8 ноября 1906
Обреченный
Голос
«Ты – мой, моей рукой отмечен,
И я, уверенная, жду.
Играй, безумен и беспечен,
От счастья смейся, плачь в бреду, —
Ты вдруг очнешься, в час закатный,
Поймешь мой зов, лишь сердцу внятный,
И с воплем крикнешь мне: иду!
Ты многим клялся: буду верен!
Ты многим говорил: я – твой!
Но неизменен и размерен
Событий трепет роковой.
Что было – только предвещанья,
Что было – лишь знаменованья
Того, что быть должно со мной!
Ты сам не понял, не изведал
Своей последней глубины,
Ты душу радостности предал,
Как зыби медленной волны.
Я жду тебя с мечом разящим.
В былом, в грядущем, в настоящем
Мне дни твои обречены!»
Ответ
Остро и пламенно ранит
Взор твой, блестящий клинок.
Сердце искать не устанет,
Сердце – как в мае цветок.
Снова ли душу обманет
Богом назначенный срок?
Року иду я навстречу,
Взор упирая во взор:
Рыцарь – в жестокую сечу,
Верный – на ярый костер.
Ты позовешь, – я отвечу,
Скажешь, – приму приговор.
Долго я ждал. Неужели
Дрогнет и эта рука?
Строгие струны продели,
Цель моей жизни близка.
Ближе я... ближе... у цели..,
А! синий отблеск клинка!
14 сентября 1907
Осенью
Небо ярко, небо сине
В чистом золоте ветвей,
Но струится тень в долине,
И звенит вокруг чуть слышно
Нежный зов – не знаю чей.
Это призрак или птица
Бело реет в вышине?
Это осень или жрица,
В ризе пламенной и пышной,
Наклоняет лик ко мне?
Слышу, слышу: ты пророчишь!
Тихий дуть не уклоня,
Я исполню все, что хочешь!
Эти яркие одежды —
Понял, понял – для меня!
Это ты – на смертном ложе
Ждешь покорного тебе!
Пусть же тень ложится строже!
Я иду, закрывши вежды,
Верен Тайне и Судьбе.
Себастьян
На медленном огне горишь ты и сгораешь,
Душа моя!
На медленном огне горишь ты и сгораешь,
Свой стон тая.
Стоишь, как Себастьян, пронизанный стрелами,
Без сил вздохнуть.
Стоишь, как Себастьян, пронизанный стрелами
В плечо и грудь.
Твои враги кругом с веселым смехом смотрят,
Сгибая лук.
Твои враги кругом с веселым смехом смотрят
На смены мук.
Горит костер, горит, и стрелы жалят нежно
В вечерний час.
Горит костер, горит, и стрелы жалят нежно
В последний раз.
Что ж не спешит она к твоим устам предсмертным,
Твоя мечта?
Что ж не спешит она к твоим устам предсмертным
Прижать уста!
Видение
В сумраке вечера ты – неподвижна
В белом священном венце.
В сумраке вечера мне непостижна
Скорбь на спокойном лице.
Двое мы. Сумрак холодный, могильный
Выдал мне только тебя.
Двое мы. Или один я, бессильный,
Медлю во мраке, скорбя?
Смотришь ты строгим и вдумчивым взором...
Это прощанье иль зов?
Смотришь ты в сердце с безгневным укором,
Словно из глуби веков.
Ты ль это? та, перед кем, как пред тайной,
Робко склонялись мечты?
Ты ль это здесь или призрак случайный:
Луч и игра темноты?
Медлю во мраке глухом и глубоком,
Не отзываюсь, скорбя...
Медлю, – ведь если ты послана Роком,
Мне не уйти от тебя!
17 января 1908
Бой
Нет, не могу покориться тебе!
Нет, буду верен последней судьбе!
Та, кто придет, чтобы властвовать мной, —
Примет мой вызов на яростный бой.
Словно Брунгильда, приступит ко мне;
Лик ее будет – как призрак в огне.
Щит в ее легкой руке проблестит,
С треском расколется твердый мой щит.
Тщетно свой меч подниму на нее, —
В панцирь мой вражье вонзится копье.
Шлем мой покатится, грустно звеня.
Вражья рука опрокинет меня.
И, окровавлен, без сил, чуть живой,
Радостно крикну из праха: «Я – твой!»
1907
Лунный дьявол
Лунный дьявол, бледно-матовые,
Наклонил к земле рога.
Взоры, призрачно-агатовые,
Смотрят с неба на снега,
Словно тихо мир захватывая
В сети хитрого врага.
Руки, тонкой сетью сдавленные,
Без надежд упали ниц,
Реют тени новоявленные,
Словно стаи пестрых птиц.
Вижу вспышки молний, вправленные
В бархат сумрачных ресниц.
Знаю, знаю: крепко скрученного
Опрокинешь ты во мглу,
К синим молниям приученного,
Покоришь глухому злу,
И потом в врага замученного
Кинешь верную стрелу!
Лунный дьявол! Бледно-матовые,
Наклони к земле рога!
Взоры, призрачно-агатовые,
С высоты вонзи в снега,
И меня и мир захватывая
В сеть коварного врага!
