— Василиса, это мой брат Сэм или Семён, а это су… Тоня, — сказал Гоша, сплёвывая кровь с губы. Его трясло до сих пор, кулаки чесались. Он готов был увидеть кого угодно, но не родного брата в компании со змейкой. Большей подлости сложно было представить. Он хотел удавить обоих.

— Отлично. Не скажу, что приятно, но познакомились. Все в дом. Мне машину загнать надо, — Вася открыла дверь, щёлкнула выключателем и кивнула головой, предлагая поторопиться. — Чего стоим? Кого ждём?

Тоня нырнула первая в гараж, за ней богатырь Сэм, слегка неуверенной походкой. Гоша на пару секунд задержался. Злость не проходила, а лишь сильнее закручивалась огненной спиралью. Впервые он возненавидел родную кровь.

— Гош, чего замер? Топай, давай.

— Прости меня, — ответил он и быстро зашёл, сразу направившись к воротам, чтобы откинуть засов и открыть замки. Ему срочно требовалось снять стресс и очень хотелось взяться за топор, положить голову змейки на пень и рубануть со всей дури.

Пока хозяйка и постоялец занимались парковкой «Чайки», Сэм и Тоня стояли в сторонке как нашкодившие школьники. Они ехали сюда не на разборки, но попали под горячую руку. Тоня предполагала, что ей будут не рады, однако Сэм настоял на присутствии. Ему так много нужно было рассказать, что он не знал с какого конца начать. Всё получилось бы значительно проще, если бы Гоша ответил на сотню телефонных звонков, но тот не обращал на них внимания. Пришлось ехать на свой страх и риск незваными гостями. Потихоньку глаза привыкали к огромному помещению. Великолепная «Alfa Romeo Spider» вызвала приток ядовитой слюны у змейки. Девушка реально сглотнула и поджала губы. Мало того, что хозяйка прикатила на раритетной «Чайке», так ещё и шикарную тачку держала про запас. Сэм с любовью осмотрел «десятку», подозревая, что тот мужик, который позвонил прошлым вечером, прав — машину подлечили и залатали. Кто он такой, каким образом появился в нужное время, где нашёл номер телефона, Сэм спросить не успел. Всё, что он услышал — это адрес и фраза: «Забери от греха подальше». Интонации прозвучали впечатляюще, и Сэм сорвался, радуясь оказии. Встреча не разочаровала, но повергла в шок. Таким дьявольски жёстким Гоша не был никогда.

«Что с ним здесь произошло? Кто такая эта Василиса с некислым автопарком и мастерской? Удар женской ручки перекрыл дыхание влёт, а уж коленом саданула — будьте нате. На вид не впечатляет, но характер — огонь», — думал Сэм, наблюдая шикарную картинку. Вплывающая в ворота «Чайка» выглядела величаво и горделиво, словно корабль.

Васька сама села за руль, отрезая от воспоминаний ломоть. Глаза смотрели на чужаков, щурившихся от света фар, нога с трудом удерживалась, чтобы не поддать газку и не размазать по стенке, как паршивых тараканов. Ненависть зашкаливала, особенно при взгляде на красотку в чёрном обтягивающем платье и туфлях на высоченных каблуках. В жизни своей Васька не забиралась на такие шпильки и не собиралась. Она прищурилась, оценивая чужую необъятную грудь, которая на три размера была больше её собственной. Мысли стали ещё мрачнее. Тем временем Гоша закрыл ворота, уложил в скобы засов, делая деревенскую крепость неприступной.

«Буду скучать. Я уже скучаю. Зачем он приехал, да ещё с этой тварью? Завтра к вечеру уже увиделись бы», — загонял себя Аллигатор, недобро поглядывая на змейку.

Ей не нравился его взгляд: злой, колючий, прознающий, не то, что в лифте. Сейчас она не соблазнила бы его ничем. Всё понимала, а потому боялась за свою шкурку. Нервный стресс длился уже неделю. Гоша не хотел ни с кем разговаривать: ни с братом, ни с Анакондой. Он подошёл к «Чайке» в тот момент, когда Васька открыла дверь, собираясь выйти.

— Веди всех наверх, — сказала она, когда Аллигатор поравнялся с ней. Ощущение пустоты росло, будто открылась воронка вечности, забирая то, что нечаянно упало в руки. В её глазах было столько любви и отчаяния, что она старательно отводила взгляд. — И не распускай руки. Это твой брат.

— Вась, прости, — шепнул Гоша, не знавший, как поступить. — Я его не звал.

— Мизинчик. Это он стопроцентно. Иди.

Мысленно выругавшись, он повёл брата к лестнице на второй этаж. Тоня семенила следом. Васька устало закрыла машину и догнала компанию, когда они уже стучали по ступеням. Взгляд упёрся в стройные ноги гостьи, и хозяйка оступилась. На одной из них от лодыжки под самое колено вилась знакомая змейка с надписью «Анаконда». Перед глазами моментально всплыла фотография, и холод быстрее яда гадюки прополз в сердце.

— Я сейчас. Гоша, включи чайник, — не своим голосом произнесла Васька, наконец, поняв, почему разозлился Аллигатор.

Ей стало совсем плохо. Жар, вспыхнувший в сердце, разлился по телу. Скатившись по ступеням, Васька спряталась в хозяйственной комнате, именуемой подсобкой, и стала машинально собирать высохшие после стирки вещи Гоши. В один из карманов джинсов Васька вложила газетную вырезку, сложенную в несколько раз. Руки горели от мерзкой пошлятины.

«Я бы убила её на месте. Баба не захочет, у мужика не вскочит. Так говорил отец. И он прав. Пусть уже уедут все. Наверное, там другие правила, иной мир. Не для меня», — думала она, сидя на скамеечке с кипой сложенных вещей на коленях. Ладони разглаживали залом на футболке.

— Вась, ты где? — донёсся издалека беспокойный голос. Он перемещался, словно эхо. — Вась…

Гоша бегал по гаражу и заглядывал в машины, потом выскочил во двор, оббежал всё вокруг и снова вернулся в гараж. У него начиналась паника, как у заблудившегося в лесу человека. Только что он узнал новости, от которых закипел адреналин в крови. Рассиживаться было некогда.

— Вась, отзовись, — крикнул он.

— Чего орёшь? — донёсся её голос, и Гоша рванул на него.

Он влетел в подсобку и прокатился по кафельному полу, затормозив возле Васьки.

— Я потерял тебя, — с отчаянием на лице прошептал Гоша, опускаясь на корточки. Голова упала на мягкую стопку белья на её коленях, уткнулась лбом, руки обвились вокруг талии. Он вложил в слово «потерял» сразу всё: и поиски, и скорый отъезд, и непонятное будущее. — Вась, мне надо ехать.

— Поезжай. Вещи высохли, — сказала она и погладила его по голове, перебирая чёрные волосы.

— Не хочу. Оставь меня здесь насовсем.

— Гоша Аристархов, катись в Москву. Ты и так уже прописался в моём сердце. Чего тебе ещё надо? — усмехнулась она, бледнея от мысли о коварной искусительнице, осквернившей своим присутствием дом. Грязная девка сидела своей паршивой задницей на чистом стуле, светила сиськами и облизывала пухлые губы.

— Тебя.

— Сначала верни себя. Уезжай, пока я не раскисла окончательно.

— Васька, я — рохлик, типичный представителей рода городских прощелыг, — прошептал он, чувствуя тепло губ на своём затылке, ласковые ладони на шее. Васька отпускала его и держала крепче, чем любые цепи. Он не хотел думать ни о чём другом, только о ней, но впереди его уже ждало спасение карьеры, восстановление репутации журналиста, практически полная реабилитация, если такое вообще возможно. — Я попытаюсь…

— Не обещай. Ничего не обещай, чтобы потом не мучиться. Просто садись в машину и уезжай. Она довезёт тебя, куда угодно. Я уверена. Теперь в ней всё идеально, — вздохнула она. Порой по ночам вместо сна Васька колдовала над «десяткой». — Прощаться не пойду. Не хочу. Я — плохая хозяйка, но лучше посижу здесь. Гош, иди. Зря гараж закрыл…

— Вась, — он поднял голову и утонул в янтарном взгляде. Девственно чистый, безгрешный, тёплый, дающий надежду поцелуй коснулся его губ, и сердце оборвалось, перестало стучать. Его никогда так не целовали. Он и не предполагал, что выражение «пить уста» реально. — Я верну себя…

— Да. Ты сможешь. Иди, открывай ворота. Я потом их закрою, когда вы уедете. Гоша, иди, — Васька вложила ему в руки вещи и заставила подняться с корточек. — Уезжай.

— Вась… — он пятился к двери, разрываясь на части.

Душа просила остаться. Разум кричал о том, что надо исправить ошибки, вернуть достоинство, а потом уже поддаваться эмоциям. Васька приняла его падшего, убогого, отверженного, вернула ему веру в себя. Он хотел крикнуть, что вернётся, и не мог, потому что не знал, какое будущее его ждёт. Надеясь на светлое завтра, Гоша не отрицал окончательного падения. Одно он осознавал наверняка — его аморальной жизни пришёл конец. Единственная женщина, которую он хотел ощущать рядом — Василиса. Мужчина опалил своё сердце огнём, и не видел в упор никого.