— Вы добрый человек, Джон Спенсер, — произнесла Сильвия. Улыбаясь, она направилась к двери, но внезапно остановилась и посмотрела на сестер. — Это семейная чета? — спросила она и в ответ услышала веселый смех Джона Спенсера.

— Как ты посмел, Джон?! — налетела на Спенсера Эстер. — Мы все знаем об этой женщине! Ее мать спала с пиратом. Ты можешь себе это представить?

— Да, могу, — ответил умудренный жизнью Джон. — Мне нравился Жан Лаффит. Но даже если бы он мне и не нравился, я бы все равно взял на работу его дочь. Она одинока и нуждается в помощи. Вы считаете себя христианками. Так где же ваши сострадание, понимание и любовь?

Он смотрел на этих старых дев и думал — уже в который раз, — имеют ли они представление, что значит — быть молодой и влюбленной, совершать ошибки, поддавшись страсти? Нет, они этого не понимают.

— Нет, Джон Спенсер, ты не заставишь нас смириться с ее присутствием, — заявила Мария. — Как ты можешь требовать от нас, чтобы мы общались с этой… этой…

Лицо сестры стало пунцовым.

— Ублюдком? — подсказал Джон, наблюдая, как сестры обмениваются взглядами. — В этом нет необходимости, мои дорогие. Если вы не желаете видеть ее, то сидите у себя наверху, потому что эта девочка будет работать в моей лавке.

— Но, Джон, мы не можем…

— Мне больше нечего вам сказать, — ответил Джон Спенсер, снимая салфетку с подноса с завтраком. Он откусил кусочек бутерброда и уткнулся в газету.

Лейтенант Хилтон Картин в промокшей от пота рубашке сидел на поваленном кипарисе в самом сердце Флориды. Он курил сигару и в который уже раз спрашивал себя, что он делает в этих тропиках и зачем гоняется за неуловимыми семинолами, которым он тайно симпатизировал. Это была их земля, их дом, их мир, а им приказали убраться с насиженных мест. Мог ли он винить их за неповиновение? Опустив голову, Хилтон закрыл глаза.

Он слышал о приказе Эндрю Джэксона, предписывающем семинолам убираться с их земель.

— Я говорю, что вы должны убраться отсюда, и вы уберетесь! — заявил он вождям семинолов на встрече в Форт-Кинге.

Храбрый молодой Оцеола воткнул нож в документ.

— Вот наш ответ! — гордо заявил он.

Отбросив сигару, Хилтон передернул плечами. Этот молодой храбрец был вождем семинолов. Он приехал в Сент-Огастин под белым флагом перемирия, присланным ему генералом Джессапом. Но генерал нарушил собственное обещание, арестовал Оцеолу и посадил его в тюрьму. Гордый Оцеола умер там от малярии. Ходили слухи, что тюремный врач отрубил индейцу голову и взял ее себе в качестве сувенира.

Вождь коакучи Дикий Кот стал постоянной головной болью армии Соединенных Штатов. Плененный вместе с Оцеолой, он совершил побег из тюрьмы и, вернувшись в болота, рассказал своим соплеменникам, что белым людям доверять нельзя. Хилтон полностью разделял его точку зрения.

— По коням! — Голос генерала Захарии Тейлора прервал размышления Хилтона. — Этот проклятый Дикий Кот скрывается где-то здесь. Мы выкурим его из логова.

Надев фуражку, Хилтон вскочил на коня. Он вместе с тысячью других солдат поскакал в направлении болот. Через час генерал приказал своим людям спешиться.

— Дальше мы пойдем пешком. Лошади здесь не пройдут, — сказал он.

Слева от них простиралась бескрайняя саванна, справа в непроходимые болота, впереди — целый лес острой как бритва осоки. Индейцев нигде не было видно.

Тейлор стал искать добровольцев, и, к великой досаде Хилтона, его указующий перст уперся ему в грудь.

— Кажется, вы хотите, лейтенант? — Взгляд стальных глаз генерала пронизывал Хилтона насквозь.

— Да, сэр, — ответил Хилтон.

Он и другие добровольцы разделились на две группы и начали пробираться через болота. Тишину нарушали лишь редкие крики птиц да плеск воды под сапогами.

Хилтон почувствовал, как волосы на голове встают дыбом. Он был уверен, что за ними наблюдают тысячи враждебных глаз. Они забирались все дальше и дальше в джунгли, и свисавший с деревьев лишайник цеплялся за их лица, затрудняя обзор. Они вышли на открытое пространство и увидели войско семинолов. Дикий Кот хорошо подготовился к встрече непрошеных гостей. Он поднял руку, и со всех сторон загремели выстрелы.

Хилтон сразу узнал Дикого Кота, словно был знаком с ним всю жизнь. Хилтон прицелился в его голую грудь, но в тот момент, когда хотел нажать на курок, пуля настигла его, и он упал на землю, не успев сделать ни одного выстрела.

Когда на следующее утро Сильвия Фэрмонт пришла в мелочную лавку, суровых сестер там не было. Джон Спенсер, подняв взгляд от гроссбуха, широко улыбнулся, подергал себя за бачки и весело сказал:

— Доброе утро, мисс Фэрмонт. Пришли точно вовремя. Прекрасно, прекрасно!

— Мистер Спенсер, я мисс Лаффит, а не мисс Фэрмонт, — поправила его Сильвия.

— Знаете что? — Джон Спенсер вышел из-за прилавка. — Чтобы не было путаницы, я буду звать вас Сильвией, а вы меня Джоном. Согласны? — Глаза его светились дружелюбием, когда он помогал Сильвии снять накидку.

— Джон, — Сильвия рассмеялась, — вы мне нравитесь.

— Рад это слышать, Сильвия. Идемте, я покажу вам мое хозяйство, пока нет покупателей.

Джон Спенсер был прекрасным человеком, но плохим бизнесменом. Он провел Сильвию по лабиринтам, заполненным товарами и провизией, разложенными в таком беспорядке, что Сильвия начала сомневаться, сможет ли она в случае необходимости найти здесь нужную вещь.

Бочки с дегтем, бочонки с хлебной водкой, гвозди, китовый жир, колесная мазь, свечи, парусина, канаты — весь товар был свален в одну кучу. Но Спенсер чувствовал себя здесь уверенно и прекрасно знал, где что лежит.

— Это не очень доходный бизнес, но он нас кормит, — сказал Спенсер. — Присаживайтесь на этот бочонок и давайте поговорим.

Сильвия смахнула пыль с бочонка и села, сложив на коленях руки. Она уже планировала, как все здесь вычистит, приведет в порядок, по-другому разложит товары.

Сложив коротенькие руки на крепкой груди, Спенсер заговорил извиняющимся тоном:

— Сильвия, мои сестры вчера были грубы с вами…

— Джон, не извиняйтесь. Я все понимаю.

— Можно я расскажу вам немного о своей семье? — Сильвия кивнула. — Я и мои сестры жили на ферме недалеко от Кливленда, штат Огайо, близ озера Эри. Отец был проповедником и сторонником строгой дисциплины. Он считал, что грех таится за каждым углом, проникает в каждую дверь, в каждое место, где есть любовь и смех. Он полагал, что дьявол везде поджидает нас. — Спенсер рассмеялся. — Похоже, мои сестры хорошо усвоили его уроки. Они слепо принимали его слова за истину. Когда умерла мама, он запретил дочерям выходить замуж. Они должны были сидеть дома и заботиться о нем.

— Может ли быть присущ служителю церкви такой грех, как эгоизм? — спросила Сильвия.

— Вы остроумная молодая женщина, Сильвия! Жаль, что Мария и Эстер не так умны, как вы. — Джон покачал головой. — В Огайо я женился на милой девчушке, распрощался с друзьями и семьей, привез молодую жену в Алабаму, имея в кармане совсем мало денег. Мы купили эту лавку у старика, ушедшего на покой, поселились в квартире наверху и были двумя самыми счастливыми людьми на земле. — Он тяжело вздохнул, помолчал и продолжал: — Моя очаровательная Лили вскоре забеременела. Она была хрупкой девочкой, маленького росточка… и слабенькой. Она умерла при родах вместе с сыном.

— О, Джон… — Сильвия погладила его по руке. — Мне так жаль.

— Я остался один, но мое одиночество длилось недолго. Вскоре умер отец, и я послал за Марией и Эстер. С тех пор мы живем вместе. У них никогда не было кавалеров. Они практически не выходили из дома, а теперь, когда мы живем в шумном порту, вообще не высовывают нос на улицу. Они никуда не ходят, кроме церкви и рынка, и каждый раз только в моем сопровождении.

— Вы хороший человек, Джон Спенсер, — улыбнулась Сильвия. — Я рада, что вы мне все рассказали. Я буду более уважительно относиться к вашим сестрам, и, возможно, со временем они увидят, что у меня нет ни когтей, ни хвоста. — Она рассмеялась и спрыгнула с бочки. — Пора приступать к работе, Джон. Где тут у вас метла?