов осторожно заглянул в небольшую комнату. Григорий сделал то же самое.

– Женя? – удивился он и попытался шагнуть к жене, но Морозов удержал его на месте.

Женя развалилась в кресле у окна, запрокинув голову на его спинку Ее глаза сначала показались закрытыми, а сама она – спящей, но потом Морозов разглядел, что веки ее лишь полуопущены. Под ними виднелись безжизненные глаза.

Жена Григория была мертва.

Сначала Григорий ничего не понял. Лишь в раздражении посмотрел на Морозова, мол, чего ты меня держишь‑то? Однако через секунду выражение его лица переменилось, он снова перевел взгляд на жену и дернулся к ней с большей силой.

– Женя!

Морозову удалось удержать его и в этот раз, хотя это оказалось нелегко, все‑таки Григорий – довольно крупный мужчина.

– Не надо! – осадил его Морозов все тем же приказным тоном, надеясь, что тот и сейчас поможет. – Не подходи к ней. Ты ей уже ничем не поможешь, а важные улики можешь затоптать.

Трудно было сказать, что подействовало больше: суть слов, тон, которым они были произнесены, или просто осознание случившегося, заставившее Григория безвольно обмякнуть, но рваться к жене он перестал. Его лицо скривилось, как у человека, готового заплакать, глаза, неотрывно смотрящие на жену, заблестели от слез.