Мы свесил ноги над водой, и молча жевали нашу вырезку и запеченный картофель.

— Нет вопросов? Комментарием? Экзистенциальных размышлений? — сказал наконец Винсент.

— В моей голове прямо сейчас столько разных мыслей, что я просто не знаю с которой начать, — ответила я.

— Тогда начни с основных, остальное оставь на потом.

Он поставил свою пустую тарелку на одеяло рядом с собой и выжидательно уставился на меня.

— Так, ладно. Кто они — жених с невестой, я имею в виду?

— Жорж и Шанталь. Он родился в восемнадцатом веке, она 1950. Он француз, она бельгийка.

— Тогда как они встретились? Я слышала, что вы ребята много путешествуете.

— Они встретились на ассамблеи — собрании нашего Консорциума, которое проводится раз в несколько лет. Съезжаются представители со всего мира. Мы обычно присутствуем только на европейских собраниях.

— Международные собрания ревенентов? Как Организация Объединенных Наций только для нежити?

Я сдержала свой смех, увидев торжественное выражение лица Винсента.

— Это древняя традиция. Встречи безусловно очень засекречены — по очевидным соображениям безопасности. Иначе это будет приманкой для нума.

— И на одной из таких встреч познакомились невеста с женихом? На политическом созыве?

— Ага, только помимо того, что та встреча носила информационный характер, в ней таятся и скрытые возможности. Трудно встретить кого-то, когда твой социальный круг общения ограничен.

Шарлотта мне как-то говорила о том же самом, именно по этой причине у неё не было парня. Теперь-то, конечно я знаю, что она влюблена в Амброуза, уже много лет. Я на мгновение задумалась, как ей пришлось без Чарльза. Мы несколько раз списывались по электронке, но я ничего о ней не слышала, с тех пор как её близнец сбежал.

Винсент начал лениво играть с моими пальцами, возвращая мои мысли обратно к здесь и сейчас.

— И много ревенентов находит себе партнеров? — спросила я. — Я имею в виду, что Амброуз и Жюль похоже счастливы и статусу одиночек.

— Они всё еще «новички». Им хочется быть похожими на современных подростков, не испытывающими желанием связывать себя узами брака. Зачем ограничиваться одним человеком, когда ты едва начал жить? Точнее едва началась твоё существование после смерти, — поправил он себя, — как не назови. Это не важно.

— Ты кажется был не прочь ограничить себя только одной девушкой, — поддразнила я его, а потом вдруг смутилась.

Винсент улыбнулся.

— Я другое дело, не забыла? Я собирался жениться, пока еще был человеком. Может быть, я просто такой парень, который хочет себя связать с кем-нибудь, — сказал он, наклонившись, и задумчиво уставившись на воду, прежде чем повернуть голову и взглянуть на меня.

— Возвращаясь к нашей теме разговора, — сказал он, застенчиво мне улыбаясь, — после нескольких сотен лет холостяцкой жизни, такие как Жорж, хотят связать себя с кем-нибудь. Думаю, что это одна часть нашей основы — человечности, которая остается с нами после смерти. Нам необходимо любить и быть любимыми.

— Хорошо, а что насчет Жан-Батиста? Он всё еще одинок.

Винсент посмотрел на свою воду и ухмыльнулся.

— Он не любит демонстрировать своих чувств.

— Что? — воскликнула я. — У Жан-Батиста есть девушка?

Он приподнял бровь, и улыбнулся одним уголком губ, помотав головой.

— Зрелая женщина? Парень…ой! — сказала я и до меня наконец дошло. — Гаспар!

Винсент одарил меня широкой улыбкой.

— Только не говори мне, что ты не догадывалась об этом.

Я покачала головой, но теперь когда я знала правду, всё встало на свои места. Она идеально подходят друг другу.

Винсент вскочил и забрал наши тарелки и унес их обратно в шатер. Вернувшись, он сел рядом со мной и сказал:

— У меня есть кое-что для тебя, Кейт.

Он сунул руку в карман пиджака и протянул руку, чтобы достать маленькую красную бархатную сумочку перевязанную ленточками.

Ослабив завязочки, я вытащила кулон на черном шнурке и аккуратно положила его себе на ладонь.

Это был золотой диск размером с долларовую монету, и он был оторочен двумя окружностями из крошечных золотых шариков, одним за другим. В центре диска был темно-синий треугольный камень с гладкой, слегка закругленной поверхностью. А на поверхности между камнем и окружностями были изображены изогнутые линии в виде пламени. Кулон казался на вид очень древнем, как греческие украшения в галереи Папи.

— О, мой Бог, Винсент. Оно великолепно.

Я едва могла говорить, горло перехватывало, от переполняющих меня эмоций.

— Это сигнум бардия. Сигнал для ревенентов, что ты связана с нами. Что ты знаешь, кто мы есть и тебе можно доверять. У Жанны такой — она его никогда не снимает.

На мои глаза навернулись слезы. Сжав в руке кулон, я крепко обняла Винсента за шею и не отпускала его в течение нескольких секунд. Наконец, отпустив его, я вытерла слезы.

Его улыбка была неуверенной.

— Так тебе нравится?

— Винсент, «нравится» не то слово. Он прекрасен, я даже не могу передать словами, на сколько. Где ты его взял? — спросила я, не в силах оторвать глаз от этого изысканного украшения.

— Это из нашей сокровищницы.

Я метнула на него взгляд.

— Так эта вещица Жан-Батиста?

Винсент ободряюще улыбнулся.

— Нет. Хоть он и хранится в его доме, но сокровищница принадлежит всем ревенентам Франции. Подобные произведения создавались в течение тысячелетия. По нашим записям, в прошлом эти использовались нашими эмиссарами в Константинополе в девятом веке.

Мои глаза расширились.

— А ты уверен, что мне его можно носить? Ну ты уверен, что не возникнет с этим никаких проблем?

— Я показал кулон Жан-Батисту и Гаспару, и они поздравили меня с моим выбором, согласившись с тем, что это был превосходный выбор для тебя. Она теперь твоя — тебе никогда не надо будет его возвращать. По крайней мере, я надеюсь, что ты не захочешь его возвращать.

Его улыбка была веселой, но глаза были серьезными.

Ого. Я посмотрела вновь на кулон и провела пальцем по пламени. Винсент изучал меня.

— Есть много различных интерпретаций символов — целые книги написаны о значениях этих символов — но пирамиды — это должно означать, жизнь после смерти, три угла означает, что мы три дня находимся в спячке. Пламя представлять нашу ауру, и только так мы можем быть уничтожены. А круг — бессмертие.

Я просто смотрела на Винсента, не в силах поверить, что символ винсентова рода, теперь был моим. Он взял его из моей руки и осторожно надел мне его через голову. И когда он откинулся, чтобы взглянуть на меня, на его лице было такое выражение буду я и сама драгоценность.

— Спасибо тебе.

— Я бы сказал «пожалуйста», но я не могу причислять себе все заслуги. Это не только от меня тебе. Это от всех нас. Я знаю, что ты была расстроена поведением Артура, когда он выставил тебя, заставив почувствовать ни одной из нас. Я хотел, чтобы ты знала, что это не так. Ты не ревенент, но всё же ты одна из нас. Сигнум означает, что ты наша родня.

Я растворилась в его объятьях. И когда он убрал волосы с моей щеки, я закрыла глаза и пожелала, чтобы ничего не менялось. Время бы замерло и мы могла бы остаться таким навсегда.

Две недели прошло с тех пор я в последний раз была в Le Corbeau, которые, казалось, тянулись бесконечно. Но, в конце концов, наступил вторник, и я была готова опрометью сорваться со своего последнего урока и скорее рвануть в магазинчик с реликвиями.

Поэтому, когда я вышла из школьных ворот и увидела Жюля, у меня возникло такое ощущение, что кто-то схватил меня за руки и надел на них наручники.

— Жюль, — сказала я, с нескрываемым разочарованием, — что ты здесь делаешь?

— И я рад тебя видеть, Кейт, — сказал Жюль, очевидно забавляясь ситуацией. — Твой парень попросил меня побыть твоим телохранителем во второй половине дня.

— О чем он попросил? — воскликнула я.