— Спустились сюда, — не слишком понятно ответила Лиза.

— Здесь что-то вроде бункера, — пояснил Илья. — Этот лагерь построили гэбэшники, как мы знаем из сценария, и, судя по всему, построили они его не столько как лагерь, сколько как убежище. Когда мы с Каменевым делали первый обход, мы нашли этот погреб, припасы. Решили тогда, что это просто припасы на всякий пожарный. Мы не заметили ту дверь, она пряталась за стеллажами.

Он указал в угол, и Лиза посветила в том направлении фонариком своего смартфона. Там действительно находилась неприметная приоткрытая дверь, сдвинутый в сторону стеллаж и рассыпанные по полу консервные банки. Вот какой грохот Маша слышала.

— То, что это не единственный подвал, что есть другие подземные помещения, я заподозрил, когда мы по указке Климова искали Родиона в том корпусе. Я тогда заметил, что в одном месте линолеум, которым здесь застелены все полы, слегка топорщится. Под ним в полу явно была какая-то неровность, которая напомнила мне про найденный нами люк. Не знаю, кто постелил здесь этот линолеум, возможно, те сектанты делали косметический ремонт и решили так закрыть подпорченные временем полы, но в процессе все люки оказались закрыты.

— Когда эта сумасшедшая меня похитила, она привязала меня к одной из кроватей в том корпусе, — добавила Лиза. — Илья добрался до меня слишком поздно: вокруг все так полыхало, что нам было не выбраться. Но он освободил меня, а потом принялся резать линолеум. Я глазам своим не поверила, когда он открыл тот люк. Решила, что он чертов волшебник. Или экстрасенс.

— Ничего такого, — рассмеялся Илья. — Просто наблюдательность и умение искать пути отхода, даже когда ситуация, в которой они могут тебе пригодиться, еще не сложилась.

— Вот только теперь мы не можем выбраться отсюда, — вздохнула Лиза. — Выхода через вход в кои-то веки нет: он завален обломками.

— Я полагаю, что подземелье соединяет между собой все корпуса, в том числе административное здание, — добавил Илья. — Но в большинстве мест люки закрыты тем самым линолеумом, изнутри их не открыть. Здесь, — он указал на лестницу, ведущую вверх, — линолеум был разрезан, но место разреза спрятано под мебелью. Соответственно, выход заблокирован ею же.

— И Кира вернула ее на место после того, как заперла меня здесь, — вздохнула Маша. Потом задумалась ненадолго и возбужденно предположила: — Должен быть свободен выход в административном здании!

— Почему ты так думаешь? — уточнил Илья с осторожной надеждой в голосе.

— В какой-то момент Каменев предположил, что из здания должен быть еще один выход, о котором знает убийца Крюкова. Он полагал, что тот ушел через него. Думаю, Кира не только пряталась в запертой комнате, но и действительно пользовалась этим подземным коридором. Значит, должно быть свободно по меньшей мере два выхода: один в здании, а второй — где-то еще.

— Ну, тот, что в здании, найти проще, чем некий неизвестный, — кивнул Илья. — Думаю, я смогу сориентироваться. Идемте.

— Капитан, ты чего? — Стас ошалело уставился на него. — Он же все объяснил! Это просто новый сторож…

— Нет, это не просто новый сторож, — покачал головой Каменев, не отводя от старика взгляда. — Это Андрей Иванов, отец Киры Андреевны Мельник, в девичестве — Ивановой. Она же «пропавшая К. Иванова двенадцати лет». То есть та самая девочка, похищенная сектантами двадцать девять лет назад. Сейчас ей как раз сорок один. Так ведь, Андрей Семенович?

Тот помолчал, обреченно ссутулившись, а потом признал:

— Почти. Только сектанты ее не похищали, как оказалось.

— Вот как? А что же тогда случилось?

Прежде чем заговорить, Иванов снова какое-то время помолчал, стоя абсолютно неподвижно.

— Мы с ее матерью рано поженились. Как только я из армии вернулся. Но я решил и дальше идти по военной линии, а ей это не очень понравилось. Мы разошлись, когда Кире было шесть. Через год она снова вышла замуж…

— За Николаева? — уточнил Каменев.

— Да. Но Кира осталась моей дочерью. Я исправно платил алименты, забирал ее к себе, когда приезжал в нашу деревню, мы даже на море с ней вдвоем ездили. Бывшая не была против. Она новому мужу уже ребенка родила и больше им занималась. А Кира отчима на дух не переносила. Как и своего младшего брата. Ну и однажды, когда сектанты эти приехали пополнить запасы, она спряталась в их грузовичке… Сбежала, значит. Потом уже спряталась у них в лагере.

— Просто мелкий диверсант, — хмыкнул Каменев.

— Моя школа, — не без гордости отозвался Иванов. — Она потом рассказала мне, что познакомилась там с мальчиком. Он был чуть младше, единственный ребенок в общине. Кира уговорила его помочь ей. И он помогал. Таскал ей еду, собрал по всему лагерю кукол, чтобы ей было во что играть. Они и играли вместе… Но тогда я всего этого не знал! Приехал домой из командировки, а там меня огорошили: Киру похитили сатанисты, милиция не хочет связываться, а ее уже вот-вот в жертву принесут или живьем съедят, если уже не съели… Накрутили меня, в общем. Я и пошел ребенка спасать. Как умел.

Каменев кивнул, примерно представляя, чему учат в десантных войсках.

— Когда я нашел Киру, живую, невредимую и веселую, я уже три четверти лагеря перебил. Что мне оставалось? Только добить оставшихся и свалить вместе с Кирой. Я понимал, что, если вернусь с ней, меня посадят. Если верну только ее, а сам сбегу, больше никогда ее не увижу. А это было неприемлемо… Вот я и сбежал вместе с ней. Тогда все немного проще было, чем сейчас.

— Газетные вырезки о тех событиях ты собирал?

Иванов кивнул.

— Первое время иногда наведывался в эти края, покупал местную прессу, читал, что пишут, прислушивался к разговорам. Я не хотел, чтобы в том, что я сделал, обвинили кого-то другого. Даже не знаю, что бы я делал тогда, но этого, к счастью, не произошло. Официально было заявлено, что сектанты покончили с собой. Судя по тому, что я прочитал в газетах, у основателей такой план и был. Они заставляли своих последователей продавать все имущество, отдавать деньги общине. То есть им самим. И, скорее всего, готовили им отход в лучший мир. Потому, наверное, и принимали только одиноких и бездетных. На детей, видимо, рука не поднялась бы.

— Ну да, классика, — кивнул Каменев.

— Вот я тогда и подумал, что в сделанном мной нет большого греха. Последователи секты были обречены на смерть. А ее основатели ничего другого и не заслуживали!

— А наши коллеги? — чуть дрогнувшим голосом спросил Стас. — Они тоже были обречены? Это же вы их убили, так?

Иванов вновь вздохнул и продолжил свой рассказ, словно бы Стас ничего и не спрашивал:

— Мы хорошо жили. Я учил Киру тому, что сам умел, а она сама тяготела к этому… макияжу…

— Визажу, — машинально поправил Каменев.

— Ну да… С детства куклам любила лица подкрашивать… Губы, веки, щеки… Потом тушь где-то раздобыла, стала им и ресницы красить. Когда она подросла, мы переехали в город побольше, она чему-то такому обучилась, начала работать. Потом парня встретила, замуж вышла… Я оставался рядом, но в жизнь их не лез. И вдруг однажды ночью она мне позвонила. Мол, помоги, бать, я мужа своего убила. Оказалось, крепко ссорились они. А он же не знал, на что моя Кира способна. По пьяни отвесил ей оплеуху. Она его сковородой и забила до смерти. А мне что делать было? Конечно, я помог ей избавиться от тела. А соседи только и слышали, как мужик домой сначала пьяный пришел, поскандалил с женой, а потом хлопнул дверью и ушел. Так и не нашелся. Обозначили пропавшим без вести, позже признали мертвым. А мы снова переехали, уже в Москву. То есть Кира-то в Москву, а мне тут родительский дом как раз по наследству перешел. Вот я домой и вернулся.

— А что потом? — поинтересовался Каменев.

— Ну, после того случая с Кириным мужем я завел себе мобильник, оформленный на чужое имя. Киру заставил выучить его номер, нигде не записывать. Она так-то теперь своей жизнью жила, а я своей… Но иногда созванивались. И тут она мне позвонила с чужого номера и говорит, мол, помоги, я двоих убила, меня ранили, здесь еще шесть потенциальных свидетелей… Одной не справиться, в общем.