Я вешаю трубку на середине записи. Бог мой, я чувствую себя так одиноко. В моей жизни нет никого, кто хотя бы удаленно понимает через что я прошла.

Кроме одного человека.

Мои пальцы автоматически набрали номер Бекера прежде чем мой мозг осмыслил что я делаю. - Алло.

Это он - Калеб. Я даже не знаю что сказать.

- Мэгги? Я знаю что это ты, у нас есть определитель номера.

Я забыла про это.

- Привет, - бормочу я. - Как дела? -слезы наворачиваются на мои глаза, - Я просто…хотела поговорить с тобой.

- Почему ты плачешь? Тебе больно? Ты упала?

Я не могу говорить, потому что не хочу, чтоб он знал какая я слабая… Насколько сильно я нуждаюсь в его дружбе сейчас. Господи, все эти года я думала что умру, если он меня не любил так же сильно как я его. Но теперь я поняла насколько была глупа.

- Если ты мне не ответишь, я приду, несмотря на то дома твоя мама или нет. - Его голос резкий и приказывающий, я знаю, что он так и сделает.

- Нет, не приходи. Можешь встретиться со мной в Райском парке через десять минут?

- Я буду там, - обещает он.

-Я вытираю глаза рукавом своей рубашки.

- Калеб?

- Да.

- Спасибо.

В ванной я плескаю водой в глаза, и, сказав маме, что собираюсь навестить Даниэль, направляюсь в парк.

Через минуту приходит Калеб, одетый в джинсы и майку, простая рубашка наброшена поверх её. Он замедляет шаг, когда видит меня, и, без единого слова, заключает меня в объятия.

Я теряю самообладание и плачу прямо в его рубашку. Я вцепляюсь в него, когда начинаю рыдать не останавливаясь.

Я даю выход всему этому - свидание мамы, разговор с папой, моему замешательству во всем этом. Калеб не смеется, не отталкивает меня, не говорит… Он просто позволяет мне быть самой собой. Когда я успокаиваюсь, то отодвигаюсь и смотрю на беспорядок, который устроила на его рубашке.

- Я испортила всю твою рубашку, - говорю я между всхлипываниями.

- Забудь о рубашке. Что случилось? Я не смог разобрать слов, которые ты бормотала мне в грудь.

Сейчас я наполовину смеюсь, наполовину плачу. Он смотрит вниз на мою руку. Я делаю тоже самое, затем он медленно протягивает руку и берет мои пальцы в свои. Боже, как сильно я мечтала о нас, держащихся за руки, все эти годы.

Он берет мою руку в свою, и мы идем вместе по улице. Я смотрю в его глаза. Обычно они темные и задумчивые, но сейчас я вижу в них теплоту, которую никогда раньше не замечала. Он ведет меня к старому дубу. Мы оба садимся, затем он прислоняется спиной к дереву рядом со мной и отпускает мою руку.

- Хорошо, теперь поговорим.

Легко, потому что я не смотрю на него, я могу просто выбросить из памяти все то, что пошло не так в моей жизни. Я делаю глубокий вдох. Я собираюсь попытаться снова сказать все это без впадения в истерику.

- У моей мамы свидание с ее боссом, по совместительству сыном Миссис Рейнолдс. Думаю, мама любит его, но я не знаю готова ли я принять это. Я знаю, что это эгоистично, но мой отец практически игнорирует меня с момента их развода. Он снова женился, ты знаешь. И я думаю, что его жена хочет детей, словно у него нет меня. В довершении всего мой врач сказал, что я смогу играть в теннис снова, и каждый раз, когда я думаю об этом, у меня ком встает в горле и становится необходимым напомнить себе, как дышать… И тогда я позвонила тебе, потому что ты единственный, с кем я чувствую, что могу поговорить. Это смешно, ведь это ты.

Калеб играет с травинкой, которую он поднял с земли.

- Ты думаешь, твоя мама и этот парень, её начальник, будут счастливы? - спрашивает он.

Я думаю о том, как мама смеялась на Осеннем фестивале и о том, какой нервной она была этим вечером.

- Да, думаю. Но это та часть, которая и пугает меня. Это как закончить главу своей жизни и начать заново. Одинокая мама, парни… Так многое переменилось.

- Ты слишком много волнуешься о том, что еще не ясно окончательно. Тебе нужно сделать что-то, чтобы отвлечься от мыслей о том, чего никогда не случится.

- Например?

- Возьми в руки ракетку.

- Это не смешно, - произношу я, испытывая напряжение и готовая убежать.

- Я не пытаюсь быть смешным, Мэгги, - я слышу его вздох, тихий вдох и медленный выдох, - Могу я увидеть твои шрамы?

О, мой Бог.

- Нет.

Я лихорадочно качаю головой, все еще уставившись взглядом в землю.

И я знаю, что мое дыхание стало тяжелее.

- Пожалуйста, не злись на меня.

- Я не злюсь.

- Ты злишься. Я отправился в тюрьму из-за того, что оставил на тебе эти шрамы, но я не имею не малейшего понятия о том, как они выглядят.

Я поворачиваю голову и смотрю прямо в его глаза, темные и более оживленные, чем мне когда-либо приходилось видеть.

- Ты помнишь аварию? - спрашивает он, полностью сосредоточенный на моем ответе.

Я качаю головой.

- Ты ничего не помнишь? Наш разговор до аварии, как я сбил тебя машиной? Совсем нечего?

- Нет, это для меня большая пустота. Я знаю только то, что мне рассказали люди.

Он моргает, потом смотрит в сторону.

- Мы ссорились, ты и я.

- О чем?

У него вырывается короткий циничный смешок.

- О Кендре.

Я пытаюсь дышать ровно, так что не даю ему не намека на то, что помню. Каждое слово, его плевок в меня, когда я знала, что люблю его. Это единственная часть той ночи, которая совершенно ясна для меня. Остальные застряли в туманной дымке.

- Я не помню, - лгу я.

- Ты сказала, что она обманывает меня, что видела ее с другим парнем, но не сказала с кем. Знай, ты была права, - говорит он, - Она была с Брайэном прежде, чем я оказался в тюрьме, - он снова смотрит на меня, и на этот раз я не могу отвести взгляд, - Еще ты сказала, что любишь меня.

Я сглатываю, по- прежнему загипнотизированная его глазами. Этими глазами, что никогда не уделяли мне больше, чем сжигающий взгляд в том году.

- Я не помню, - шепчу я.

- Мэгги…, - он берет мою руку в свою и кладет мою ладонь на свою щеку, шершавую и с короткой щетиной. Он поворачивает голову и целует внутреннюю, чувствительную часть моей ладони, его глаза удерживают на себе мой взгляд, - Я должен был сделать это год назад.

Мое сердце сходит с ума, когда он наклоняется и прикасается своими губами к моим.

Я не мог заснуть прошлой ночью. В этом нет ничего нового, потому что каждая ночь заполнена беспокойством. Но прошлой ночью не было кошмаров о том, что я просыпаюсь в тюрьме, или о ночи аварии. Я оживлял в памяти события, произошедшие несколько часов назад. Поцеловать Мэгги - это была глупейшая вещь, когда-либо сделанная мной. Но её грустные глаза и уязвленное лицо, заставили меня захотеть её больше, чем я чего-то хотел в своей жизни.

Прошлой ночью в воздухе витали настоящие эмоции. Прошлой ночью в воздухе летала честность. Это было так небезопасно.

Когда я собираюсь в школу, то думаю о нашем разговоре после поцелуя. Она нервничала, я мог бы сказать это по тому, как дрожали её губы напротив моих. Она закрыла глаза и вцепилась в меня, когда наши губы встретились. Клянусь, я никогда не был так сильно возбужден. Когда я отстранился, у неё был обеспокоенный взгляд на лице, словно я провалил её экзамен по умению целоваться.

“Я не могу поверить, что это случилось,”- сказала она.

Я даже не помню, что ответил. Все что я помню, так это чувство глупости переполняющее меня, и желание узнать: какого черта, я решил поцеловать девушку, от которой должен держаться подальше любой ценой. Но быть с ней рядом так чертовски правильно, что я не мог устоять перед ней. Мы через столько прошли, наши жизни переплелись, и мы вместе впутаны в эту паутину. И я раздосадован тем, что не хочу выпутаться из неё.

Разочарованная Мэгги, она смущена, она зла… И она напевает эти смешные песенки, когда работает дома у миссис Рейнолдс. Можно подумать, я схожу с ума от этого. Но я не могу ничего с собой поделать, мне нравится, когда выбиваются волосы на её лицо в то время, как она работает, или, когда она сбоку смотрит на миссис Рейнолдс, твердящую о том, чтобы Мэгги садила правильно её глупые луковицы… И когда она не напевает, сопротивляюсь желанию сказать, чтобы она продолжала.