Григорьев уложил в ящик пару бутылок воды, затем достал какую-то банку и пару упаковок таблеток:
— Тут тебе кило тушняка и витамины. Сразу всё не сожри. Прости, что так мало, это мой 3-х дневный рацион. Мы тут немного голодаем, если ты ещё не понял. Рекомендую растянуть на пару суток. А там или к людям выйдешь, или… В общем, как повезёт. Далее. Кладу тебе комплект выживания для пилотов-космонавтов. Ну ты в курсе: нитка, иголка, пистолет Макарова, две обоймы, нож, компас и ручной фонарик. Шоколада нет, уж извини.
Сложив всё перечисленное в ящик, Док защёлкнул его, повесил цифровой замок:
— Код первые 4 цифры от входной двери.
Надсадно прокашлялся и продолжил:
— Теперь самое главное. Основной вход заблокирован. Энергии закрыть шлюз хватило, а вот открыть… Видимо, здание получило серьёзные повреждения, моторы не могут раздвинуть двери. В общем, выход запасной через воздушную шахту на уровне “минус 3”.
Григорьев помолчал немного, затем с жалостью посмотрел в камеру:
— Если ты останешься жив, для тебя будет ещё одно важное задание. И поверь, выполнение его даст тебе куда больше шансов выжить, чем уклонение от него. Я не могу тебе его сейчас дать. Во-первых, я не знаю, насколько ты боеспособен. Во-вторых, кто-то другой может добраться до записи раньше тебя. Ну и самое главное — исполнение может подождать довольно много времени. Единственное, что могу сказать — если захочешь выжить в нашем погибшем мире, то это задание тебе понравится.
Доктор поднялся, отряхнул свой замызганный халат:
— Мы уходим в резервный бункер ФСО, координаты тоже сейчас не дам. По пути мы остановимся у армяна, ты знаешь это место, до войны мы там с тобой пару раз шашлык жрали. От заднего входа в кафешку 30 метров на северо-восток, там закладка под камнем будет. Если камня не найдём, то просто в землю закопаем. На выходе в шлюзе костюм химзащиты со сменными фильтрами и лопатка. Специально о тебе позаботились, цени. Да! Чуть не забыл. В пирамиде дозиметр и батарейки. Код такой же, как у замка на ящике.
Григорьев помахал рукой и сказал напоследок:
— Код на двери 1922–1991…. Найди нас в бункере. Обязательно найди. Ты — наша последняя надежда. Не только на возмездие… Иначе, зачем мы все жили? Просто так небо коптили, а потом — раз, и всё? Нет уж! Мы ещё побарахтаемся, солдатик!
Изображение мигнуло, от флешки пошёл слабый дымок.
Экран компьютера потемнел и я увидел своё лицо в его черном зеркале. «Что, Федя, попал ты под раздачу, как кур в ощип…». Набрал код, открыл ящик. Пыль умудрилась попасть даже вовнутрь него; я вытащил ПМ, провёл быструю разборку-сборку, протёр, как смог, поверхности бумажками. Вставил обойму, дослал, посмотрел в зрачок ствола.
«А может…»
Секундная слабость прихватила горло, я подавил жалобный хрип, вытер лицо. «Нет уж, мы ещё побарахтаемся!».
Однако, пора было искать кровать и теплое место для проведения медицинских процедур. Забрав ящик, я провернул код на двери и осторожно приоткрыл её. В коридоре никого не было.
Зато были холод и темнота. Те же флуоресцентные полосы давали немного ядовито-зелёного света; на стенах коридора поблескивала изморозь, а грязный, весь в пепле и мусоре пол местами светился лужицами замерзшего льда.
Оставляя за плечом облачка выдыхаемого пара, я прошёл к двери комплекса «Альфа», открыл её ногой и вышел в продольный коридор подвала. Справа была дверь операционной. Внутри немного теплее — всё же, здесь стоял свой собственный РИТЭГ. Ожидаемо, он подмигивал красным светодиодом: «Всё, пацаны, мой срок службы вышел». Но, поверхность его всё же оставалась немного тёплой на ощупь. Хоть какой-то источник тепла! Подкатив кровать, я вколол себе содержимое шприца, подтащил пустое судно, открыл бутылку воды и стал ждать.
Вокруг царила абсолютная, до скрипа в ушах, тишина. Давила странная усталость, тело стало болеть сильнее. Я прилёг на кушетку и задремал, вспоминая свой жизненный путь.
А какой жизненный путь у сироты? После трудного и не всегда сытого детства в интернате — Суворовское училище. Закончил его с отличием, плюс “апостол” Кадочникова на занятиях по физподготовке воспитал из нас настоящих рукопашников. Детские мечты поступить в отряд космонавтов были жёстко приземлены комиссией: «Нам нужны пилоты, а ты — пехота». Но мечта осталась, стал искать какие-то коны по службе, благо суворовцам все двери открыты. “Апостол” свёл со служивыми из Ясенево, оттуда, оттрубив подготовку и обязательные полубоевые в Мумба-Юмбе, попал в ФСО. Странный извилистый путь объяснялся очень просто: страна наконец изготовилась к размещению постоянной лунной базы, а там нужны были не просто космонавты-пилоты, но и безопасники, и инженеры, и просто здоровые молодые люди, фанатеющие от звёздного неба над головой.
Под “крышей” ФСО был создан небольшой отдел, в котором преподавали не только специалисты по государственной охране, но и профессора из Звёздного городка, из МГУ и МАИ. Группа слушателей все, как один — молодые, до 25 лет, спортивные юноши и девушки, имеющие за плечами реальный боевой опыт. Получали как минимум две профессии — кроме собственно функций охраны космического объекта совмещали должность помощника инженера по энергосистемам, пилота челнока, инженера по СЖО, специалистов-геологов, инженеров по строительным работам, монтажу систем связи и т. п. Проект получил название «Альфа-Космос», под него было построено небольшое снаружи и довольно приличное под землёй здание, получившее название НИИ ПКТ — «Научно-исследовательский институт перспективных космических технологий».
В моей группе, под названием “Альфа-3”, учились всего 4 студента. Фёдор Панфилов, то бишь — я. Алексей Говоров — добродушный гигант с позывным “Громозека”. И пара девушек: Алиса Мокшина и Светлана Плотникова. Группа позиционировалась как силовая, обеспечение специальных операций на будущей лунной базе Луноград, возведение которой должно было начаться к окончанию нашего курса, или — через 3 года.
Вторая профессия, которую мы осваивали на курсе, была связана с космическими перелётами. Два вторых пилота — Алексей и Света, и два вторых бортинженера — я и Алиса.
Кроме нашей, было ещё несколько групп, с которыми мы пересекались в столовой и во время личного времени. Биологи, физиологи, химики, физики, инженеры, даже агрономы! В общей сложности, в Институте учились почти три десятка студентов для будущей лунной базы.
После выпускных, однако, оказалось, что строительство базы затягивается. Из-за всё время растущей напряжённости в мире, Россия и её партнёры по будущему Лунограду, вынуждены были немного притормозить график постройки сверхтяжелых «Амуров» — основных ракет для отправки грузов и роботов на Луну. Чтобы не терять подготовленных специалистов, группы отправились работать по своему второму направлению в центр подготовки космонавтов. А наша группа, «Альфа-3», была перенаправлена на перспективный проект изучения криосна. Научники посчитали, что для будущей экспедиции на Марс значительно проще организовать криомодуль со спящим экипажем, чем защищать от радиации весь корабль и тащить припасы на лишние месяцы путешествия.
— Ну вот посудите сами, товарищи. Куда проще защитить от радиации десять кубических метров с дьюарами на шесть человек, чем пятьдесят кубов на четверых! Да и реактор ядерного буксира сам по себе излучает неслабо. Так что, автоматика нежно выведет буксир на орбиту Марса, отцепит спускаемый модуль от опасного источника излучения — и только потом разбудит экипаж, — седой академик оглядел тогда нашу группу, задерживаясь на каждом взглядом, осознали ли мы всю важность нашей миссии?
Начали нас тестировать, и так уж оказалось, что мой организм лучше других подошёл к длительному пребыванию в “консервной банке” дьюара.
Тогда-то меня и выбрали для самого амбициозного эксперимента — 3-х летнего непрерывного сна.
«Этот опыт необычайно важен для будущих перелётов, Федя. Представь себе, — говорил мне тогда куратор проекта доктор медицинских наук Александр Иванович Григорьев, — если вдруг что-то случится с кораблём и нам придётся высылать спасательную экспедицию, необходимо будет точно знать, сколько времени возможно максимально продержать экипаж в криосне. Какие последствия для организма произойдут в случае, если человек будет спать не один год, а, скажем, два? А три года? А если — больше? Ты нам подходишь как никто другой — у тебя все показатели организма, все его параметры очень близки к средним показателям по группе космонавтов, которая уже сейчас начинает обучаться по программе освоения Марса. И этот опыт куда более важен, чем непосредственная работа на Луне — тем более, что подготовить специалиста вместо тебя мы успеем, пока ты будешь спать. Ну как, согласен?»