11. Вера
Да! Каждый образ для меня священен!
Сберечь бы все! Сияй, живи и ты,
Владычица народа и мечты,
В чьей свите я казался обесценен!
На краткий миг, но были мы слиты,
Твой поцелуй был трижды драгоценен;
Он мне сказал, что вновь я дерзновенен,
Что властен вновь я жаждать высоты!
Тебя зато назвать я вправе «Верой»;
Нас единила общность ярких грез,
И мы взлетали в область вышних гроз,
Как два орла, над этой жизнью серой!
Но дремлешь ты в могильной глубине...
Вот близкие склоняются ко мне.
13. Надя
Вот близкие склоняются ко мне,
Мечты недавних дней... Но суесловью
Я не предам святыни, что с любовью
Таю, как клад, в душе, на самом дне.
Зачем, зачем к святому изголовью
Я поникал в своем неправом сне?
И вот – вечерний выстрел в тишине, —
И грудь ребенка освятилась кровью.
О, мой недолгий, невозможный рай!
Смирись, душа, казни себя, рыдай!
Ты приговор прочла в последнем взгляде.
Не смея снова мыслить о награде
Склоненных уст, лежал я в глубине,
В смятеньи – думы, вся душа – в огне...
13. Елена
В смятеньи – думы; вся душа – в огне
Пылала; грезы – мчались в дикой смене...
Молясь кому-то, я сгибал колени...
Но был так ласков голос в вышине.
Еще одна, меж радужных видений,
Сошла, чтоб мне напомнить о весне...
Челнок и чайки... Отблеск на волне...
И женски-девий шепот; «Верь Елене!»
Мне было нужно – позабыть, уснуть;
Мне было нужно – в ласке потонуть,
Мне, кто недавно мимо шел, надменен!
Над озером клубился белый пар...
И принял я ее любовь, как дар...
Но ты ль, венок сонетов, неизменен?
14. Последняя
Да! Ты ль, венок сонетов, неизменен?
Я жизнь прошел, казалось, до конца;
Но не хватало розы для венца,
Чтоб он в столетьях расцветал, нетленен.
Тогда, с улыбкой детского лица,
Мелькнула ты. Но – да будет покровенен
Звук имени последнего: мгновенен
Восторг признаний и мертвит сердца!
Пребудешь ты неназванной, безвестной, —
Хоть рифмы всех сковали связью тесной.
Прославят всех когда-то наизусть.
Ты – завершенье рокового ряда:
Тринадцать названо; ты – здесь, и пусть —
Четырнадцать назвать мне было надо!
15. Заключительный
Четырнадцать назвать мне было надо
Имен любимых, памятных, живых!
С какой отравно-ранящей усладой
Теперь, в тоске, я повторяю их!
Но боль былую память множить рада;
О, счастье мук, порывов молодых,
Навек закрепощенных в четкий стих!
Ты – слаще смерти! ты – желанней яда!
Как будто призраков туманный строй
В вечерних далях реет предо мной, —
Но каждый образ для меня священен.
Вот близкие склоняются ко мне...
В смятеньи – думы, вся душа – в огне...
Но ты ль, венок сонетов, неизменен?
22 мая 1916
16. Кода
Да! ты ль, венок сонетов, неизменен?
Как прежде, звезды жгучи; поздний час,
Как прежде, душен; нежны глуби глаз;
Твой поцелуй лукаво-откровенен.
Твои колени сжав, покорно-пленен,
Мир мерю мигом, ах! как столько раз!
Но взлет судьбы, над бурей взвивший нас,
Всем прежним вихрям грозно равномерен.
Нет, он – священней: на твоем челе
Лавр Полигимнии сквозит во мгле,
Песнь с песней мы сливаем властью лада.
Пусть мне гореть! – но в том огне горишь
И ты со мной! – я был неправ, что лишь
Четырнадцать имен назвать мне надо.
1920
Сны человечества
[Песни первобытных племен]
Из песен австралийских дикарей
1
Кенгуру бежали быстро,
Я еще быстрей.
Кенгуру был очень жирен,
А я его съел.
Пусть руками пламя машет,
Сучьям затрещать пора.
Скоро черные запляшут
Вкруг костра.
2
Много женщин крепкотелых,
Мне одна мила.
И пьяней, чем водка белых,
Нет вина!
Ай-ай-ай! крепче нет вина!
Будем мы лежать на брюхе
До утра всю ночь.
От костра все злые духи
Уйдут прочь!
Ай-ай-ай! уйдут духи прочь!
<1907>
[Отзвуки Атлантиды]
Женщины Лабиринта
Город – дом многоколонный,
Залы, храмы, лестниц винт,
Двор, дворцами огражденный,
Сеть проходов, переходов,
Галерей, балконов, сводов, —
Мир в строеньи: Лабиринт!
Яркий мрамор, медь и злато,
Двери в броне серебра,
Роскошь утвари богатой, —
И кипенье жизни сложной,
Ночью – тайной, днем – тревожной,
Буйной с утра до утра.
Там, – при факелах палящих,
Шумно правились пиры;
Девы, в туниках сквозящих,
С хором юношей, в монистах,
В блеске локонов сквозистых,
Круг сплетали для игры;
Там – надменные миносы
Колебали взором мир;
Там – предвечные вопросы
Мудрецы в тиши судили;
Там – под кистью краски жили,
Пели струны вещих лир!
Всё, чем мы живем поныне, —
В древнем городе-дворце
Расцветало в правде линий,
В тайне книг, в узоре чисел;
Человек чело там высил
Гордо, в лавровом венце!
Все, что ведала Эллада, —
Только память, только тень,
Только отзвук Дома-Града;
Песнь Гомера, гимн Орфея —
Это голос твой, Эгейя,
Твой, вторично вставший, день!
Пусть преданья промолчали;
Камень, глина и металл,
Фрески, статуи, эмали
Встали, как живые были, —
Гроб раскрылся, и в могиле
Мы нашли свой идеал!
И, венчая правду сказки,
Облик женщины возник, —
Не она ль в священной пляске,
Шла вдоль длинных коридоров, —
И летели стрелы взоров,
Чтоб в ее вонзиться лик?
Не она ль взбивала кудри,
К блеску зеркала склонясь,
Подбирала гребень к пудре,
Серьги, кольца, украшенья,
Ароматы, умащенья,
Мазь для губ, для щечек мазь?
Минул ряд тысячелетий,
Лабиринт – лишь скудный прах..
Но те кольца, бусы эти,
Геммы, мелочи былого, —
С давним сердце близят снова;
Нить жемчужная в веках!
